Без пощады 2 - Руслан Алексеевич Михайлов Страница 8

- Я же сказал – цена неприемлема! Нет, не пойдет. Да нет же! Где это видано, платить такие деньги за печень алкоголика со стажем? Там не печень, а бесформенный шмат загнивающей циррозной плоти! Нет уж, пусть ищет другого дурака. И передай ему…

Собеседник не успел узнать, что именно собирался передать Люмбери. Ибо в этот миг на выставленной вперед ноге доктора сомкнулись стальные пальцы, и он осекся на полуслове. Не успев опомниться, вмиг взопревший Люмбери почувствовал, как в его пах ткнулось нечто твердое. Послушный браском немного запоздало выполнил приказ хозяина, комната ярко осветилась.

Темнота рассеялась, а судорожно сглотнувший доктор пожалел, что вновь обрел возможность видеть. У его ног ничком лежала грязная безногая фигура. Одной рукой – стальной и огромной – незнакомец сжал ногу доктора в районе щиколотке, а другой – из плоти и крови – с легкостью удерживал невероятно большой тесак, другим концом уткнувший в пах доктору. Одно нажатие и острый конец тесака легко пропорет тонкую материю брюк и вонзится прямо в…

Издав нечто вроде сдавленного всхлипа, Люмбери пробормотал:

- Я перезвоню… потом.

Связь прервалась, а доктор медленно поднял руки вверх и пробормотал:

- Я… я не понимаю.

- Бывает – отозвался незнакомец, рывком поднимая голову.

В лицо Люмбери уставились мертвые визоры сдвоенного глазного имплантата. И Люмбери были хорошо знакомы как сам глазной протез, так и бледное грязное лицо его хозяина.

- Г-г… кха… господин Вертинский… к-ка-а… к-к-ак-ая честь для меня – перепуганный врач нес полную чушь и понимал это, но остановиться не мог. Люмбери был переполнен ужасом, переполнен страхом смерти.

В ответ послышался бесстрастный и слегка хрипящий голос:

- Сними с руки браском, вынь из уха наушник. Выполняй, иначе распрощаешься со своими яйцами. Если конечно ты их еще не продал.

- Но…

- Сними браском и вынь наушник! Иначе Потрошитель пройдет сквозь тебя и поверь – тебе это не понравится! – в голосе калеки послышалась нарастающая ярость, лезвие тесака дернулось вперед с хрустом прорезая материю брюк и уткнувшись в тонкую кожу. Еще пара миллиметров и…

- Не надо! – вырвался у доктора крик души, трясущимися и непослушными пальцами он содрал с руки браслет компьютера, отбросил его в сторону. Следом полетел наушник – Я хочу жить. Хочу жить…

Вдоль стены мелькнула легкая тень, послышался стук когтей и через секунду браском доктора оказался зажат в пасти огромной серой крысы, метнувшей обратно в темный угол. Еще одна крыса скользнула к двери и неподвижно замерла, блокируя единственный выход. С легким жужжанием сервоприводов пальцы стальной руки разжались и перевалившийся на спину калека, в упор взглянул в лицо доктору. Тот факт, что он смотрел снизу-вверх, Нортиса не смущал ни в малейшей степени.

- Попытаешься убежать – тебе конец. Сделаешь глупость – тебе конец. Я не догоню, но мои маленькие друзья куда быстрее меня. И у них очень острые зубы. Ты понял?

- Да, да, я все понял – закивал доктор, безуспешно пытаясь унять дрожь рук – Как… как вы сюда попали?

- Оглянись – посоветовал калека, отползая к стоящему посреди комнаты металлическому столу. Легкое движение рук и безногий парень оказался сидящим на столе. Теперь их глаза оказались на одном уровне.

Последовав совету, доктор оглянулся и увидел аккуратно прорезанную в тыльной стене квадратную дыру, откуда свисал толстый пластиковый шнур. Рядом лежало несколько инструментов, среди которых выделялась дисковая пила.

Взглянув на уподобившегося статуе Люмбери, калека растянул губы в хищной и чересчур широкой усмешке.

- Знаешь, у русских есть одна очень старая поговорка. Звучит она так: моя хата с краю. Это тебя и сгубило, понимаешь, о чем я?

- А? – Люмбери очнулся от ступора – Н-нет, господин Вертинский, не понимаю. Что такое «хата»?

- Дом. Жилая постройка. Из бревен, наверное – пожал плечами Нортис – Смысл поговорки следующий: это не мое дело. Но в твоем случае поговорку следует понимать иначе – «я живу у края и меня это сгубило». Все давно скиснувшие и прогорклые сливки «внешнего» сектора селятся по одному и тому же принципу – подальше от центра сектора и подальше от наружной стены. И поэтому выбирают жилмоды у тыльной стены, той, что ближе всего к одиннадцатому сектору. Ты не исключение. В принципе это довольно разумно. Случись что наподобие разгерметизации сектора и шансов на эвакуацию в безопасное место куда больше. Да, доктор?

Люмбери молча кивнул, но калека, словно не заметив кивка, продолжил:

- А работяги селятся где подешевле. Прямо в центре, где вместо стен тонкие переборки, вместо мощной шахты вентиляции жалкие трубки толщиной с запястье ребенка с едва-едва ощутимым потоком свежего воздуха. По таким трубкам мне ни за что не пробраться к ним в дом. А вот к тебе… за этой стенкой настоящий туннель, там можно идти в полный рост. Правда у меня нет ног и пришлось ползти… ползти несколько часов по грязи и среди голодных крыс. И все ради того, чтобы навестить своего доброго друга доктора Люмбери. Скажи, ты рад моему визиту?

Исказившееся лицо доктора выражало что угодно, но только не радость, тем не менее, Нортис тепло улыбнулся и от этой наполовину безумной улыбки Люмбери стало еще страшнее.

- Кстати. Вижу ты испуган. И потому повторю - даже не вздумай попытаться убежать – мои крысы бегают очень быстро. Быстрые как сама смерть. Сначала они изорвут тебе ноги в клочья, а когда ты упадешь и попытаешься ползти на руках, они переключатся на твои ладони и локти. Одно движение челюстей и у тебя отлетает большой палец, еще один щелчок и твой указательный палец превращается к бесформенное месиво…

- Пожалуйста, не надо! – доктор всхлипнул и медленно опустился на колени – Не надо! Я… я приношу свои извинения… глубокие! Не надо!

Врач не боится вида изорванной человеческой плоти и крови. И уж тем более хирурга не напугать красочным описанием каких-то там ран – врачам почти каждый день приходится видеть такое, что не поддается описанию. Это мокрый кровавый ужас, по какой-то непонятной причине все еще живой и могущий продолжать истошно вопить… после такого любой фильм ужасов покажется мультфильмом рассчитанным на детей дошкольного возраста. Но хрипящие слова молодого калеки проняли доктора Люмбери до глубины души, перепугали до такой степени, что он перестал чувствовать вмиг