Андрей Ерпылев - Выход силой Страница 8

— Сдурел, старшина? Мы тут как на ладони! Вперед, только вперед!

Преодолев открытое пространство и врубившись в заросли метров на пятьдесят, отряд все-таки заслужил привал. Шестеро сторожили, остальные стянули с потных рож противогазы и на скорую руку перекусили. Растянуть пикник все равно бы не получилось: привлеченные запахом съестного, из джунглей налетели орды огромных мух. Низко жужжа, они забили воздух, садились — ей-богу, ощутимой тяжестью — на химзу, нагло ползали но одежде, будто искали способы пробраться внутрь.

— Вот ведь гадство! — сокрушался давешний Игорев сосед, страдавший от невозможности закурить после обеда. — Откуда они только берутся?

— Ничего, здоровее будешь. — Пулеметчик с хрустом раздавил особенно нахальное насекомое размером с большой палец и щелчком сбросил в траву.

Стебли колыхнулись, на мгновение мелькнуло что-то чешуйчатое, и дохлая муха исчезла, будто ее и не было.

— Долго еще идти? — спросил Князев, на всякий случай укладывая автомат себе на колени.

Черт знает, что это там за дрянь в чешуе. Вдруг она мух просто на закуску жрет.

— Устала, деточка? Ты карту видел? Половина примерно осталась. К вечеру доберемся до Измайловской — там и заночуем.

— А дальше?

— А дальше — кто знает, — пожал плечами боец. — Я дальше Измайловской никогда не бывал.

— Джунглями примерно столько же идти, — добавил другой сосед. — Я тоже не был, но ребята говорили. А потом — туннель.

— А в туннеле что?

— Вот и увидим, — без энтузиазма откликнулся сосед, зябко потирая руки.

Вот и кончился привал. Неужели двадцать минут уже пролетело?

— Подъем, подъем! — Капитан, казалось, был из железа. — Или в джунглях ночевать собрались, покойнички?

Желающих не нашлось, и отряд, построившись в боевой порядок, снова углубился в бескрайние заросли.

«Два-три, три-четыре. Мы одни в пустой квартире. Семью восемь. Трижды пять». Игорь бубнил считалку вслух, с каждым взмахом и с каждым ударом мачете (хррруп!) тупея, превращаясь в машину. «Я иду тебя искать». «Два-три…» Считалка задавала ритм, заполняла гулкую пустоту в голове. «Три-четыре». Он махал и махал тяжеленным тесаком, отпихивал с дороги поваленные растения и снова рубил.

Вот еще один толстенный ярко-зеленый ствол, почему-то тянущийся поперек дороги наискось. Сталь возьмет его ничуть не хуже другого…

— Очумел? — Чья-то рука перехватила занесенное для удара мачете и вырвала его из скользкой от сока ладони. — Жить надоело?

— А что такое? — От усталости старшина плохо соображал, уставившись сквозь мутные от брызг сока стекла противогаза на сержанта. — Отдай тесак.

— Его что, не проинструктировали? — обратился здоровяк к капитану.

— В чем дело, Мелешко? — протолкался вперед Федотов.

— Да вот, чудик этот чуть борщевик не рубанул!

— Понятно, — буркнул командир. — Но не рубанул ведь? Вперед.

Низко пригибаясь, бойцы по очереди протиснулись под наклонным стволом, стараясь не прикоснуться к гладкой зеленой коре.

— А что за дела? — спросил Игорь сержанта, по-прежнему сжимающего в руке его тесак.

— А то, что тут же тебя бы мы и закопали, — в сердцах бросил тот. — Смотри!

Выбрав тоненькую — с руку толщиной — потомку, отходящую от могучего стебля, он осторожно сделал надрез и тут же отскочил в сторону от брызнувшей струйки сока.

Мутная зеленая жидкость капнула на рельс, покрытый шершавой коростой ржавчины. Окислившийся металл задымился, вскипел грязно-бурой пеной…

— Видал? — Сержант куском срубленной ветки счистил пену с рельса, и Князев с изумлением увидел глубокую язву, зияющую в металле: за считанные секунды сок проел его на несколько миллиметров. — Костюмы наши — в щи за пару секунд. Попадет на кожу — хана тебе.

— Что это за дрянь такая? — со страхом посмотрел Игорь на дерево-убийцу.

— Да, была такая травка раньше, — охотно пояснил сержант. — Еще до. Раньше с ней хоть как-то еще боролись, да она и поменьше была. А потом как некому бороться стало, тут-то она и развернулась по полной…

— Что, и раньше ядовитой была?

— Еще какой! Батя рассказывал мой: на кожу брызнет — ожог сразу, как от кипятка. Я, говорит, когда маленький был, обжигался, — сообщил мужик. — Только не помню я — малой совсем был…

— И что?

— Что-что? Живой, как видишь. По тогда, брат, времена другие были. А ожегся бы сейчас — кранты тебе. Ладно. Двинули, а то отстали совсем.

Сержант закинул пулемет на плечо и зашагал дальше, а Князев еще оглядывался пару раз на ядовитое дерево, стараясь запомнить его получше. Хищники, как выясняется, не все с когтями и зубами… На одном из огромных листьев растения — метра три в поперечнике — покоились кости какого-то некрупного существа.

С человека, примерно.

Игорь честно пытался заснуть, но сон все никак не шел.

Когда вечером, наконец, выбрели к Измайловской, он мечтал только об одном. Лечь и закрыть глаза. И проспать бы без сновидений двое суток подряд.

А вот поди ж ты — битый час ворочается с боку на бок, а сна ни в одном глазу. В темноте где-то рядом посапывают товарищи, кто-то тихо стонет во сне. Наверное, кошмары мучают. А он, как дурак, лежит и не может заснуть, хотя позади — изматывающий день, а впереди — еще один и надо поспать хотя бы чуть-чуть, чтобы не клевать завтра носом.

Антон, Антоха… Где же ты? Какого черта ты делал в том туннеле, кому встал поперек пути, кому понадобился? Что с тобой сейчас? Пусть только с ним все будет хорошо, попросил Игорь у кого-то невидимого, всемогущего. Пусть только с моим братом все будет хорошо.

«Я иду тебя искать».

Невозможно уснуть.

Князев осторожно, чтобы не разбудить остальных, подобрал ноги и сел.

Измайловская. Он впервые оказался на новой станции. Впервые, сколько себя помнил. Не привычную с детства Первомайскую, не Щелковскую, которая стала для него вторым домом. Из-май-лов-ска-я. Даже звучит как-то странно.

Новая земля.

Как остров в океане, до которого добирались храбрые мореплаватели в прочитанных когда-то книгах. И, возможно, завтра они покинут это место навсегда, чтобы никогда не возвратиться.

Она необитаема, и была необитаема, видимо, всегда — трудно предположить, что кто-то мог укрыться в ней от Катастрофы.

Мертвая земля. Романтично!

Ну, по крайней мере, казалось романтичным. Что из этой экспедиции отряд может не вернуться, что он сам может умереть — об этом Игорь не думал. Конечно, будут опасности — куда же без опасностей! Но это и здорово — будет потом о чем дома рассказать. Когда они вернутся.

Глаза уже привыкли к тусклому свету, пробивающемуся снаружи сквозь мутное стекло. Удивительно, как оно вообще уцелело за столько лет — умели, видно, строить в давние времена. Чудовищно грязные, местами затянутые снаружи кружевом вьющихся растений, кое-где треснувшие, стекла, тем не менее, находились на своих местах, даруя находящимся внутри иллюзию защиты.

В дальнем углу павильона, у открытой его части тлел красный огонек: сон товарищей, сменяясь каждые два часа, охраняли трое часовых. Пойти, может, попросить у мужиков затянуться самокруткой?

Он подобрался вплотную к стеклу и сел, привалившись спиной к тумбе, возле относительно чистого участка. За ним в туманной дымке виднелись расплывчатые контуры деревьев.

Ночные джунгли жили своей жизнью… Иногда, заставляя ветви качнуться, проносилась стремительная тень. Иногда где-то в глубине зарослей медленно разгоралось тусклое зеленоватое зарево, на фоне которого причудливые, перекрученные радиацией деревья казались костлявыми великанами с растопыренными руками. По крыше павильона вдруг проносился кто-то мелкий, отчаянно стуча коготками. Похоже, даже не четвероногий.

А звуки!

Ночной лес был полон невообразимыми звучаниями. Где-то далеко слышался глухой утробный рык, чуть ближе — истошное завывание на два голоса, то уходящее в ультразвук, то понижающееся до баса… Кто-то визжал в смертельной агонии почти по-человечески. И все это — на фоне неумолкающего стрекотания и пиликания каких-то насекомых, монотонного и почти незаметного для уха, как тиканье часов.

Дьявол!!

Игорь отшатнулся; внутренности скрутило от страха.

Прямо перед ним в мутном стекле возник абрис рогатой головы, покачивающейся на толстой шее.

«Что за черт?» — обмер он, судорожно сдвигая предохранитель автомата.

А голова поднималась все выше и выше, шея все не кончалась и не кончалась… К тому же, в привычную какофонию леса вплелся новый шум: частое мерное постукивание, напоминающее шум какого-то прибора.

Приблизив лицо к самому стеклу, Игорь понял, в чем дело: бесконечной «шеей» оказалось туловище гигантской сороконожки толщиной не меньше ноги взрослого человека. Нет, не сороконожки. Странный шум производили тысячи крошечных бледных конечностей, усеивающих членистое брюхо существа, постукивающих но стеклу коготками-присосками. Вот это махина!