Татьяна Михайлова - Заградотряд Страница 8

Про то, что Денис лишился работы, знала только она – по их давней договоренности, обо всех важных событиях в жизни своих детей родители узнавали последними.

– Не знаю еще. Буду искать что-нибудь, деньги пока есть. Так что… – Тут Ленка снова запустила руку в карман и, вытащив оттуда несколько аккуратно сложенных купюр, сунула их в карман куртки Дениса.

– Лен, ты что, не надо, я…

– Ладно, бери, пока я добрая. Пользуйся, пей мою кровь! – засмеялась она, но как-то вымученно, словно заставляя себя веселиться, и Денис отчетливо увидел, что с его сестрой что-то не так.

Он ускорил шаг, обогнал ее и, подрезав на узкой дорожке, заставил остановиться.

– Что с тобой? – спросил он, пристально глядя сестре в глаза. – Я же вижу, ты сама на себя не похожа. Мне-то можешь сказать.

– Денис, давай попозже поговорим, хорошо? – Ленка умоляюще посмотрела на него. – Мать разозлится, если меня долго не будет. Там еще не все готово, она одна не справится. Потом, ладно?

Денис посторонился, дал ей пройти, и дальше они уже пошли молча и быстро, боясь накликать на свои головы гнев именинницы.

Квартира родителей сияла праздничной чистотой, умопомрачительные запахи сразили Дениса еще в подъезде. Ленка, скинув пальто, бросилась на кухню, а разряженная мать со снисходительным видом приняла от сына букет, подарок и поцелуй. Отец вышел откуда-то из глубин квартиры, поздоровался с Денисом, потом пришли еще гости – подруги матери, и все перебрались в «большую» комнату и сели за стол. Все шло своим чередом – сначала мать сдерживало присутствие чужих людей, потом она перестала стесняться, поскольку присутствовавшие давно знали всю горькую правду о ее тяжелой жизни – глупый, никчемный муж и дети-неудачники. Денис мужественно вынес ее нападки в свой адрес, а заодно освежил в памяти все промахи и ошибки, совершенные им когда-либо в жизни. Что-то действительно изменилось в нем за эти страшные дни, и Денис, сам от себя не ожидая, действовал сейчас по принципу «а Васька слушает да ест». Слова матери проносились мимо, совсем не раня и не задевая его самолюбие, звучали как бы непременным в данной ситуации фоном. Тем более еды было полно, и Денис с аппетитом уплетал все, что приносила из кухни раскрасневшаяся Ленка, – по их семейному обычаю обязанность приготовления праздничного обеда лежала на ней. Под чутким руководством матери, естественно. Впрочем, старания Ленки остались, опять же по традиции, неоцененными – пришла ее очередь стать к раздаче. Тут уж мать припомнила ей все – от разбитой в раннем детстве тарелки из добытого тяжким трудом в очередях импортного сервиза до отсутствия в настоящем приличной работы и обеспеченного мужа. Последнее замечание Ленку доконало, и она, опустив голову, встала и вышла – но не на кухню, как решила мать, а в лоджию, расположенную в другой части квартиры. Поднялся и Денис.

– Пойду покурю, – произнес он стандартную фразу-отговорку и пошел следом за сестрой.

Ленка действительно курила, вернее, пыталась – она нервно крутила колесико дешевой зажигалки, стараясь добыть из нее хоть искру.

– Дай.

Денис забрал из рук сестры неподатливый механизм, надавил на рычажок чуть посильнее и поднес дрожащее пламя к кончику сигареты. Ленка затянулась с наслаждением, а ведь еще в начале года она язвительно напоминала Денису о вреде курения. Но теперь все изменилось – Денис достал сигарету из пачки, покрутил ее между пальцев, переломил и выбросил во двор.

– Я не буду, – ответил он на недоумевающий взгляд сестры, – бросил недавно.

– Молодец, а я вот теперь не могу без этого. – Ленка выпустила сизую стройку дыма из сложенных трубочкой губ и отвернулась.

Денис выждал несколько мгновений, потом обнял сестру за плечи, повернул к себе. Так и есть – Ленка плакала, злые беспомощные слезы текли по лицу, оставляя после себя синие следы. Он сначала испугался, а потом улыбнулся – потекла дорогая тушь.

– Рассказывай, – потребовал он.

Ленка кивнула, затянулась еще раз и заговорила:

– Я не знаю, что мне делать, так больше не может продолжаться. Она жрет меня каждый день, каждую минуту. Ей все не так, я раздражаю ее одним своим видом, присутствием в квартире. Я мешаю ей, Денис, мешаю жить. Что я ей сделала?

Ленка почти кричала, и Денис прикрыл дверь в лоджию. Потом вышел в коридор, взял ее пальто и свою куртку – разговор предстоял долгий, а на улице, вопреки календарю, был совсем «не май месяц». Он накинул Ленке пальто на плечи, сам надел куртку, и они отвернулись к перилам, стараясь говорить тише.

– Так ведь у тебя же есть кто-то, Вадим, кажется?

Денис знал, что еще полгода назад Ленка познакомилась с «приличным», по меркам их матери, человеком. Они начали встречаться, и Денис знал – отношения их зашли так далеко, что Ленка собирается переехать к своему другу. Само собой, она держала это в строжайшей тайне от матери и рассказала о своих планах только брату. Денис был рад за сестру, он как-то даже видел этого Вадима – действительного приличного, компанейского, общительного мужчину старше Ленки на три года. Было видно, что Ленка ему очень нравится, он не скрывал своих намерений относительно их будущего, и сестра просто светилась от счастья. Одно омрачало ее радость – ведь рано или поздно придет момент, когда ей придется привести Вадима в качестве жениха в дом родителей, а о том, как поведет себя мать, Ленка боялась даже подумать. Впрочем, до этого было еще далеко, и сейчас она просто наслаждалась жизнью. Но, видно, все закончилось, раз при одном упоминании о Вадиме глаза Ленки снова заблестели от подступивших слез.

– У нас все кончилось, – снова отвернувшись, объявила она глухим голосом, – мы больше не встречаемся.

– Почему? Он чем-то обидел тебя? – Денис не верил своим ушам, ведь будущее сестры казалось ему уже определившимся.

– Нет, он ничего мне не сделал. Я не знаю, что произошло. Он часто встречал меня с работы, потом мы ехали к нему. Он звонил мне каждый день по несколько раз, спрашивал, как мои дела, что я планирую делать вечером. Он даже кольцо мне купил! – отчаянно выкрикнула Ленка, но сразу осеклась, заговорила громким шепотом. – Я уже платье начала присматривать, как вдруг все закончилось.

– Вот так просто и закончилось? В один день?

– Нет, конечно, не в один. Сначала он перестал встречать меня с работы, отговаривался, что ему далеко и неудобно добираться, потом перестал приглашать к себе, перестал звонить… Все происходило постепенно. Я пыталась поговорить с ним, но ему всегда было некогда – у него ведь свой бизнес. Мы уже две недели не встречались. Впрочем, он как-то позвонил мне, поинтересовался, как я живу, но сразу оборвал разговор. Я не знаю, что произошло. Вот так.

Денис смотрел вниз, на ветки зазеленевших наконец-то деревьев, на оживленную дорогу под домом. Вот же какой месяц выдался – одни потери. И он ничем не мог помочь старшей сестре, курившей рядом с ним сейчас уже третью сигарету.

– А тут еще и эта всех нас изводит, орет, орет, как только сил хватает. Придет утром, лицо уже недовольное, перекошенное, словно дерьма наелась.

Денис вздрогнул и внимательно посмотрел на Ленку, а та, войдя в раж, продолжала:

– Придет, не поздоровается, дверью в свой кабинет грохнет. Потом посидит там минут пятнадцать, злобой нальется и давай звонить по внутреннему телефону. Кому позвонит – тот и идет к ней на растерзание. Мы уж перед работой успокоительное заранее пьем – если ей хоть слово скажешь, то она и кинуть в тебя чем-нибудь может.

Денис ничего не понимал – о чем это она? Кто орет, кто кидается? Кто дерьма наелся? Пугало еще и то, что подобных выражений его воспитанная сестра раньше себе не позволяла. Он уставился на Ленку, и та, заметив в глазах брата вопрос, пояснила:

– Да главбушка наша, ты же сам слышал, как она разговаривает. И так каждый день – дома мать, на работе она. Денис, я уже жить не хочу, понимаешь?! Я утоплюсь, наверное! Пусть им всем будет хорошо без меня! – И Ленка наконец по-настоящему, крупно разревелась.

– Еще чего, из-за всяких дураков топиться она пойдет. Вадим – ладно, фиг с ним, другого себе найдешь. А вот главбух эта ваша… Тебе новую работу нужно найти, – неуверенно сказал Денис, пытаясь хоть как-то утешить сестру.

Но та тряхнула растрепавшимися волосами, окончательно размазала остатки туши по скулам и ответила:

– Попробую, конечно. Да ведь просто так не отпросишься, чтобы в другую фирму поговорить съездить. В конце концов, ладно, пусть орет, я ее не поэтому боюсь. Работаю-то я хорошо, в этом я уверена. Здесь в другом дело. Вот представь себе – стою я перед ее столом, она надрывается, вопит во всю глотку, а глаза у нее белые-белые, как у статуи. Причем не сразу белеют, а только тогда, когда она рот открывает, постепенно. Знаешь, как это страшно – словно не человек перед тобой, а идол неживой. Мне кажется, ей все равно, на кого орать – на нас или на шкаф. Или на фикус – у нее в кабинете такой красивый куст рос, большой, развесистый, так не выдержал, засох. На той неделе его выкинули, новый привезли. – Ленка улыбнулась через силу и добавила: – Пойду умоюсь. Мать, наверное, уже гостей от злости съела.