Алексей Бобл - Пустошь Страница 9

Обморок был необычен: отключилось сознание, но не тело. И тело много чего успело сделать, прежде чем разум очнулся.

Он пришел в себя, сидя в «Панче». Измазанные копотью пальцы крепко сжимали руль. Стояла ночь, грузовик мчался по каменистому бездорожью, объезжая разрушенные строения и котлованы, полузасыпанные песчаными бурями. Плиты и стены, горы бута и зубья ржавой арматуры — все слилось в сплошной поток без начала и конца. Не сознавая, что он делает, Туран выбрал самый короткий путь: напрямик, а не по дороге из укатанного щебня, которая широкой дугой огибала фермерское поле.

Он сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. На соседнем сидении лежали пятизарядный револьвер и ружье Назара. Перед глазами Турана Джая кружился смерч из пепла, возникший после того, как обрушился отцовский дом. Смерч сухо шелестел, и в звук этот вплетались голоса обитателей фермы — отца и матери, брата и Назара, батраков, охотников, их жен и детей. Они говорили тихими, тревожными голосами, будто просили Турана о чем-то, черные тени в мертвой полутьме. От звука их неразборчивых голосов бросало в пот, дрожь пробегала по телу, тряслась голова, и слезы текли из глаз.

Фары выхватили из темноты силуэты разливочных тумб — грузовик достиг брошенной автозаправки, когда-то принадлежавшей одному из московских кланов.

А потом впереди открылось освещенное прожекторами здание. Три этажа, плоская крыша и квадратные, во всю стену, окна.

Окрестные фермеры называли эту постройку Дворцом. Назар говорил, что Дворец — просто огромная лавка, в старину там торговали всевозможными товарами.

Изнутри доносилась музыка и нестройные крики. Туран остановил «Панча» за покосившейся башней из бетонных плит. Дрожь и болезненная слабость прошли, сердце стучало быстро и зло, ненависть переполняла его, путала мысли. Тяжело дыша, он бросился в кузов, вытащил из подпола фляжку, полил водой голову, лицо, шею, потом жадно выпил все, что осталось. Отшвырнув флягу, перетащил в кабину два железных ящика, кое-как пристроил в ногах, раскрыл.

Крест- накрест стянув грудь лентами перевязи, Джай повесил на них гранаты. Вставил патроны в кожаные петли. Ружье Назара — на левое плечо, на правое — еще одно, покороче и легче. К поясному ремню прицепил две кобуры, со стареньким револьвером и шестизарядным «шершнем». Пристегнул длинный обоюдоострый нож, а другой, поменьше, вдел в чехол на левом предплечье.

Потом сел за руль и глубоко вдохнул. Выдохнул. Со всеми этими железяками Туран ощущал себя ходячим оружейным складом. Впрочем, он подозревал, что ходить ему предстоит недолго…

Ну и пусть. Он готов умереть. Но только после Макоты. Или вместе с ним.

Ясная звездная ночь лежала над Пустошью, площадку перед Дворцом озарял свет факелов. Там праздновали победу над непреклонным фермером Борисом Джай-Каном.

Туран завел грузовик, объехал груду плит и направил «Панч» прямиком к зданию.

Кое- кто по привычке называл клан Макоты бандой — но только если самого Макоты не было рядом. За подобные слова атаман мог и убить.

К началу Сухого сезона его клан насчитывал почти сотню человек, и теперь у Макоты не было нужды отправляться в опасные экспедиции к торговым путям Пустоши. За один такой поход можно легко разбогатеть, удачно ограбив странствующего торговца или небольшой караван, но можно и вовсе не вернуться из экспедиции, нарвавшись на хорошо охраняемую кавалькаду или отряд пастухов из предместий Минска.

Времена, когда Макота отправлялся на вылазки и рисковал собственной шкурой, прошли. Нынче он финансировал подобные мероприятия, забирая половину добычи. Да и то — это был вспомогательный приработок, основной доход приносили фермы. Нет, Макота не подался в земледельцы. Если этот краснощекий усатый коротышка, похожий на крестьянина-простака, что-то и закапывал в землю — так только трупы врагов. Сажать же он предпочитал лишь на кол.

На востоке Пустоши властвует Некроз, но южные районы годятся для земледелия. Собрав самую многочисленную банду в округе, Макота решил сделать карьеру на новом поприще. Он пришел во Дворец, где человек по имени Еши держал гостиницу для проезжих бурильщиков, небогатых торговцев и бродяг-наемников. После того как атаман сделал Дворец своей штаб-квартирой и его люди расправились с охраной Еши, клиентов как ветром сдуло. Владельца гостиницы Макота пристрелил собственноручно, после чего въехал в его апартаменты на третьем этаже, присвоив заодно двух жен покойного. Макота был любвеобилен, толст, улыбчив и жесток. Его круглое лоснящееся лицо, пухлые щеки, оттопыренные уши, жесткие соломенные усы и добродушные туповатые глазки производили обманчивое впечатление на незнакомых людей, чем атаман неоднократно пользовался.

Захватив Дворец, он занялся фермерами. В течение нескольких дней его люди посетили все хозяйства округи. Пару домов пришлось сжечь, нескольких мужчин пристрелить, нескольких женщин — изнасиловать, а потом тоже пристрелить. Атаман поставил десяток бойцов следить за Южным трактом, единственным безопасным путем к Киеву. Бандиты перехватили четыре повозки и одного всадника, которые отправились в город жаловаться на Макоту монахам Ордена. Доносчиков убили, предварительно выяснив, с каких ферм они выехали, потом атаман лично посетил их хозяев. В конце концов все наладилось, и к Дворцу потянулись подводы с оброком. Закрома атамана наполнились картофелем, тыквенными огурцами, карликовой кукурузой и вяленым мясом сайгаков.

Макота разбогател, он отправлял караваны с провизией в Киев и далекий Харьков. Теперь он сам опасался грабителей на дорогах. Его раб-механик сумел запустить древние холодильные камеры в подвале Дворца, запитанные от ветряка на крыше Дворца. Агрегаты хрипели, тряслись, ломались чуть не каждый день, но все же работали, теперь бандиты могли хранить продукты без опаски, что те испортятся.

Атаман кормил своих бойцов и прислугу, менял продукты на оружие, боеприпасы, солярку, одежду, запчасти для машин и мотоциклов клана, на рабынь-шлюх. Вскоре девиц во Дворце оказалось так много, что кто-то даже предложил раз в неделю устраивать охоту на тех, которые уже успели всем надоесть.

И все равно Макота был недоволен.

Два самых крупных фермера, Джай-Кан и Ефраим, заключили союз и успешно отбивались от бандитов. Первый помощник Чеченя посоветовал хозяину оставить строптивцев в покое, за что был жестоко бит и едва не лишился глаза.

Несколько дней Макота мерил шагами просторный зал на первом этаже Дворца и теребил соломенные усы, что являлось признаком большой озабоченности. Когда атаман так делал, его приспешники старались вести себя как можно тише, зная, что главарь легко раздражается, если ему мешают. В такие моменты он способен был на всякие пакости, самая безобидная из которых — сунуть человеку в зад пистолет и нажать на спуск.

А потом из Харькова вернулся караван мотоповозок. Атаман отдал необходимые распоряжения и приказал отвезти его на ферму Ефраима. Он лично желал поговорить с мятежным земледельцем. Чеченя порывался составить ему компанию, но Макота не взял никого из своих людей, захватил лишь сигнальный пистолет, найденный в одной из комнат Дворца.

Мотоциклетка остановилась вдалеке от ограды фермы. Макота велел водителю ждать его и не дергаться, что бы ни случилось. Атаман хмыкнул, разглядывая ограду — поставленные на попа ржавые цистерны, обмотанные колючей проволокой. Две самые большие емкости служили стойками для тяжелых скрипучих ворот. Макота ударил кулаком в калитку, и когда вооруженные батраки сдвинули тяжелый засов, потребовал немедленной встречи с Ефраимом.

Вернувшийся слуга сказал, что хозяин приглашает гостя войти в дом и разделить с ним трапезу. Макота отказался. Поговорим во дворе перед воротами, проворчал он. Вскоре Ефраим вышел к нему. На поясе фермера висели револьверы.

— Назавтра я разделаюсь с Бориской, — широко улыбаясь, сообщил Макота.

Ефраим молчал. Он был осторожным человеком.

— С Бориской и с тобой. Или тока с ним, ты решай.

Фермер пожевал губами.

— Ты уже пытался разделаться с нами, трижды. И что?

Макота развел руками.

— Ну так а чиво, я неправ был. А ты знаешь, что недавно мотофургоны возвернулись? Те, что я пять декад тому в Харьков отряжал?

— Слышал об этом, — кивнул Ефраим.

— А чиво в тех фургонах, знаешь?

— Об этом не слышал.

— Скажи своим людям, чтоб не стреляли, я кой-чего хочу показать.

Макота медленно снял с пояса пистолет-ракетницу. Ефраим заметно напрягся. В сторону гостя были направлены полтора десятка стволов. Атаман знал, что в любой момент его тело могут нашпиговать металлом, но он был смелым и сильным человеком — и продолжал улыбаться.

Он поднял пистолет и выстрелил вверх. Раздался хлопок, в небе над фермой вспыхнул огонь.