Алексей Евтушенко - Под колесами – звезды Страница 8

Когда Володька опустил крышку капота и поднял голову, недоверчивую иронию на его лице давно сменило выражение озадаченности пополам с какой-то детской обидой.

– Шутки шутим, значит, – пробормотал он, усаживаясь за руль. – Садись давай, покатаемся.

И они поехали кататься.

Удовольствие кататься с Владимиром Александровичем Четвертаковым, мастером спорта по авторалли, было сравнимо разве что с удовольствием спать с женщиной, которая никак не может для себя решить: немедленно вас трахнуть или же немедленно прирезать. Агрессивный стиль вождения, помноженный на мастерство, даёт неоспоримое преимущество на дороге, владеющему в должной мере тем и другим. При этом, как не парадоксально, окружающие водители и пешеходы находятся в относительной безопасности, – тот, кто умеет, не допускает создания угрозы дорожно-транспортного происшествия. А Владимир Александрович Четвертаков умел.

Покрышки дымились, мотор ревел, деревья, люди и дома мелькали. В салоне на полную мощность гремело радио, которое ещё позавчера издавало лишь хрип и свист. Володька поймал какую-то французскую станцию, которая гнала в эфир древние хиты вечно чудной Эдит Пиаф, и Егор подумал, что если весенний городской пейзаж за окном сменить на загородный зимний, а его «жигуль» на какой-нибудь «опель» (или что там было) образца сорок третьего года, то они с Вовкой будут прямо почти как Штирлиц и пастор Шлаг из кинофильма «Семнадцать мгновений весны».

Впереди на перекрёстке загорелся красный, и Володька затормозил так, что сразу стало ясно: ремни безопасности в машине предусмотрены не зря.

– Ну что? – спросил Егор, протягивая руку и убирая голос француженки до минимальной слышимости.

– Не могу понять, как твой приёмник ловит эту волну. Он раньше и «Радио России»-то принять не мог, не говоря уже о «Маяке».

– Приёмник! – фыркнул Егор. – Я тебя о самой машине спрашиваю!

– Какие-то чудеса, – пожал плечами Володька. – Погоди, я ещё толком не разобрался.

Где-то сзади и справа привычный городской шум прорезал испуганно-возмущённый женский крик, тут же сменившийся вульгарнейшим матом. Ругался уже мужчина. И ругался тоже громко.

Друзья синхронно обернулись.

По правому от них тротуару бежала девушка. Была она в короткой джинсовой юбке, ярко-красной майке и туфлях на высоких каблуках. В правой руке – сумочка, в левой – пакет. За девушкой, прихрамывая, гналась здоровенная обезьяна – коротко стриженная, откормленная, молодая и наглая. Богатая, видать, обезьяна. Из новых. Одной рукой обезьяна держалась за причинное место, а другой размахивала и при этом грязно и примитивно ругалась на всю красивую весеннюю улицу.

– Вот блин с горохом! – охнул Володька. – Догонит ведь, гад. На каблуках и в юбке ей не убежать.

Обычно Егор в подобные ситуации не вмешивался. И вот почему. Женщины и девушки – вообще загадочные существа, а ростовские женщины и девушки – то ли из-за своей броской красоты, то ли из-за знаменитого южно-казачьего темперамента – в особенности. Никогда не знаешь, что ей именно сейчас взбредёт в прелестную головку. Может, ей без хорошей трёпки от любимого жизнь не в кайф? Егор однажды, лет десять назад, полез заступаться на улице за девушку, которую крепко трепал поддатый парень, и получил сразу с двух сторон. От него, и от неё. С тех пор зарёкся. Но, как видно, всякому зароку – свой срок, потому что он, повинуясь безотчётному порыву, распахнул заднюю дверцу и крикнул девушке:

– Сюда, заяц!

Беглянка сориентировалась мгновенного и уже через две секунды влетела в салон с криком:

– Гони!!

Володька, не раздумывая, рванул с места (благо, как раз загорелся «зелёный») и повернул налево, к Дону.

– Тебя куда отвезти, солнышко? – спросил он, не оборачиваясь.

– Этот козёл за нами едет, сообщило «солнышко», глядя в заднее стекло. – На чёрном «мерсе». И вообще их там четверо.

– Ага, – спокойно сказал Володька. – Теперь вижу. Ладно, я буду от них уходить, а ты пока рассказывай, что случилось.

– Что, что… – голос у беглянки был звонкий и злой. – Шла себе по улице с занятий, а этот… Сначала на «мерсе» рядом ехал. Ну, знаете, как это у нас бывает. Едет медленно вдоль обочины и всякие разные предложения из окна делает. Я иду, внимания не обращаю. И ведь знаю, дура, что в таких случаях лучше молчать… Нет, не выдержала и ляпнула что-то в ответ. Он из машины выскочил, стал хватать. Ну я и врезала ему коленом по яйцам, а потом сумочкой по уху. Меня зовут Зоя, – неожиданно сообщила она.

«Гоп-стоп, Зоя, кому давала стоя», – вспомнил ни к селу, ни к городу слова неприличной песни Егор и с удивлением понял, что краснеет.

– Всё ясно, – сказал он, кашлянув. – Жми, Володя. Догонят – мало не покажется, – и добавил, обернувшись. – Не волнуйтесь, Зоя, оторвёмся.

– Хорошо бы, – озабоченно сказала Зоя, неуверенно улыбнулась и поправила светлые лёгкие волосы. – А вы кто?

– Люди, – улыбнулся в ответ Егор. – Познакомимся поближе, когда потеряем этих… невоспитанных.

Девушка ему понравилась. Крепкая такая девушка на вид, не изнеженная. И в то же время стройненькая и даже где-то хрупкая. Глаза – серые, носик аккуратный. Рот широкий, скулы… но тут Володька резко ушёл в поворот, потом ещё в один, и Егору пришлось обернуться на дорогу.

«Мерс» не отставал.

За рулём чёрной иномарки тоже, видать, сидел не последний водила, и Володька устроился поудобнее, врубил снова на полную катушку радио (Эдит сменила Мирей Матье) и прибавил газу.

Егор и опомниться не успел, как они оказались практически за городом и по Малиновского рванули направо, к таганрогской трассе.

– Володя! – крикнул Егор, поворачиваясь к другу. – На трассе они нас достанут! У них мотор мощнее!

– Хрен! – крикнул в ответ друг. – Смотри!

Впереди как раз очистился участок дороги на несколько сот метров вперёд. Володька прижал акселератор, и стрелка спидометра прыгнула к отметке 120, 130… 140…150…160… Ускорением Егора вжало в кресло, и он почувствовал, как напряглись мышцы шеи, пытающиеся удержать голову в нормальном положении.

– Впереди ГАИ, не забыл?!! – проорал Егор.

– Спокойно!

Егор посмотрел в зеркало заднего вида. «Мерс» чуть приотстал, но продолжал держаться в поле зрения.

– Может, гаишникам сдадимся?! – неуверенно предложил Егор.

– Нет! – Володька Четвертаков, мастер спорта по авторалли, явно вошёл в азарт. – Я хочу поиграть!

… Пост ГИБДД они прошли на вполне пристойной скорости, и сразу за ним, на широкой, недавно реконструированной таганрогской трассе, Володька начал потихоньку прибавлять обороты.

Стрелка спидометра давно упёрлась в ограничитель и дрожала готовая лопнуть от натуги, – дальше ей хода просто не было, а скорость всё росла. Они шли в левом ряду, двигатель гудел как шмель на летнем лугу, машина, прижалась к асфальту, разрывала воздух в клочья, и тот свистел по бокам корпуса.

Автомобили, которые они обгоняли, казалось, просто стояли на месте. Тем, что шли впереди, в их ряду, Володька сигналил так отчаянно и нагло, что те торопливо уступали дорогу. Тех же, кто уступать не хотел, Володька обгонял стремительно и беспощадно, слева и справа, нарушая при этом все и всяческие правила обгона.

По Егоровым расчётам, они уже перешли отметку в 200 км/час, а в салоне, тем не менее, не ощущалось никакой вибрации! Лишь тон двигателя изменился на более высокий.

Зоя за спиной давно испуганно притихла, и Егор осторожно покосился на друга. Тот был бледен, рот сжат в упрямую щель, чёрные прищуренные глаза съедают летящее навстречу пространство.

– Расшибёмся, Володька, – негромко сказал Егор.

Мирей Матье как раз сменил Шарль Азнавур и успел спеть одну песню. В эту самую паузу между первой песней и второй и упала Егорова фраза.

– Не дрейфь! – выдохнул мастер спорта по авторалли, коротко глянул в зеркало заднего вида и резко сбросил скорость.

Так поворачивают танкисты и гонщики. Танкисты, потому что танк по-другому не умеет, а гонщики, потому что так быстрее.

Машина разворачивается поперёк дороги, некоторое время её так и несёт, а потом она уже мчится в направлении перпендикулярном предыдущему. Резина при этом, конечно, «горит», но время зачастую бывает дороже резины.

Они нырнули в поворот, скрытый кустами и деревьями.

«Танаис!» – успел заметить Егор, – не доехали, блин, – долетели…

Глава шестая

Две с лишним тысячи лет назад под мерные взмахи длинных вёсел в устье Дона, который в те времена назывался Танаис, вошли греческие триеры. Они поднялись вверх по реке, отыскали удобное место и причалили к правому берегу. На дикую землю скифов и меотов ступили новые люди – греки. И здесь, на продуваемом всеми ветрами степном просторе, на самом краю Ойкумены, в виду Беотийского Болота (такое имя носило Азовское море) они основали самую восточную колонию тогдашней Греции – Танаис. Они построили город, и окружающие племена быстро сообразили, что с пришельцами гораздо выгоднее торговать, нежели воевать. Оно и понятно, – греки принесли с собой на эти берега новую цивилизацию и новую культуру, – ту самую культуру, из которой позднее выросла вся современная культура Запада, да и наша тоже. Почти шесть веков стоял Танаис на крутом правом берегу обильной водами и рыбой скифской реки. Строился, торговал, иногда воевал, горел и снова строился и торговал. А в третьем веке уже нашей эры греки отсюда ушли. Сели в свои корабли с жёнами, детьми и всем домашним скарбом и уплыли домой. И никто так до сих пор и не знает – почему. Ни следов нашествия, ни разрушений, вызванных каким-нибудь стихийным бедствием, ни всепожирающего пожара или эпидемии… ничего не обнаружили археологи двадцатого века. Просто люди собрались и покинули город. Может быть, существование греческого города в этих местах просто потеряло смысл? К тому времени давно уже не было классической Древней Греции как таковой. Мир стал эллинистическим, и в нём заправляли не Афины и даже уже не Рим, а Константинополь – столица Восточной Римской империи. Мир стал другим, он изменился, и грекам больше нечего стало делать в этой, по-прежнему дикой, степи.