Евгений Сартинов - Новый отсчет Страница 8

Через два часа линкор плавно опустился на огромную платформу на безатмосферной луне третьей из планет в системе Хинкерид. Платформа тут же опустилась вниз, и крыша, замаскированная под природные скалы, сомкнулась над кораблем.

— Как в добрые, старые времена, — сказал Айрр Балокк, — причаливание всегда было моей гордость. Никто на курсе не выполнял его так точно и мягко. А теперь, господа, — он нажал на пульте несколько кнопок, и на экране появились какие-то сложные схему, — вот вам план этого корабля, а это, — он поднял вверх руки, — сам корабль. Надеюсь, вам удастся скопировать эту старую развалину. Только увеличьте мощность его орудия в два раза. Только когда эти вымирающие недоумки почувствуют его мощь на своих бортах, только тогда они поймут, что я был всегда прав.

Рассказ Сакиса был прерван взволнованным голосом дежурного оператора. Зорича неприятно поразило то, что информация была только на языке хасков. Серб уже знал, что для этого они должны были нажать какую-то лишнюю кнопку, а, значит, это сообщение не предназначалось для ушей землян.

— Мы договорим завтра, — быстро сказал Сакис, и изображение лица главы империи хинков исчезло с экрана.

"Что-то у них случилось, — подумал Зорич, глядя, как торопливо уходит по коридору его собеседник. — Но что?"

Глава 5

На следующий день Александр Соболев рассматривал на информационном экране примерно такой же чертеж корабля, что в свое время и Глава восставших хинков. Собрание будущих флотоводцев происходило в запасной, кормовой рубке линкора. По уверениям хозяев она была отключена от управления кораблем, но питание и все внешние функции у ней оставались. Практически, сейчас это был самый умный в галактике тренажер.

— Итак, господа, это наша коробка в разрезе. Как видите, муравейник еще тот. Большое хозяйство и хлопотное, — вещал Джон Маккормик. — И вы должны выучить все это как "Отче наш". Единственное, что нас не касается, это ядерный отсек. Этим у нас занимаются физики, — и рыжий американец кивнул в сторону сидевшего в сторонке с несколько отрешенным видом небритого мужчину в больших очках с толстыми стеклами.

— Какова скорость передвижения нашего корабля? — Первым делом спросил Соболев.

— Ну, скажем так — в сорок раз быстрее скорости света. Это трудно себе представить. Скажем, до Сириуса, звезды, которая все знают, самая ближняя к нам, мы бы достигли ее за несколько дней.

— А вообще-то, хотелось бы узнать, за счет чего обеспечивается такая скорость передвижения? — Спросил Фазиль Ренатович Фатахов, в недавнем прошлом командир подводной лодки, капитан первого ранга. После вторжения хинков именно он возглавил подземное убежище Холодильник в окрестностях Мурманска. Он сам каким-то образом узнал о столь перспективном наборе и напросился в группу пилотов. За эти сутки численность курсантов была увеличена более чем втрое, и теперь их группа насчитывала сорок человек. Среди курсантов татарин был самым возрастным, с сединой на висках и в роскошных усах. Впрочем, ее он заработал как раз в первый день вторжения, потеряв за считанные минуты всю свою семью.

Джон развернулся к физику.

— Айртон, вы сможете объяснить нам принцип движения нашего корабля?

Лицо у физика стало несчастным.

— Только в общих чертах. У нас в группе два академика, десять докторов наук, все из разных стран, но все мы сейчас чувствуем себя простыми школьниками. Все то, что мы знали раньше, все эти наши ядерные теории — это первый класс школы. А хаски они сейчас, — он показал рукой куда-то выше своей головы, — на уровне учителей.

— Так что, теория относительности не права? — спросил Соболев. — Зря Эйнштейну давали Нобелевскую премию.

— Нет, теория права, но до определенных пределов. Всегда были какие-то факторы, говорившие о том, что существует еще какие-то элементарные частицы, которые были неуловимы для наших приборов. Громадное количество энергии исчезало, пропадало, словно в никуда.

— Вы говорите о нейтрино? — спросил один из японцев, не то Накаями не то Токугава. Соболев еще не научился их различать.

— Да, и о них тоже, — подтвердил физик, — только там не одно нейтрино, а целый класс частиц. Если коротко, то после разгона до световой скорости мы включаем катализатор и… Дальше объяснить трудно. Мы сейчас как-то даже еще не можем понять, не то мы находимся внутри оболочки из этого самого нейтрино, не то просто превращаемся в него. У нас с хасками разные терминологии, разные подходы к физике, мы сейчас пытаемся выработать общие термины, один подход. Все это очень сложно.

— Но, если бы мы сами превратились в нейтрино, то нам уже не нужно было каждый день жрать и пить, — пробормотал Фазиль Ренатович. Физик поморщился.

— Да, кто его знает. Кто сказал, что формы жизни бывают только белкового вида? Может, мы переходим в другое измерение со всеми нашими привычками и недостатками.

— А как там с навигацией? — спросил поляк, Леон Курчинский. Его определили как раз в навигаторы. — Мы что, летим какими-то там коридорами, чтобы ни с чем не столкнуться по пути?

Айртон снисходительно улыбнулся.

— Нет, вот это как раз вымыслы фантастов, на самом деле никакие коридоры нам не нужны. Пока мы под защитой нейтринной оболочки, мы проникаем сквозь все. Пронзаем любую материю насквозь, как пуля сквозь яблоко. Сейчас мы несемся сквозь планеты, сквозь звезды. Может быть, сейчас мы пролетели сквозь такую же планету, как наша Земля, но никто из живущих там местных жителей даже не заметил этого. Мы проходим сквозь все, для нас не страшны даже черные дыры.

Вот теперь для всех курсантов настало время истинного шока. Соболев так же на секунду представил, что он сейчас проносится сквозь толщу планетарной материи, и ему стало как-то не хорошо. А физик не успокаивался. Он словно хотел добить их всех новыми реалиями.

— Самое удивительное, что существуют еще более быстрые частицы, чем нейтрино. Если говорить простым, земным языком, то это что-то, вроде радиоволн. Их и используют хаски и хинки как радиоволны. Мы можем передать сообщение, и оно достигнет выбранной цели в двадцать раз быстрее нас.

Фазиль Ренатович вытер со лба пот.

— Да, к тому трудно привыкнуть. Давай дальше, наследник Эйнштейна, добивай нас.

В это же самое время у Зорича были свои проблемы. И они нарастали не только с каждым днем, с каждым часом. Первыми его начали доставать врачи. Пришла Алина Васильевна Зубова, с недавних пор главный врач линкора, привела с собой немецкого профессора Ганса Гольденберга, и начала напирать на серба.

— Полковник, нам надо срочно менять режим корабля.

— Как это? — не понял тот.

— Очень просто. Сейчас у нас стоит бесконечный день. Вы пробовали когда-нибудь три дня подряд не спать?

Но серба было не так просто пронять.

— Пробовал, — согласился он. — Это было в походе на Митровицу в девяносто пятом. Тогда албанцы зажали нас со всех сторон, приходилось вести бесконечные бои. Трое суток беспрерывных боев.

— Ну и как? Весело вам было за эти три дня?

— Нет, было трудно, но надо было, и пришлось вытерпеть.

— Но сейчас не война, и у нас не армия, — возразил Гольденберг. — И жить нам придется в таком режиме не три дня, а год. Надо установить такой же режим чередования времен суток, как на земле. То есть: день — ночь.

Зорич удивился.

— Мне казалось, что народ и так отдыхает, когда хочет. Когда идешь по кораблю, то постоянно видишь спящих людей.

— Да, но что это за сон?…

Тут в разговор снова вступил профессор.

— Погодите, Алина. Да, полковник, они спят, но это нездоровый сон. Большая часть землян находятся в таком состоянии уже кто две, кто три недели, а то и больше. Вы заметили, что люди пытаются хоть как-то отгородиться от света, от соседей? Все эти занавески, куски непонятно откуда взявшегося пластика. Жизнь в таком режиме ведет к неизбежным неврозом, ухудшению физического состояния, а потом наступит волна психоза. И это уже чревато бунтами, бессмысленными и жестокими.

Зорич сдался.

— Хорошо, какой режим вы советуете установить?

— Приближенный к земному.

— Насколько я знаю, у хасков чуточку другой режим. У них в сутках двадцать пять. Пятнадцать бодрствования, десять сна.

Медики согласились.

— Это вполне разумно. За десять часов можно вполне отдохнуть. А пятнадцать часов — достаточное время для бодрствования.

— Хорошо, мы сегодня же объявим о разделении суток на ночь и день. Кстати, Столяров, когда наступит эта самая ночь?

Столяров поколдовал в своем компьютере, и улыбнулся.

— Через пятнадцать минут. Пора петь: "Спят усталые игрушки…"

Через три часа Зорич лично прошелся по темному линкору. В каждом отсеке на потолке горели только несколько панельных ламп, стоял скорее полумрак, чем полная темноту. Но и при этом минимуме света вся эта многомиллионная масса людей спала. Это было потрясающе, серб никак не думал, что все они уснут так быстро. Все отсеки корабля были заполнены звуками храпа, сопения, кто-то бормотал, кто-то вскрикивал во сне. Но никто не ходил, не разговаривал, не пытался бодрствовать. Все семь с лишним миллионов землян просто провалились в долгожданный, уже почти забытый ночной сон.