Игорь Недозор - Гарнизон Страница 7

— Сколько? — с усмешкой спросил Лыков.

— Не имеется, — убито закончил старшина. — И с обезболивающими никак. В смысле тоже не имеется. Вывезены как препараты строгой отчетности. Есть еще бормашина в зубном кабинете. Почти весь кабинет вывезли, а вот се оставили.

— Ничего более веселого сказать не можешь? — ехидно рассмеялся все тот же Довбняк.

— Могу, товарищ старший прапорщик, — вполне серьезно ответил Гена. — Позавчера с караваном пришла послушница ковена Грайни, направлявшаяся проездом в Крехсор. Явилась ко мне и сообщила, что целительницы сняли запрет на помощь нашим.

— Это хорошо, — обрадовался майор и тут же осведомился: — А почему сразу не доложил?

— Виноват, был занят по службе, не мог отвлечься, — отрапортовал начмед.

Майор вспомнил, что их отрядный медикус был действительно занят — как раз вчера рожала одна из горожанок, молодая вдова его солдата Кости Акинфиева, растерзанного месяц назад какой-то хищной нетварью в отрогах Клангорана, когда громили решивших угнездиться в тех краях разбойников.

— Насчет обезболивающих, — вмешался Артем Серегин. — Я вот думаю, может, нам использовать местный мак?

— Морфий неочищенный получить не так уж сложно, — кивнул Гена. — В принципе я знаю, как это делается. Хотя и теоретически, конечно, — зачем-то спохватился парень.

— Еще чего! — набычился вдруг Макеев. — Ты хоть понимаешь, какого джинна хочешь выпустить? Видел я в Афгане… Лучше уж самогоном пользоваться. Стакан засадил — и давай, как в древние времена.

— Да местной сивухой только крыс морить! — скривился медик.

— Все, я сказал, никаких опытов с дурманом! — повысил голос майор. — У нас тут УК еще пока никто не отменял! А с обезболивающими — не смертельно. Магов будем привлекать для этого дела, того же Аора. Ладно, садись Нет, можешь быть свободным, товарищ Тупиков, твоя помощь может понадобиться в любой момент.

Довбняк проводил парня недобрым взглядом, буркнул в усы что-то вроде:

— Вот умник выискался! Дрянь всякую делать, стюдент!

Макеев решил, что хитрована пора бы поставить на место.

— А что у нас по хозяйственной части, товарищ старший прапорщик? — как бы невзначай выделил он невысокое звание острослова.

— С ней усе довольно неплохо, в свете того, шо могло быть и хуже, — крякнул, поднимаясь, зам по тылу. — Вот, зачту докладную записку по провианту. Еды у нас пока хватает, и недостатка не наблюдается. Есть кофе индийский и даже никарагуанский, и какао «Серебряный ярлык» — не особо много, но есть. Правда, сахару маловато, и чай только грузинский второй сорт, хотя его и побольше, чем кофею. Но и его, когда весь выпьем, взять будет неоткуда, как и кофий с какавой. С шоколадом те же дела — как сожрем те сто шесть кило, что от летунов остались, так придется о нем забыть. Но вообще муки у нас полсотни тонн, перловки хоть жо… завались, ну и пятьдесят тысяч банок тушенки — НЗ нашей Особой Группы. Тушенка, правда, с истекающим сроком годности, но прошу заметить — не с истекшим. Гречка, пшено, рис. Кстати, полагая, шо мы тут надолго, по своей инициатива приказал вверенным мне солдатам перебирать потихоньку оные крупы на прэдмэт отыскания пригодных к посеву зерен, каковые были высажены мной на соответствующие дэлянки. Также под мою ответственность имеющиеся пятнадцать мешков высеяны в грунт, и заявляю ответственно, что урожай с тех мешков есть не дам — думаю использовать, как посевной материал. Еще мною обнаружены и изъяты подсолнечные семечки, какие были в посылке у одного нашего бойца — так что будет у нас масло постное, правда, не рафинированное. Ну, еще налажены отношения с местными крестьянами, а также горожанам оказана помощь в обработке пригородных участков полей. Но хочу сказать, шо желательно ничего у них пока не забирать, хотя бы в этот год. Потому как…

Макеев махнул рукой. Все и так понимали, что хорошие отношения с аборигенами важны как никогда, так что пусть пока лопают свою репу и прочие овощи.

— На крайний случай, — продолжил Довбняк, — думаю, товарищ капитан нам из своих стад барашков подгонит, — кивнул в сторону замполита. — Так что с голоду не помрем.

— Это всегда пожалуйста, — подтвердил Лыков. — Могу, кстати, предложить верблюдов, у нас их больше обычного в этом году. Так сказать, хороший урожай верблюдов выдался. Не молочный поросенок, конечно…

— Ничего, — покладисто согласился прапор. — И это сожрем, не до жиру… — Он усмехнулся, видимо, вспомнив идею Бровченко насчет топлива. — Но это еда. А вот с вещевым довольствием хужей. Если фактически, то только то, шо на бойцах, да в вещмешках. В наличии на складах имеется тысяча банок черного крема для обуви, два тюка холодного нижнего белья солдатского — трусы и майки, один тюк кальсон зимних и мыло хозяйственное. Вот и все. Правда, мыла много. Двадцать тонн.

— Что ж это получается? — тоскливо произнес Роальд. — Штаны с гимнастерками вывезли, а нас не успели?

— Да нет, товарищ капитан, просто у нас и до Эвакуации на складах было шаром покати. Вы же понимаете — секретность. Из-за этого нормального требования написать было ни на шо нельзя, все приходилось по фиктивным ведомостям в десяти местах получать — и без того кое-где бойцы уже обмундирование третьего срока носки надевали. Но вот что самое поганое — зима настает через три месяца, а зимнего обмундирования у нас не имеется — вот его вывезли. Кончено, тут не Заполярье, и полушубки вроде как без надобности. Но вы же помните, тут даже и снежок выпадает.

— Шкуры и войлок для пошива верхней одежды я могу поставить, — с готовностью предложил замполит.

— Ладно, об этом нужен отдельный разговор. Что по вооружению?

Начальник службы боепитания Сергей Буров вставать не стал — сломанная нога еще давала о себе знать.

— В общем и целом ситуация такова. На сегодняшний день в распоряжении сводного дивизиона имеется, не считая штатного вооружения бронетехники… — Он углубился в бумагу. — Пистолеты Макарова 9 мм — сто штук, пистолеты ТТ — двести пятьдесят штук, пулеметов ручных ПК — девяносто восемь штук, гранатометов РПГ-7В калибра сорок миллиметров — двести, пулемет ДШК — один и еще три в нерабочем состоянии. А вот патронов к ним много. Еще обнаружено триста автоматов ППШ и шестнадцать ящиков карабинов СКС — итого двести шестьдесят пять штук. Видимо, предназначались для вооружения союзников. Из артиллерии имеем две горные пушки, и по сто двадцать снарядов на каждую, батарею горно-вьючных минометов калибра 82,4 — даже и не думал, что это старье где-то хранится. Правда, пользоваться этим особо никто не умеет, — добавил он, вздохнув. — Есть еще одно 106-миллиметровое безоткатное орудие Б11 — предназначалось для вооружения морской экспедиции, но было оставлено у нас из-за поломки системы горизонтальной наводки. К нему двести снарядов. Стрелять из него, правда, придется, поворачивая всю пушку целиком, как в старину, но хоть что-то.

— Что еще?

— Серия плакатов по стрелковому вооружению для оформления учебного класса — десять комплектов, — закончил Сергей под тихие смешки собравшихся.

— А с патронами как?

— Патроны? Есть пока…

Он заглянул в бумажку.

— Патроны 7,62-мм к ППШ и ТТ — триста тысяч, патроны 7,62-мм образца сорок третьего года — в пинках и россыпью триста с чем-то тысяч, патроны для «калашей» калибра 5,54 — триста тысяч. Выстрела для гранатометов восемь тысяч, ручные гранаты Ф-1 — две с половиной тысячи. Еще есть восемь тысяч сигнальных ракет четырех цветов, и выстрелов к танковым пушкам калибра сто миллиметров — триста. Чего мало, так это патронов калибра четырнадцать и пять для КПВТ — от силы по три сотни на каждый ствол. К пулеметам Громова и того меньше — но двести семьдесят. Также с объекта тринадцатого управления КГБ вывезено тысячу двести килограммов аммонала и двести детонаторов.

Собравшиеся приободрились — с таким арсеналом ни одно войско в этих краях им пока не страшно…

А майор уже готовился опрашивать начальника службы связи и сигнализации, младшего лейтенанта Николаева…

…И вот сейчас, за дверью его, Макеева, ждут те же самые люди — чтобы услышать о перемене в их судьбе. С тех пор стало меньше патронов и почти не стало бензина, а место надежды на возвращение окончательно заняло понимание, что теперь их дом здесь.

Начиналась новая жизнь…

А какой она станет — это зависит от него.

От них.

От удачи.

От судьбы.

— Не пей. Вино отравлено, — улыбаясь, словно сообщала что-то очень приятное, прошептала ему на ухо Алтеи, нарушив политико-этнографические размышления.

Руки Макеева, только что принявшие от Гохосс-Са тяжелую золотую братину с вином, традиционно завершавшую пиршество, непроизвольно дрогнули. Хорошо, что сосуд уже не был таким полным, как сначала, а то непременно пролил бы рубиновую влагу, что считалось у степняков дурным знаком.