Варианты будущего - Юрий Симоненко Страница 75

– Да, – опустив голову, сказал Зимин. – Понял.

– И что будешь делать?

Серж без всякого выражения посмотрел человеку в глаза, – ему бы заплакать, да слёз не было: видать, не только импланты сгорели… – то ли пожал, то ли передернул плечами, тщетно попытался сглотнуть ком.

– Верните, пожалуйста, пистолет.

Воскресение

Вижу,

вижу ясно, до деталей.

Воздух в воздух,

будто камень в камень,

недоступная для тленов и крошений,

рассиявшись,

высится веками

мастерская человечьих воскрешений.

Владимир Маяковский, «Про это»

– …Владыко Господи Вседержителю, Отче Господа нашего Иисуса Христа, иже всем человеком хотяй спастися… – бормотал священник, покачивая кадилом.

Запах фимиама щипал ноздри. Хотелось чихнуть, но не было сил.

– …молимся и мили ся ти деем, душу раба твоего Исидора от всякия узы разреши и от всякия клятвы свободи, остави прегрешения ему…

Вокруг собрались мои дети, внуки и домашние. Их лица были мрачны, руки опущены. Все молчали, внимая священнику. Дым фимиама плыл надо мною, позвякивали цепи и бубенцы на кадиле, тусклый свет от свечей, подрагивавших от сквозняка, то и дело менял очертания лиц собравшихся, делая их то благоговейно-скорбными, то неожиданно-угрюмыми, то по-шутовски забавными. Я смотрел прямо перед собой, и лица родных и стоявших позади них слуг становились размытыми, превращаясь в неясные светлые пятна.

– …Ты бо Един еси разрешаяй связанныя и исправляй сокрушенныя, надежда неначаемым, могий оставляти грехи всякому человеку, на тя упование имущему… – продолжал слуга Господень. Голос его становился всё тише, слова невнятны. Глаза мои заволакивала белесая пелена, а тело сковывал холод, идущий от пальцев ног и рук к груди – месту, где ещё теплилась моя грешная душа.

Страшно.

Силуэты вокруг слились в единую неподвижную массу, и лишь один из них, стоявший у меня в ногах и мерно покачивавший рукою с кадилом, от которого на меня наползала темная дымная туча, оставался различимым. Образ онемевшего священника у моей кровати, издававшего тусклые бряцающие позвякивания сквозь окутавшую меня холодную вату, стал последним, что запечатлели мои глаза.

Я умер.

Щелчок. Свет. Где я?

Не чувствую тела. Ничего не вижу… только свет. Свет! Царствие Господне!

– Боже! Господь мой! Слава тебе, господи! – воскликнул я.

– Спокойно, граф. Не волнуйся так… – раздался голос. Я не видел, от кого и откуда исходил голос – вокруг всё было бело – и потому решил, что слышу ангела, который, по причине моей чрезмерной греховности, для меня невидим.

– Прости меня, Вестник Господень, – кротко произнёс я тогда, – прости, что не могу поклониться тебе… ибо не чувствую ни рук, ни ног, и даже узреть тебя я, грешный Исидор, недостоин…

– Стоп, стоп! – прервал меня голос. – Так ты не видишь ничего?

– Нет, господин…

– Щас… Тут надо код сменить… – Голос произнёс ещё несколько слов, смысла которых я не смог уразуметь (говорит на языке ангельском, решил я), после чего всё вокруг меня вмиг преобразилось…

Я оказался как бы стоящим на высокой горе под голубым небосводом, а рядом был юноша в белых одеждах, прекрасный станом, и лик его был светел, и волосы его золотыми кудрями спадали на плечи. Говорю: «как бы стоящим» потому, что не чувствовал ни рук, ни ног, и даже не был уверен, что они у меня были. Всё моё внимание было захвачено зрением прекрасного юноши.

– Ну, как? Так нормально видно? – спросил он меня.

– Вижу тебя, господин, – отвечал я. – Позволь спросить, кто ты? Михаил или Гавриил?

– Я Илья, – ответил юноша.

– Пророк?.. – возникшая мгновение назад мысль, словно сама собой облеклась в вопрос.

– Нет, – покачал он головой, – оператор программы воскрешения…

Так началась моя новая жизнь.

То, что сообщил мне тогда оператор Илья, повергло меня сначала в недоумение, потом в отчаянье и страх. Оказалось, что с момента моей смерти минуло четырнадцать веков, и всё это время меня не было. Я не попал ни в рай, ни в ад, ни в подобное описанному у Данте Алигьери католическое чистилище… Я попросту не существовал. Оказалось, что всю свою первую жизнь я искренне верил в ложь: прилежно молился несуществующему богу, соблюдал посты, ходил в церковь, подавал милостыню, надеясь таким образом «собрать сокровищ на Небесах»… и всё впустую! На самом деле, ничего не было!

Мы долго говорили с Ильей, бродя по поросшим короткой сочной зелёной травой холмам. Он терпеливо объяснял мне всё то, что мог бы напрямую, в один миг поместить в мой разум. Но тогда я наверняка сошёл бы с ума (такое раньше уже случалось с другими воскрешенными).

Помню, каково ему было со мной… Я никак не мог уразуметь, что такое симуляция. Илья создавал передо мной предметы, животных, вызывал дождь и ветер, объясняя, что всё это суть программы. Я же видел чудеса и миражи. Чтобы до меня, наконец, дошло, ему пришлось кратко пересказать мне историю появления вычислительных машин, начиная от арифмометров Леонардо да Винчи и Вильгельма Шиккарда, знаменитой «Паскалины» и Жаккардова станка, программируемого при помощи перфокарт, и до русского «Феликса», немецкой «Энигмы» и первых американских и британских компьютеров. Он рассказал об изобретениях Вэнивара Буша, Конрада Цузе, Джона Атанасова и Клиффорда Берри, Говарда Эйкена, Сергея Лебедева и других учёных; рассказал об Алане Тьюринге и Джоне фон Неймане, о корпорациях «Intel», «Microsoft», «Apple» и производимых ими умных машинах; наконец, Илья объяснил мне, что такое компьютерные игры и виртуальная реальность. Рассказывая, он создавал – вернее, моделировал – передо мной те устройства, о которых шла речь, и наглядно показывал, как ими пользовались, вплоть до игр. Когда же в конце этого увлекательного экскурса я надел шлем виртуальной реальности, я, наконец, понял… и тогда мне стало по-настоящему жутко…

Я – программа! По сути, меня по-прежнему нет!

Я высказал эту свою мысль Илье, на что тот ответил:

– Иззи, ты мыслишь, значит существуешь. Всё просто: вспомни Уилла Оккама.

Я попробовал вспомнить, кто такой Оккам (в этом новом состоянии я сразу обнаружил, что помню всю свою жизнь в мелочах, даже то, что к старости позабыл), но не вышло.

– О ком ты говоришь? – спросил я.

– А… Ты же православный… Восемнадцатый век… В общем, монах такой католический жил в древности, ещё до тебя… Впрочем, сейчас это не важно. Потом, когда подключишься к Солнечной Сети, узнаешь подробнее про него, если захочешь… В общем, не накручивай и не усложняй, когда всё просто и очевидно. Понятно?

Я не стал спорить. В