Агентство ’ЭКЗОРЦИСТ’: CITRINITAS - Михаил Ежов Страница 72

— Расскажи.

— На медицинском факультете в Стокгольме был какой-то радикальный социалистический кружок. Читали запрещённую литературу, распространяли листовки, устраивали тайные собрания, где ругали королеву Изабеллу и вообще монархию как форму правления. Элиас будто бы вступил кружок, но ненадолго, потому что спустя три месяца большую часть его членов арестовали, а прочих исключили из университета.

— Но не Элиаса?

— Нет, его не тронули.

— Значит, он выдал своих товарищей?

— Поговаривали, что он и вступил в кружок с целью выслужиться перед университетским начальством. Впрочем, я в это не верю.

— Почему?

— У него было полно денег. Он не нуждался ни в чьей поддержке.

— Зачем же он настроил против себя сокурсников? — удивился я. — Ведь после этого скандала его не могли не начать травить другие студенты.

— Начали, ясное дело. Думаю, Элиас сделал это либо по политическим убеждениям, либо по личной… склонности.

— То есть…

— Ради удовольствия.

Я задумался. Выходило нескладно.

— Элиас понимал, что станет предметом насмешек и ненависти, и его это, выходит, не беспокоило. Однако он никак не думал, что кружок был связан с крупной политической организацией под названием «Новая Швеция», — сказала Рессенс, видя, что я недоумеваю.

— Запрещённой?

— Да, революционной. Её руководители заочно приговорили Элиаса к смерти как предателя. Приведение приговора в исполнение отложено на неопределённый срок, поскольку он сбежал начала в Вену, где и доучивался, а затем — в Англию.

— Значит, на него охотятся?

Рессенс махнула рукой.

— «Новая Швеция» уже давно переживает не лучшие времена. Едва ли тамошним революционерам есть сейчас дело до Элиаса. Конечно, если он заявится в Стокгольм… Но доктор совсем англицировался. Собственно, на родине ему делать нечего.

Слова Рессенс о лорде Дербише оставили в душе неприятный осадок. Когда теплоход издал последний гудок, я вытянулся на диване в своей каюте, подложив ладони под голову.

Накладные усики давно отправились в мусорное ведро, а чёрная краска с волос успела частично смыться — патентованное средство «со стойким эффектом» оказалось не таким уж надежным, как было написано на упаковке — однако рыжим я пока не стал.

На этот раз я не стал дожидаться, пока начнётся морская болезнь. Спустя полчаса после отплытия отправился к корабельному доктору и потребовал нужное средство. Выпил и о качке больше не думал.

Глава 65

Сойдя на британский берег, был слегка разочарован: почему-то рассчитывал застать Лондон изменившимся, обвесенившимся. Но не было ни первых почек, ни зеленеющей травки — только мокрая голая земля вокруг чёрных деревьев.

Я нанял у пристани такси и велел ехать в «Императорский банк», где положил на свой счёт большую часть денег. Затем отправился пообедать в кофейню. Съел свиной гуляш с томатом и круассан с горячим шоколадом.

Наконец, отправился в полицию. Нужно было рассказать про смерть Лоузи и убийство доктора Барни. Я надеялся управиться достаточно быстро — часа за два, максимум три.

Однако меня сразу ждало разочарование: Глории на месте не было, и пришлось минут сорок ждать, пока освободится офицер, который сможет меня выслушать. Жаль потерянного времени, но что делать?

Наконец, меня пригласили в маленький кабинет, где за покрытым синим сукном столом сидел толстый лысый офицер с жёлтыми кругами под глазами и посасывал желудочную таблетку, целая упаковка которых лежала справа от него, перетянутая резинкой.

— Ну, — проговорил он, причмокивая, словно в зубах у него застряли кусочки мяса, — как ваша фамилия, сэр?

— Блаунт, — ответил я, садясь на прочный тяжёлый стул, стоящий напротив стола. — Кристофер Блаунт.

Полицейский задумчиво нахмурился, подозрительно прищурился.

— А документик у вас имеется?

— Паспорт, — я положил его на стол.

Полицейский подался вперёд, сгрёб пятернёй и почти минуту пристально изучал, пару раз взглянув на меня, сличая с фото.

— Хорошо, — проговорил он, наконец. Вытащил из нагрудного кармана очки, протёр стёклышки платком, нацепил на нос, шумно вздохнул. — Что у вас за дело… господин Блаунт?

Я набрал в грудь побольше воздуха и принялся рассказывать. Конечно, не всё: пока плыл из Амстердама, тщательно продумал, что буду говорить. Например, о клинике Рессенс упоминать было нельзя — я не забыл её угрозы касательно моих близких. Пока не будет ясно, насколько они реальны, лучше не рисковать.

Полицейский вначале слушал с видом скучающим, затем заинтересовался. А когда я дошёл до смерти Лоузи, попросил прерваться и куда-то вышел. Вид у него при этом был возбуждённый и обескураженный.

Вернулся минут через десять в компании другого офицера, высокого блондина с подкрученными усами и маленькими глазками навыкате, смахивающими на ягоды крыжовника.

— Капитан Резерби, — представился тот, садясь в кресло хозяина кабинета и сцепляя руки перед собой. — Я правильно понял, что вы были свидетелем смерти мистера Барни, сбитого автомобилем?

— Нет. Я не видел этого происшествия, но находился в это время совсем рядом, в его кабинете, и сразу вышел на улицу, когда стало известно о…

— Вы — господин Блаунт?

— Да, это я.

Толстый полицейский подал капитану мой паспорт. Тот взглянул на него мельком.

— Сын Советника Его Величества? Из рода Блаунтов?

— Он самый. И частный детектив. С лицензией.

— Да… я видел по телевизору. Хм… Это дело передано из полиции в наше управление, — сказал Резерби, внимательно взглянув на меня. — То есть, службе внутренней безопасности, представителем которой я являюсь. И веду это дело. Очень хорошо, что вы явились к нам. Но скажите, где вы были всё это время, ведь Лоузи умер уже давно. Чем вы занимались с тех пор?

— Прятался от его убийц. Они ведь, конечно, собирались и меня прикончить.

Капитан согласно кивнул.

— Мне нужны были деньги на обратный билет, — продолжал я. — Пришлось долго собирать.

— Как вы связаны с графиней фон Раскуль?

Пришлось честно рассказать о своей афере. Полицейский и капитан Секретной службы слушали молча, но было заметно, что изумлены.

— Однако! — протянул толстяк, когда я закончил. — В изобретательности и решимости вам не откажешь!

— Так вы не знаете, куда именно фон Раскуль направлялась в Амстердаме? — спросил Резерби.

— Увы. Мне уже было не до