Андрей Левицкий - Песчаный блюз Страница 8

Я потянулся к громоздкому ящику радиостанции возле рулевого колеса. Врубил его и покрутил настройку, но не нашел ничего интересного. В этом районе не ловилось ни «Радио-Пустошь» Шаара Скитальца, ни «Голос Московии», ни киевский «Свет Храма».

Снова зафиксировав штурвал, взял бинокль, залез на крышу и осмотрелся. Вроде, никакой опасности вокруг. Даже если кто-то целенаправленно ловил сигнал передатчика, никто меня не преследует. Пока что. Но, возможно, они всполошатся, когда перестанут принимать сигнал?

«Зеб» катил ровно и быстро, мерно гудел двигатель, шелестел песок под колесами. Солнце подбиралось к зениту, жара крепчала. Опустив бинокль, я посмотрел вверх, вдохнул полной грудью теплый воздух. Небо сияло горячей синевой, облака ползли по нему, как островки белой пены. Сощурившись, я медленно повернулся.

Пустошь опасна, наполнена смертью, в ней процветает работорговля и нищета, здесь каждый сам за себя и готов убить соседа за початок кукурузы, кусок хлеба, медяк. Но я люблю ее. Не населяющих эти земли людей — сами земли. Желтый песок под синим небом. Каменистые равнины, по которым ездят одинокие сендеры. Развалины, брошенные поселки, зараженные пустыри, радиоактивный ветер и далекий горизонт в жаркой дымке… Люблю этот смертельный жестокий мир.

С такими возвышенными мыслями я спустился в рубку, под полом которой спрятан небольшой отсек с сухим льдом, достал бутылку пива, перетащил кресло в тень, сел и раскурил трубку. Сделал первый, самый приятный глоток, выпустил в небо струю дыма.

Ветер шевелил поля шляпы, срывал с вершин барханов желтые ленты песка. В этом районе сильный ровный ветер дует почти всегда, что позволяет ездить на парусных сендерах. Надо бы заняться наконец той мелодией, что пришла на ум прошлой ночью. Этот блюз… было в нем нечто, заставляющее сердце сладко сжиматься.

Гитара лежала в рубке, пришлось вставать. Когда я шагнул к двери, далеко за кормой «Зеба» что-то мелькнуло, и я бросился к ограждению, сдернув по дороге ремень трехлинейки со спинки кресла.

Позади были только барханы с низинами, через все это тянулись оставленные машиной широкие колеи, которые ветер уже начал засыпать песком. Я прищурился. Нет, ничего… но ведь там точно что-то было, и возникло оно над вершинами бархана, через который мы недавно перевалили. Или все же показалось?

Больше сзади ничего не возникало, и я наконец расслабился. Самоход миновал еще несколько барханов. Вернувшись в рубку, я увидел, что пыль в подвешенной к потолку большой толстой колбе стала бледно-розовой. Пыль эту называют радо-порошком и добывают в шахтах возле восточного фронтира, где стоит Замок Омега. Порошок как-то чувствует радиацию, понятия не имею, что там с ним происходит, но он краснеет по мере ее увеличения.

Впереди как раз вырос очередной бархан, я не стал огибать его, повел «Зеба» прямо и на вершине остановил, не глуша двигатель. Захватив бинокль, прошел в носовую часть.

Впереди лежала обширная темная область, над которой курились испарения. Раньше в этом районе ничего такого не было, а теперь вот какая-то зараза поднялась из-под песка.

В центре темного пятна земля вспухла, словно там прорвало нарыв, вверх ударил гейзер пара и кипящей грязи. Поток взметнулся высоко в небо, распался зонтиком, грязь дождем посыпалась вокруг, клокоча, взбивая коричневую пену, растеклась во все стороны. А гейзер не утихал, и теперь вместе с кипятком из него вылетали какие-то обломки, куски кладки, шифера и падали вокруг. На мгновение струя опала, будто что-то закупорило отверстие, потом с глухим хлопком гейзер выплюнул сдавленный железный остов древней машины.

Он взлетел высоко, окруженный темным ореолом жидкой грязи, пронесся по крутой дуге и врезался в песок у подножия холма.

Вернувшись в рубку, я кинул взгляд на колбу — радо-порошок стал бледно-красным. Пришлось спешно поворачивать, отъезжать от радиоактивного пятна подальше и двигаться в обход.

Гейзер клокотал за барханами. Пыль в колбе посерела, мы удалялись от эпицентра. Радиоактивные пятна и гейзеры — следствия каких-то непонятных людям процессов, которые происходят в глубине. Они могут быстро исчезнуть или надолго сделать какую-то часть Пустоши непроходимой. Главное, что гейзер не отрезал от меня Кривую балку.

Вскоре я увидел ее впереди.

Стук кирок и скрежет ручных дрелей наполняли низину. Когда-то здесь стоял поселок из кирпичных и каменных домов, причем вторых было куда больше. Древний кирпич мало на что годен, от времени он становится ломким, но камень всегда в цене. Артели ломщиков занимаются его добычей.

Я осторожно подвел самоход к расчищенной от песка улице посреди руин. Из пролома в крыше высунулся ствол, потом человек с оружием выпрямился во весь рост — молодой наемник в шортах и зеленой бандане, с татуировками на груди. Обрез в его руках повернулся к рубке. Если пальнет из такого, снесет половину надстройки… Придерживая штурвал одной рукой, я выглянул в дверь.

— Э! — хрипло крикнул наемник. — Че надо?

— Я доставщик!

— А мне-то че? — спросил он.

— К Пол-Солдата еду!

— Зачем это? Ему щас не до тебя, вали!

— Слушай, ты… — начал я, и тут на балкончике без перил, прилепившемся к стене соседней развалюхи, появился второй наемник, обладатель круглого пуза и покатых мощных плеч, с револьвером, который казался игрушечным в жирных лапищах. Круглая рожа его лоснилась от пота.

— Кто приперся? — сипло спросил он, увидел меня и добавил: — А, ты…

— Тимиряз, вели своему парню, чтоб пустил меня, — сказал я.

— А чего ты прикатил, Музыкант? К Пол-Солдата?

— Да. Захарий просил ему одну вещь…

— Уж не тележку ли? — заинтересовался главарь бригады наемников, которую артель наняла для охраны.

— Тележку. Я спешу, Тимиряз.

Он махнул рукой.

— Ладно, едь… Стой, так ты из Рязани, выходит? В дороге чего видел?

— В пяти верстах отсюда гейзер начал бить, — я тронул самоход с места. — Вокруг пятно радиоактивное. А больше ничего интересного.

«Зеб» катил по залитой солнцем пыльной улице, полной стука кирок, грохота камней и грубых голосов. Ломщики откалывали булыги и катили на тележках в сторону колесной баржи, стоявшей на другом конце улицы рядом с тягачом. На барже высилась гора каменюк. Некоторые рабочие орудовали ручными сверлами с ременной передачей, у других к сверлам были приспособлены небольшие моторы, а на спинах висели бачки с соляркой.

Я чуть не подскочил, когда впереди поперек улицы обрушилась каменная стена. Пыль встала, будто желто-серый туман. Сквозь раскрытую дверь она попала в рубку, я закашлялся, сплюнул рыжей слюной. Со всех сторон к упавшей стене заспешили люди, кто-то выругался, кто-то засмеялся. На крыше дома вверху показались два наемника с обрезами, оглядели улицу и ушли.

Проехав еще немного, я встал. Пыль оседала быстро, с горы обломков донеслись крики, стук кирок, удары кувалды и треск расколовшейся глыбы. Вытащив из-за штурвала завернутую в мешковину тележку, я слез на землю и пошел вперед.

Пол-Солдата — ветеран Второй городской войны, когда небоходы сцепились с Цехами харьковских оружейников — блистал загорелой лысиной, окруженной венчиком седых всклокоченных волос. Ног нeт, торс в полосатом пиджаке на голое тело пристегнут к тележке с резиновыми колесами. Бригадир вынырнул из тени развалин, взлетел по склону горы и осыпал ломщиков потоком брани. Из его слов я понял, что стену обрушили рано, потому что баржа еще не проехала, и теперь уже до вечера не проедет, ведь завал расчищать долго, а значит, работы на той стороне улицы, которую я миновал, прекратились, хотя там накопились камни, которые надо грузить… Ломщики, свалившие стену, вяло и неубедительно отругивались. Лица большинства скрывали повязки от пыли. Пол-Солдата, снующий между их ног, орал и брызгал слюной. В руках у него были деревянные колодки, чтоб толкать тележку, и этими колодками бригадир колотил подчиненных по лодыжкам.

Я снял мешковину с подарка механиков, поставил его перед собой и крикнул:

— Эй!

Бригадир осекся, свирепо развернулся на своей тележке и увидел меня. — А-а-а, Музыкант! — Он рванулся вниз, щеря кривые щербатые зубы. — Привез, а?!

Слетев с горы, Пол-Солдата бросил колодки, дружески пихнул меня кулаком в колено и принялся отстегиваться от старой тележки. Ломщики с гомоном полезли следом, обступили нас. Пол-Солдата расстегнул ремни и рявкнул:

— Че пялитесь? Марч, Цапля, помогите!

Низкорослый Марч и тощий длинношеий Цапля взяли бригадира под мышки и почтительно пе-реставили с одной тележки на другую. Пол-Солдата оттолкнул руки Цапли, который хотел помочь ему с ремнями, сам затянул их и оглянулся на движок. Все это время он непрерывно говорил:

— Ну, Музыкант, удружил… И Захарий — молоток братан, не забыл! Долго они с ней морочились, но теперь уж я поезжу! Слышали, а? — Он оглядел столпившихся вокруг людей и погрозил им мозолистым кулаком. — Теперь за всем услежу!