Александр Марков - Отражение Улле Страница 8

— Есть трава лен, — пояснила Эйле. — Из нее шьют одежду, как из шкур.

И Эйле была так же одета. В доме у нее — а Эйле не знала, что это клетка, и называла ее домом — всегда было тепло, хоть огонь и не горел. Она и не догадывалась, что снаружи бывает мороз. Грага приносила ей пищу, говорила с ней, отвечала на вопросы, но больше сама спрашивала. То камешков разных принесет и спросит у Эйле, какой ей больше нравится, то нарисует углем закорючку и говорит: придумай, что это такое. Девочке это нравилось. У нее самой, пока она была маленькая, вопросов почти не было, все казалось простым. Есть стены, лежанка, окно. Светлеет окно — день, потемнело — ночь. Есть дверь, и есть Грага. Ну, и еще есть она сама. Изредка Эйле видела в окне пролетающих птиц, но не удивлялась. Ведь окно умело делать день, ночь и сумерки, а если иногда в дневном окне мелькнет обрывок ночи, то что ж тут такого. Никакие звуки в клетку не проникали.

Но однажды Эйле ощутила за стенами дома пространство. Огромный, бесконечный простор. Это была не мысль и не догадка: просто внезапно появилось знание. Как будто открылись глаза. Эйле испугалась и поначалу ничего не сказала Граге. Думала, Грага будет смеяться над ней, а она и объяснить толком ничего не сможет. Но через несколько дней Эйле все же решилась заговорить с Грагой.

— Скажи, Грага, — спросила девочка, — куда ты пропадаешь, когда выходишь за дверь? Когда тебя здесь нет, есть ли ты где-то еще или ты каждый раз исчезаешь и снова рождаешься, как день и ночь?

Грага в тот раз промолчала, а на другой день пришла и сказала:

— Я отвечу на твой вчерашний вопрос, Эйле, но сначала объясни, почему он вдруг у тебя появился? Не слышала ли ты каких-нибудь голосов, кроме моего? Или, может быть, ты увидела что-то ночью, во сне?

Эйле попыталась рассказать, как знание пришло к ней неведомо откуда, как внезапно она поняла, что за стенами есть большой мир. Рассказала и про сны. А Эйле много чего повидала во сне, хоть и не могла найти слов, чтобы описать это. Ведь она знала совсем мало слов. Стена, пол, дверь, окно, день, ночь, еда, Грага. А по ночам ей являлись неведомые чудища, ледяные дворцы, люди, звери, города, горы… Эйле считала, что на самом деле ничего этого нет — так, выдумка, пустые мысли. Она была уверена, что Грага ее не поймет. Но она ошиблась.

— Хорошо, — сказала Грага, дослушав. — Теперь я отвечу на твой вопрос. Да, за этими стенами существует мир. В нем всего много: места, воздуха, людей, таких, как ты и я…

— Хочу туда! — закричала Эйле. — Почему ты раньше молчала? Почему я все время здесь, если мир такой большой? Выведи меня за дверь, я хочу его увидеть!

— Подожди. Слушай, Эйле, я желаю тебе только добра. Большой мир есть, но напрасно ты так туда рвешься. Он очень плох. Он несет страдания всем людям. Мы рождаемся лишь затем, чтобы провести в муках долгую, тяжкую жизнь, и только в смерти обретаем покой, превращаясь в ничто. Тебе повезло. Ты ничего не видела и не знаешь, кроме этих стен; они скрывают тебя от злого мира. Твоя жизнь здесь не многим отличается от небытия, поэтому тебе почти незнакомы страдания.

— Как же так? Зачем тогда… Если мир так плох, почему он существует?

— Этого вопроса я не понимаю, девочка.

Грага ушла, а Эйле не знала, что и думать. В ту ночь она впервые услышала голоса. Они налетели со всех сторон, ворвались в мысли и завладели ее разумом. Наверное, уже тогда она стала говорить во сне этими чужими голосами.

Два голоса шли с севера, один — ледяной и жестокий, он говорил неведомые слова. Оттуда же прилетали речи странных, грустных существ. В них не было зла, только тоска и бессилие. Отовсюду летели голоса людей, полные боли, отчаяния и злобы. Эйле ничего не понимала, ей было плохо и страшно. Тогда она впервые узнала, как одинока.

А утром пришла Грага. Она привезла железную машину на колесах. Из машины тянулись железные нити, и у каждой на конце игла. Эйле взглянула на Грагу и не узнала ее: губы сжаты, в лице твердость, глаза безжалостные. Грага велела Эйле не двигаться и стала втыкать в ее тело иголки.

— Что ты со мной делаешь? — плакала Эйле. Ужасное преображение Граги приносило ей еще большую муку, чем боль от иголок.

— Так надо, — сказала Грага. — Терпи. День будешь сидеть с иголками, потом выну.

Эйле сидела с иголками, и слезы текли у нее по щекам, а Грага стояла рядом, не сводя с нее глаз. От боли у Эйле в голове словно что-то проснулось. Ей показалось, что стены стали прозрачными. Она увидела множество комнат. В одной из них — Бату, тоже весь в иголках. В других разные люди, машины. Все, кроме Бату, как будто смотрели на Эйле сквозь стены. Их взгляд проникал ей прямо в душу… Она поняла: ее мысли и все, что она видит, по иголкам и нитям бежит в машину, а машина потом все расскажет тем людям. От этого стало еще страшнее. И тогда Грага, наверное, чтобы отвлечь ее от боли, стала рассказывать:

— Ты, Эйле, спрашивала, почему существует мир. Этого никому из людей не дано знать. Зато известно другое: то, что он существует, — величайшее несчастье для всех живых существ. В жизни нет ничего, кроме страданий. Но создатель мира, называемый Имиром, кто бы он ни был, всех превзошел коварством и хитростью. Он вселил в каждую тварь желание жить; ослепил их, чтобы они не замечали своих мук.

Так продолжалось долго. Живые твари плодились и постепенно становились все сложнее и разумнее. А ведь разум, не осененный истиной, лишь умножает муки живущего, отдаляя благую смерть. И Имир радовался, глядя на страдания своих безответных рабов.

Но настал наконец день избавления. С небес сошел Улле, спаситель мира. Плоть Улле — слово, глазами его не увидеть. Спаситель проник в мысли людей, чтобы открыть им истину; он и поныне живет в каждом из нас. Истина же такова, Эйле. Все сущее есть зло. Миру надлежит исчезнуть, обратиться в ничто, в пустоту. Тогда всем страданиям и самой жизни, злобной выдумке Имира, придет конец. И сделать это должен человек, потому что он больше всех тварей открыт речам Спасителя. Для того чтобы повернуть время вспять и уничтожить мир, человеку нужно до конца постичь весь замысел Имира. Нужно узнать все про каждую тварь, а их на земле тьма, и каждая оберегает свою жизнь, потому что все они одурманены Имиром. Как их спасти, освободить от мук? Как сделать, чтобы нигде до скончания века не возникла новая жизнь? Для того чтобы открыть все тайны и победить зло, Улле дал людям новый разум и научил нас, как постичь умом все секреты Имира. Этот новый разум называется логикой. Спаситель научил нас счету и числам, потому что без чисел нет истинного знания. Всему сущему Улле дал имена; потому теперь у каждой твари, у каждого свойства и действия есть свое имя. Раньше-то люди знали совсем мало слов и все похожее называли одинаково.

Сейчас каждому человеку с рождения дается новый разум, следующий законам Улле. В середину разума вложена маленькая искорка, называемая душой. Она порождает желания и зовет к действию. Душа — это частица Улле в каждом из нас.

В свершениях Улле на земле главная роль принадлежит человеку. Казалось бы, что нам стоит убить самих себя и сразу освободиться от всех страданий? Но мы так не поступаем. Ведь вместе с нами погибнет и Улле, а жизнь на земле останется. Вот почему мы терпим муки и продолжаем жить. Человек из всех тварей должен последним уйти в пустоту. Сначала нужно спасти остальных.

Сказав все это, Грага вынула из Эйле иголки и ушла, забрав машину. А Эйле с того дня стала сама не своя, день и ночь лежала в полусне, одолеваемая голосами и видениями. Иголками ее мучили постоянно. Но она не винила Грагу, понимая, что та действует не по своей воле. Спустя долгое время рассудок стал возвращаться к Эйле. Как только она снова смогла понимать человеческую речь, Грага принялась учить ее числам и чтению. Наука эта далась Эйле легко, хоть сердце к ней и не лежало. Потом Грага принесла толстые книги, и Эйле стала читать. В них говорилось о Гугане, о победах гуганян в борьбе с жизнью, о новых ядах и бомбах, о разных хитростях, как можно спасать от мук тех, кто особо упорствует в служении Имиру… Читая книги, Эйле постоянно задавалась вопросом: почему же все это кажется ей таким гадким? Почему она не радуется, узнавая о гибели еще одного людоедского племени? Об отравлении болот в Каар-Гуне? Неужели ее так одурманил Имир? Как ни мучилась Эйле, ей не удавалось найти в себе искру Улле. Она не могла поверить, что весь мир — зло и должен быть уничтожен. Эйле понимала: с ней что-то не так, но спросить у Граги боялась. В конце концов она решила оставаться такой, какая есть. Плохо это или хорошо, но ее сердце отказывалось принимать учение Улле. Эйле чувствовала в себе нечто, с чем не совладать никому. Она больше не боялась.

Она часто спрашивала у Граги:

— Почему я живу здесь взаперти? Ведь другие люди могут выходить из своих домов.

Но Грага не отвечала. Вскоре к первой машине с иголками прибавились две другие, и муки Эйле возрастали с каждым днем. Как будто ей пытались доказать, что жизнь — страдание, а смерть — благо. Но как ни старались машины, Эйле оставалась тверда. Однажды, когда она поняла, что у нее больше нет сил терпеть, в ее голове раздался голос. Он был не похож на те голоса, что она слышала раньше. Он был добр и мягок. Голос обращался к ней. Он сказал: