Александр Афанасьев - Битвы волков Страница 8

Аиша сидит напротив меня. Она сделала себе новую прическу каре, как у Мирей Матье, и утром она спрашивала, нравится ли мне. Я сказал, что нравится. На ней – не менее ста пораженных целей, включая девятнадцать вражеских снайперов. Или тех, кто тут считает себя снайперами. В основном это просто ублюдки, которые берут винтовку с оптическим прицелом, сидят на стуле перед дыркой в стене и тупо стреляют во все, что движется. Убить таких – оказать большую услугу человечеству…

Аиша обычно прикрывает лицо куфией или надевает маску – она достаточно осторожна и не любит, когда кто-то видит ее лицо. Однажды ей удалось выбраться с позиции, надев мусульманскую одежду – комплект всегда лежит в ее рюкзаке. Она прекрасно знает, что с ней будет, если она попадется – боевики ненавидят снайперов, а если против них воюют женщины, они просто звереют. Будут долго насиловать, потом посадят на кол или разорвут машинами. А видео выложат в Ютьюб.

Не лучшая участь ждет и меня, если я попадусь. Но я не попадусь. У меня с собой постоянно взрывное устройство, из-за этого сирийцы относятся ко мне с опаской и называют «шахид». Сдаваться в плен я точно не собираюсь.

А пока мы сидим. И пьем чай. Утром я смотрел Интернет – бомбежки начнутся со дня на день, так обещают мировые лидеры. Что тогда будем делать? Не знаю. Наверное – выбираться отсюда. Или останемся с сирийцами до конца. Я еще сам не решил. По идее я должен буду вернуться. Но сердце подсказывает остаться. Если начнется наземное вторжение с Иордании, а экспедиционные силы морской пехоты уж там, то мне составит большое удовольствие погибнуть в бою с американцами, забрав нескольких из них. В конце концов я тоже снайпер, и очень неплохой.

Нет, я не ненавижу американцев. В жизни это нормальные люди. Проблема в том, что они приходят туда, куда их не зовут, и делают то, о чем их не просят. Если их не остановить здесь, рано или поздно они придут и к нам. Просто потому, что могут прийти. Могут – значит, придут.

Или пришлют отморозков отсюда. Улицы – в надписях баллончиком, много на русском. Русскоязычных боевиков здесь – несколько тысяч, здесь есть целые подразделения, в которых язык общения русский, а не арабский. Надписи на стенах – сегодня Дамаск, а завтра Русня[12] – оптимизма не внушают…

На столике – с него мы вытерли кирпичную пыль – звонит телефон. Рашид отвечает.

– Проводник здесь…

Аиша резко встает и привычно прикрывает лицо куфией.

– Я пойду на позицию.

– С богом.

– С богом.

Она никогда не остается в таких случаях.

Я тоже встаю. Одно из правил выживания на войне – не выделяйся среди остальных – я соблюдаю: на мне либо форма сирийской армии, либо коммерческая форма, которую носят боевики – им ее подбрасывают в качестве гуманитарной помощи, форма еще с восьмидесятых, с европейских складов. Сейчас мне надо переодеться, у меня в рюкзаке – обычный бундесовский флектарн, дешевый и прочный. У него короткие и рукава и штанины, но это удобно, не путаешься в рукавах, и низ брюк не пачкаешь, и не цепляется ни за что…

– Там чисто?

– Да.

Не веря, проверяю фонариком. Это совмещенный санузел – ванная и туалет. Метров шестнадцать… широко тут жили. Туалет тут арабский, без унитаза – просто углубление в полу. Вместо кувшина с изогнутым носиком смыв, но вода стекает прямо по желобу в стене, без трубы. Не знаю, почему так…

Переодеваюсь. Оружие при мне обычное, армейское, «АКМ» с подствольником «ГП-25». Еще пистолет с глушителем – китайский «СИГ». Главное мое преимущество – ночные очки, пятидиапазонный лазер на цевье автомата и термооптика. Обычный поисковый монокуляр Flir Scout, стоит сто тысяч рублей, позволяет видеть человека до четырехсот метров. На термооптический прицел, выдерживающий отдачу винтовки у меня нет денег, но можно охотиться и с этим. Сначала монокуляром находишь позиции боевиков, затем включаешь лазер в инфракрасный режим и наводишь на цель. Дальше – или стреляешь сам, или наводишь снайпера…

Бронежилет. Пояс – на нем четыре магазина. Фронт оставляю весь голый – придется поползать. На поясе – самый минимум. Основной запас снаряженных магазинов – шестнадцать штук – в дюффеле, удобной большой немецкой сумке, которую можно носить и как сумку, и как рюкзак. Если кто думает, что носить двадцать снаряженных магазинов, это слишком, добро пожаловать в Сирию. В свободную Сирию.

Свободную от всего…

Выхожу. Проводник уже здесь, худенький, щуплый парень. Солнце почти скрылось, и нет дураков зажигать здесь свет – потому он почти не видит меня, а я его. Меня можно принять за кого угодно с бородой – в том числе и за иранца. Иранских советников тут немало, Иран помогает Сирии, пытаясь создать шиитский коридор Иран – Ирак – Сирия – долина Бекаа, Ливан. А иранцы обычно выше ростом, чем арабы.

– Выходим, – подытоживает Али, старший группы прикрытия, – Бисмилло рахмону рахим.

– Омен. – Мы синхронно проводим ладонями по щекам.

Али мусульманин, но нормальный. Я христианин. Но мы уже просекли, как повысить свои шансы остаться в живых. Тот, кто прошел Сирию, этим искусством владеет в совершенстве…

Мертвая зона. Слева футбольный стадион – Рашид говорил, что его перестроили в две тысячи десятом, и он был заядлым футбольным болельщиком. До того как все началось. Из наших команд Рашид знает «Спартак» и «Зенит». Сейчас он сильно пострадал от обстрелов, а в его развалинах могут скрываться снайперы противника. Еще дальше – две одноподъездные свечки, предположительно, там боевики. Сплошной линии фронта тут нет – слоеный пирог.

Бежать или ползти?

Вечная дилемма для того, кто находится под прицелом снайпера. Если ползти – могут и не заметить, но тогда снайпер тебя подстрелит, если заметит, не торопясь, но со вкусом. Если бежать, то могут пристрелить на ходу, а могут и не пристрелить. По-разному.

Бежим!

Все вместе, как лоси. И вваливаемся в проулок, а вслед нам цокают по стенам запоздалые пули…

Рынок Машкуф.

Он – крытый, как старые торговые ряды. Сейчас в нем темно, свет дают только многочисленные дыры от осколков в листах жести, которыми крыта крыша. Лабиринт минотавра – выход знают только местные. Сейчас на улице день, но здесь темно, лишь лучики света, сочащиеся через крышу, недоверчиво щупающие закопченные стены, говорят о том, что сегодня не ночь, а день…

Сюда мы добрались еще ночью. Заняли позицию в одном из заброшенных магазинчиков. Магазинчики здесь – это что-то вроде пещер, стены старые, но они закрываются современными, подъемными ставнями. Многие магазины выгорели, некоторые подожгли сами владельцы, чтобы не достался врагу. Тот, в котором мы прячемся – судя по записям в книге, которую мы подобрали на полу, – принадлежал армянину. Армян на Ближнем Востоке немало, и почти все заняты торговлей…

В трех точках от нас на противоположной стороне торговой улицы горит магазин. Вяло так горит… догорает, можно сказать. Редкие прохожие равнодушно идут мимо, никто ничего не тушит. Прогорит само…

Стоицизм местных поражает. Я видел людей, которые год жили на линии огня, под обстрелами, но не уезжали. Во дворах хоронили соседей – не уезжали. В дома попадали снаряды – как-то чинились, переходили в соседнюю квартиру и жили дальше…

Человека, с которым я должен встретиться, зовут Адам. Это старый волк, он еще охранял Дудаева. Старые дела – Грозный, администрация президента на Чехова, восемь – довелось бывать, знаете ли. Живет здесь, официально он не в бандформированиях, но в чеченской общине он не последний человек. Здесь он взял себе двух жен, сыновья – в бандах. Так что знает он многое…

И расписочка его у нас сохранилась. Хорошая расписочка такая…

Время до контакта еще есть…

Я лежу на полу, на боку, подстелив под себя каремат – еще Уинстон Черчилль говорил, что никогда не надо стоять, если можно сидеть, и никогда не надо сидеть, если можно лежать. Просматриваю налево темную, подсвеченную только сочащимся через дырявую крышу светом торговую галерею – она большая и высокая, может целая фура зайти. Или пикап с пулеметом. Здесь такие называются «техникал», техничка. Китайский пикап, вырезанный из трубы большого диаметра, щит и пулемет – обычно румынский «ДШК», которые сюда в большом количестве передают американцы, и заканчивая «КПВТ», снятый с подбитого БТРа. Точность у такой вот кракозябры почти никакая, но для беспокоящего обстрела позиций в цели размером с жилой дом или квартиру вполне подходит. Такие вот технички – кошмар для любого снайпера…

Мысли плавно переползают на Аишу. У нее никого нет, и у меня тоже никого. Наш резидент в Дамаске, генерал Толстопятов ухмыляется – много лет назад он тоже был здесь советником. В восемьдесят втором. Из-за смешения кровей и господства здесь французов в межвоенный период – сирийки очень красивые, и считают своим долгом подарить ночь любви шурави, который уходит в бой за их страну. Но мне бы не хотелось думать, что у нас с Аишей все так.