Артём Каменистый - Земли Хайтаны Страница 8

К тому времени, когда из посёлка подоспели лучники, стрелять было бесполезно — бандиты ушли на пару сотен метров. Добрыня, зажимая ладонью кровоточащую рану, бессильно смотрел им вслед, понимая, что организовать немедленную погоню не удастся. Как ни странно, больше всего он сейчас волновался за безопасность похитителей — если лодку разобьют льдины, Аня неминуемо утонет. Весенняя река не место для девушки, тут не спастись даже сильному мужчине.

А ещё он с ужасом думал, что же скажет Олегу.

Олег удивился, рассмотрев, что лодки встречает столь огромная толпа людей. Странно, что в сумерках они вообще смогли заметить их приближение, и вдвойне странно, что устроили столь пышную встречу. Не зная правды, он предположил, что народ радуется успешному прибытию экспедиции в охотничий лагерь.

Впрочем, его не слишком тянуло размышлять о поведении островитян. Рана, садистски обработанная коновалом Мишей, разболелась просто немилосердно — каждый удар сердца отзывался в ней мучительной вспышкой. Он никогда не страдал от плохих зубов, но сейчас прекрасно понимал, что чувствуют люди в такой ситуации. Сейчас ему всё было безразлично — хотелось просто добраться до своего домика и рухнуть на постель, не обращая внимания на причитания жены. Он знал, что, плача и осыпая его упрёками, Аня стянет с него всю одежду, размотает варварскую повязку из кожаных ремней и сердцевины камышей, наложит новую, мягкую. При этом натрёт целебной мазью, утихомиривая боль… Боль и сама начала стихать при таких мыслях.

Несмотря на то, что каждую лодку утяжеляло полтора центнера мяса, обратная дорога прошла почти без происшествий — гребцы приспособились к опасному плаванью. Один раз из-за нерасторопности Олега, замешкавшегося с шестом, корму зажало. Повреждённая лодка быстро наполнялась водой, её приходилось вычерпывать во времена затишья. Но других неприятностей не было, так что отделались незначительной поломкой судёнышка, что можно исправить за пару часов ремонта.

Ступив на берег, Олег не обратил внимания на странные взгляды толпы, встретившей его на удивление молчаливо. Сейчас он не думал ни о чём, кроме раны. Возможно, задет какой-то нерв, иначе откуда такая дикая боль? В воротах пришлось остановиться — путь преградил Добрыня. Вождь, стеснительно морщась, попытался что-то сказать, но Олег его перебил:

— Потом… Всё потом… Я ранен… Неопасно, но надо быстро повязку сменить, эту только законченный мазохист сможет терпеть, да и то не больше трёх минут. Сейчас Анька быстро поменяет… Да и лекаря неплохо позвать, мне у охотников рану верёвками зашили. Это без шуток…

— Постой! — вождь придержал парня за руку. — Нет твоей Ани.

— Она что, до сих пор на вышке? — не понял Олег. — Её сменить давно должны!

— Нет её, — повторил Добрыня. — Недавно… В общем, похитили её…

— Как похитили? — Олег всё ещё ничего не понимал: сознание, затуманенное болью, отказывалось воспринимать страшную реальность.

— Да только что… Почти… Антона Берцева помнишь, наверное? Он с тобой вроде сюда пришёл, а потом слинял во время нападения хайтов. Тогда ещё постоянно за Аней увивался… как ты в плаванье подался, ни на шаг от неё не отставал. Вот он и похитил…

— Как? — еле слышно произнёс Олег, хватаясь за створку ворот: до него начала доходить истина, вызвав приступ головокружения.

— Очень просто… Как дураков нас сделали, целый спектакль разыграли. С ним ещё Ванька Рогов был, тоже должен его помнить, и пара каких-то ублюдков. В общем, кинули Аню в лодку и драпанули.

— Кого послал в погоню? — почти спокойно произнёс Олег.

— Никого, — Добрыня виновато опустил глаза.

— Как?!!

— А что мне оставалось делать? Наших лодок на восточном берегу не было, пока притащим, пройдёт не меньше получаса. А уже смеркается. Да и лодки… Лучшие ты забрал, а остальные сущие гробы или большие слишком — на них не пойдёшь. Нет, никак не догнать… Но ты не переживай: я уже приказал готовить отряд, утром попробуют добраться до левого берега. Льда поменьше стало, раз эти сволочи прорвались, то и наши ребята дойдут. Там в лесу снег лежит, следы не спрячут. Догонят их, не сомневайся.

Олег кивнул, чётко произнёс:

— Одна лодка повреждена, но вторая в порядке. Мне надо парочку крепких ребят: мои слишком устали. И лодку необходимо перенести на руках: идти на ней в обход острова слишком долго.

— Никто никуда не пойдёт! — решительно произнёс Добрыня. — Я сказал утром, значит утром!

— Ты не можешь мне приказывать! — Олег в ярости схватился за рукоять меча.

Вождь вздохнул, устало произнёс:

— Можешь меня убить, дело нехитрое. Покуда я жив, никого в потёмках на реку не выпущу. Ничего хорошего не выйдет: даже если по темноте удастся её преодолеть, всё равно на другом берегу придётся ждать утра, после чего начать его прочёсывать в поисках места, где они высадились. Нет: сказал — не пущу, значит не пущу. Так что убивай.

Олег посмотрел в непреклонные глаза вождя, скрипнул зубами, в ярости стукнул кулаком по воротам. Удар вызвал в плече столь жуткую вспышку боли, что он, не сдержавшись, простонал. Добрыня покачал головой:

— А тебя и засветло никуда не пущу! С такой раной дома посидишь. И даже не спорь: так будет лучше. Сейчас… сейчас тебя лекарь подлатает, даст хороших порошков. И уснёшь ты как миленький. Успокойся: без тебя разберутся… У нас хороший лекарь, не зря ты его по осени из южных краев привёз, ой не зря! Он тебя…

Но Олег уже не слушал; резко развернувшись, он направился к дому. В голове его царил дикий сумбур, но из хаоса противоречивых мыслей постепенно вырисовывался план дальнейших действий.

В доме было непривычно тихо и как-то неуютно, будто он лишился чего-то неуловимого, того, что было главной частью его души. Осиротел. Даже свеча, казалось, едва чадила, будто вот-вот собиралась погаснуть. Олег мог бы обойтись и без неё, но не стал экономить воск. Кроме того, этим тусклым светом он пытался обмануть самого себя, представляя, будто Аня где-то рядом и сейчас войдёт с тарелками в руках, традиционно споткнувшись о порог.

Впрочем, тарелку ему принесли — она сиротливо ютилась на краю стола. Содержимое давно остыло, к нему никто не притронулся. Ужин принёс Добрыня, посидел немного, наблюдая, как лекарь обрабатывает рану, пытался поговорить, но, не добившись ответа, ушёл. Судя по всему, решил, что товарищу сейчас нужно побыть одному.

Дождавшись, когда за лекарем закроется дверь, Олег начал действовать.

Он рвался как можно быстрее покинуть посёлок, но справедливо полагал, что сделать это сейчас будет затруднительно — наверняка его кто-нибудь заметит. Однако жизнь в пасторальных условиях без электричества и сопутствующих ему развлечений имеет свои плюсы — никто не сидит у телевизоров до полуночи. Два-три часа, и остров угомонится — вот тогда и можно будет приступить к главной части своего плана.

Собирая скудные пожитки, Олег каким-то краем рассудка прекрасно понимал, что поступает глупо. Но также понимал и то, что иначе не может, а значит, всё идёт как надо — своим чередом. Жаль, что с Добрыней не удалось найти сейчас общий язык, но уговаривать его Олег не собирался. Непреклонный вождь быстро заподозрит неладное и приставит к обезумевшему парню наблюдателей, дабы уберечь его от опрометчивых поступков. Здоровяка удалось обмануть апатичным, ко всему безразличным видом. Он решил, что Олег сильно страдает от раны, так что ждать от него неприятностей не придётся. Добрыня и сам мучался от последствий удара ножом и поневоле переносил своё состояние на раненого соратника.

Но Олегу было плевать на свою рану. Нет, он понимал, что она может помешать ему при выполнении замысла, но с этим придётся смириться. Лекарь обезболил её своими мазями, поменял варварские нитки Михаила на свои, более прогрессивные — недавнее изобретение медицины южных стран. Их изготовляли из внутренностей местных животных — такие швы не надо с мукой извлёкать из раны: они рассасываются сами. Хорошая матерчатая повязка надёжно фиксировала компресс из прессованных листьев бхилы, обладающих сильными противовоспалительными свойствами. Если всё будет нормально, её можно не снимать дня два или три. Целебная трава помогает почти всегда и не требует частой замены.

Олег не знал, сколько времени займёт погоня, и на всякий случай готовился основательно. В рюкзак уложил запасную одежду, причём не забыл и про Аню — прихватил и её вещи. Еды у него не было, но пластиковая бутылка с водой не помешает, как и чайник с запасом местного кофейного напитка. Тонкое одеяло, прихваченное в прошлом году с места авиакатастрофы, кольчуга с поспешно залатанной дырой на плече, шлем. Эту лёгкую броню можно будет нацепить уже на берегу, после переправы, не хотелось бы в тяжёлом железе оказаться за бортом, если лодку разобьют льдины.