Граф Суворов - Иван Шаман Страница 76

Просто потому, что все старые семьи за сотни лет так переплелись браками, что вместо какого-то приемыша ближайшим наследником может оказаться законнорожденный второй сын в другом роду. Ладно в дружественном, а если во враждебном, между которыми пробежала тень обиды или кровной вражды? Открытая война между могущественными родами никому в империи не нужна.

В общем третий вариант, с наследием, мой. И тут есть вполне законные основания с формальными признаками. Закончить училище, получить официальное признание у Мирослава и Романа, разрешение в дворянском собрании и только после этого официально стать наследником. Тогда у ни у кого не может быть претензий, тем более что я буду далеко не первый в очереди.

— Старшой, о чем задумался? — толкнул меня локтем Леха, когда лекция уже подошла к концу.

— О значении врачебной клятвы «не навреди». — проговорил я, глядя на ухрюкавшегося Гаубицева. — Тут же все зависит от мнения человека. Вот, например гангрена, нужна ампутация, но есть призрачный шанс что конечность заживет сама. И вполне не иллюзорный — что, если не отрезать, пациент умрет. Любое решение — вред.

— Да ты философ. — весело хохотнул Леха. — Тут, конечно, резать надо.

— И ты навсегда сделаешь человека инвалидом. — ответил я, покачав головой. — На сколько я понял резонанс хоть и ограниченно облегчает выздоровление — ноги руки обратно выращивать не позволяет. А значит ты сделаешь его калекой. Не лучше ли ему просто умереть?

— Не знаю. — нахмурился товарищ. — Сложный вопрос.

— А мне, кажется, нет тут ничего сложного. — сказал Жеглов. — Как человек хочет, так оно и должно быть.

— И в результате виноват окажется врач. У него на руках пациент умер. — усмехнувшись ответил я. — Не забывайте, что «не навреди» в первую очередь к самому доктору относится. Себе вредить тоже нельзя. Но мысль про свободу воли интересная. Я ее подумаю на досуге. Леха, все готово?

— По высшему разряду! — довольно улыбнулся Шебутнов, мы скинулись всем курсом, расспросили Ангелину и нескольких «лояльных» девушек, и вроде как подготовили все «оружие» необходимое для следующего этапа сдачи зачетов. Через пятнадцать минут мы, всей дружной толпой в семьдесят пять человек стояли у кабинета. Дверь чуть скрипнула, и из нее, пятясь, вышла женщина лет шестидесяти.

— Ой! — вскрикнула она, наконец повернувшись, и схватившись за сердце. — Вы кто? Что вы здесь делаете?

— Уважаемая Галина Ивановна, мы ваши студенты, первокурсники. Простите нас, непутевых. — сказал Шебутнов, умеющий делать такой жалостливый вид, что расплачется даже камень. — Примите нас, сиротинок. Под ваше крыло?

— Я что, квочка какая? — нахмурилась преподавательница русского и литературы, но вскоре сдалась под нашими грустными взглядами и со вздохом отперла дверь в класс. — Ну что же с вами делать. Ладно. Заходите.

— Спасибо огромное, Галина Ивановна. — хором ответили мы, заставляя букетами и горшками с рассадой весь учительский стол. Женщина что-то довольно понюхала, а затем повернулась к нам, осмотрев полностью забитый класс.

— Зачет нужен? Значит отработаете и никому никаких поблажек не будет. Рассаживаемся. Пишем сочинение. — строго проговорила женщина, беря в руки указку. — Первый вариант — роль декабристов в формировании нового боярского собрания. Второй вариант — сожжение Москвы, роль в истории государства российского. Третий вариант…

У меня, как всегда сидящего по центру на первой парте, выпал четвертый вариант. Роль императора Николая в перестроении общества на стыке эпох. Не самый лучший, потому как что в моем мире, что в этом, Николай был откровенно слабым правителем долгое время, не решавшимся на столь необходимые реформы.

Только здесь произошло открытие эффекта резонанса, возвышение старой аристократии и крупной буржуазии, силовое подавление всех попыток коммунистического восстание и только потом — преобразование. Но не мог же я написать, что царь батюшка идиот?

Вернее, конечно, мог, но сомневаюсь, что тогда сумел бы получить зачет. Крепостное право отменил, землю выделил — уже молодец. Изменил дополнил и снова ввел табель о рангах — дважды молодец. Открыл доступ к резонансу для особенно талантливых крестьян, беря их в армию…

Хотя, конечно, это не он лично — советники и помощники из числа часто безымянных управленцев на местах. Но несмотря на совершенно иной путь развития современное аристократическое общество мало отличалось от того, что я помнил в моем мире. Разве что олигарх использовал для устрашения не армию карателей и коллекторов, а свою личную силу и резонанс.

— Подписываем листочки в левом верхнем углу, разборчиво, и сдаем работы! — приказала Галина Ивановна. — Если будет меньше трех ошибок на полтора листа — это зачет. Нет — значит нет. Пересдача в следующей четверти! И больше, чтобы вы мне таких сюрпризов не устраивали, а то аж сердце заболело.

— А может гиацинты? — спросил я, кладя перед ней почти полностью исписанный двойной листок.

— Может… но на ваши оценки это никак не повлияет. — строго сказала женщина, поправив кудри.

— И как такой божий одуванчик оказался в этом… училище? — задумчиво проговорил Леха, когда мы группой уже вышли из здания.

— Ясно как, хотела помогать детям, осталась на учебных, а не руководящих должностях. — пожал я плечами. — Так. Вы идите, на ужине встретимся, а мне еще надо в одно место заглянуть.

С этими словами я отделился от толпы и направился прямо к административному корпусу. Перед тем как войти, снял и спрятал наушник и Око, освободившись от наблюдения. И только потом прошел по короткому коридору в сторону учительских общежитий. Сейчас наблюдатели мне были совершенно ни к чему.

— Иванов? Какого черта ты здесь делаешь? — пьяно проговорил учитель, когда я ввалился в его комнату-квартиру. Почти такая же по размеру как в женском общежитии. Метров двадцать — тридцать. Из-за хлама и горы бутылок стоящих буквально повсюду не разобрать. При этом видно что либо сам Гаубицев, либо кто-то другой регулярно делал попытки прибраться и выносил мусор.

— Вы бы отдали руку, за то чтобы унять боль? — спросил я, глядя в мутные глаза преподавателя.

— Пошел вон отсюда, щенок! — зарычал Гаубицев, собираясь кинуть в меня бутылкой, но я даже не пошатнулся. Злобно выругавшись Михаил рухнул на не заправленную кровать. — Прочь.

— Что лучше потерять, руку или разум? — снова спросил я, и Гаубицев грустно посмотрел в мутное окно, за которым было серое питерское небо над черно-серым лесом, давно лишившимся всей листвы. И дождь, смывающий границы между первым