Юрий Леж - Знак махайрода Страница 9

Появившийся в комнате Уголек, посвежевший, облегчившийся и даже, кажется, успевший умыться, сделал для всех понятный знак, мол, все в квартирке тихо, никаких признаков проникновения, кроме незнакомца на стуле, незаметно. Быстро — тридцать секунд — оделся, хотя ночью казалось, что мальчишки раскидывают свои вещи по комнате в полном беспорядке, но почему-то к утру их нижнее белье, брюки, френчи, сапоги очутились рядышком друг с другом и именно в том месте, до которого легко дотянуться. Впрочем, в этой маленьком комнатке было просто дотянуться до любого угла.

Следующим также быстро и аккуратно оделся Олигарх, хотя ему пришлось оставить свой китель висящим на спинке стула. Подходить близко к незнакомцу гастат не стал, а просить того о чем бы то ни было означало хоть в малой части поставить себя в зависимое положение. А этого ни один мальчишка, прошедший «учебку» до конца, допустить не мог. А вот Котяра одевался не спеша, с явной растерянностью и небрежностью, изображая из себя раздолбая и неряху, будто бы случайно затесавшегося в ряды элитного воинства. Конечно, на мало-мальски знающих людей такое представление производило комический эффект, но иной раз неплохо помогало в жизни при столкновении с самоуверенными и недалекими типами. Впрочем, считать таковым нежданного гостя гастаты не могли, но действовали по давно устоявшейся традиции: не знаешь, что делать — действуй по Уставу.

Следящие исподволь за незнакомцем Олли и Уголек были немного удивлены тем глубинным, исконным равнодушие, с которым нежданный гость встретил их утренний туалет. За исключением, пожалуй, первого «фокуса» Олигарха с облегчением в презерватив, ничто не вызвало даже намека на эмоции на лице и в голосе человека в черном. Бесстрастно дождавшись окончания возни Котяры, гость чуть двинул подбородком, перехватывая у молодежи инициативу:

— А теперь — дама…

— Ага, дама всем нама, — дурашливо подхватил Олли и попросил Кота: — Слышь, толкни там, что ли, Машку, заспалась она, а тут, видишь, дела какие наворачиваются…

Редко употреблявшая такое количество крепкого спиртного, да еще и троих мужчин вместе и сразу за одну ночь, девушка долго, чисто по-женски, сопротивлялась побудке, то пряча голову под подушку, то невнятно ругаясь на окружающих, кажется, плоховато соображая, где и с кем она сейчас находится. Минут через десять энергичной тряски, легких шлепков по щекам и попке, растирания ушей и громких матерных выражений, правда, в основном со стороны Машки, желудок девушки напомнил о себе самым тривиальным образом. И если бы не наблюдательность и готовность к неожиданностям Уголька, вряд ли присутствующим пришлось бы оставаться здесь, впрочем, гастатам доводилось находиться в гораздо худших условиях, но это вовсе не значит, что они и в простой, мирной жизни стремились к грязи, крови и утренней тошниловке.

Вернув из кухни проблевавшуюся, бледную, как спирохета, с мокрой головой, размазанной тушью под глазами и прочей, не снятой на ночь косметикой на лице обнаженную девушку, Уголек кое-как, в этом у него и в самом деле не было никакого опыта, напялил на впавшую в легкую прострацию Машку то самое, вчера белое и прозрачное, а сегодня уже сильно помятое, с пятнами майонеза и крабового мяса платье прямо на её голое тело. На мгновение задумавшись об обуви — «на таких каблучищах, как вчера она и десятка шагов сейчас не пройдет» — гастат приметил под кроватью полусапожки на каблуке более чем небольшом, вот их и использовал.

— Ну, и куда ж я теперь? — поинтересовалась абсолютно ошалевшая Машка, настойчиво выдвигаемая Угольком в тамбур-прихожую.

Отпустить туда одну девушку он не рискнул: грома и шума было бы на всю квартирку, он и сам-то чуток запутался, разбирая хитросплетения веревочек и шнурков привязанных Олли к обыкновенной швабре и пустому помятому жестяному ведру.

— Прогуляйся к подруге какой-нибудь, — напутствовал Машу гастат, вовсе не желающий девушке зла. — Отоспишься там, а к вечеру вернешься — всё будет, как ничего не было.

С окончательно помутившейся головой Маша вышла из душной, пропахшей потом, спиртным и развратом квартирки, напоминающей больше каморку под лестницей, на свежий утренний воздух, опьянивший её, как глоток джина с похмелья, и подумала рассеянно: «Черт бы с ними… там из моего-то — туфли и косметика, да еще постельное белье… оно им надо?.. а если чего — затребую с Григория компенсацию, мол, порвали-попортили клиенты… сам таких навязал… а если и ничего, то все равно затребую… мало он с меня денег получает, что ли…» Кое-как додумав не самую сложненькую мыслишку и стараясь держать ровнее спину и не сильно мотать головой, девушка поплелась по пустынной пока из-за раннего часа улочке в сторону, которую сама себе указала, как верную.

…— Итак, господа гастаты! — сказал нежданный гость, когда все необходимые ему люди, наконец-то, собрались в комнате.

И хотя человек в черном продолжал сидеть неподвижно на том же самом месте, что и в момент пробуждения временных хозяев квартирки, все они ощутили на себе его колючий, острый взгляд, вызывающий странное ощущение неловкости и легкого стыда, будто смотрел на них заставший за чем-то неприлично мальчишеским наставник «учебки». Страстно захотелось передернуть плечами, смахнуть что-то невидимое, будто легкую паутинку с лица, или просто громко выругаться.

И Угольку, который остановился в дверях, за плечом незваного гостя, отвлекая внимание того, как было предписано всеми гласными и негласными инструкциями гастатов. И Олигарху, сидящему на краю постели и уложившему пистолет на колено так, чтобы ствол смотрел на черного человека. И Котяре, продолжавшему после одевания валяться в псевдорасслабленном состоянии поверх легкого, чуток для удобства расправленного зеленовато-голубого покрывала.

— Я хочу попросить вас сделать для меня одно небольшое дело…

— Заказухой не занимаемся, — попытался было перехватить инициативу Олли. — Нам тут убивать не интересно…

Все-таки мифы надо подпитывать, и если бы сами гастаты не говорили частенько в присутствии посторонних, иной раз резко к ним негативно настроенных людей, что им интересно служить, воевать, убивать, то, может быть, и слухи об излишней кровожадности и равнодушии к чужим жизням не получили такого распространения.

— Это не заказное убийство конкурента или громкого политика, — твердо ответил человек в черном. — Но убить надо. Я хочу, чтобы вы убили… оборотня!

II

— А Деда Мороза тебе живьем захватить не надо?.. — неуверенно хохотнул Олли. — А то мы — запросто, только рукавицы потеплее возьмем, он, говорят, ледяной, как айсберг…

Тут черный человек совершил первое движение за все время, пока сидел перед гастатами. Просто приподнял указательный палец левой руки, продолжавшей возлежать на набалдашнике трости, останавливая готового продолжить словоизвержение Олигарха.

— Из двадцати одних суток отпуска вы уже израсходовали восемь, сегодняшний день не в счет, только начинается, — заговорил нежданный гость негромко и веско, так говорят люди, привыкшие, что каждое их слово, даже произнесенное вполголоса, ловят с полным вниманием и подобострастием. — Трое суток пути туда, сутки — обратно, если все сложится успешно. Двое суток вам нужно, чтобы добраться в Легион. Итого — на саму операцию отводится семь дней. Поговаривают, что за такое же время Господь успел сотворить весь этот мир…

— А чегой-то обратно быстрее, чем туда, получается? — поинтересовался из-за плеча Олигарха Кот, делая недоуменное лицо доброго олигофрена.

— Обратно — самолетом, туда нельзя, слишком заметно и шумно, а на обратном пути уже будет все равно, — снизошел до пояснения незнакомец и замолчал, артистически держа паузу в ожидании вопросов.

Но и гастаты, несмотря на юный возраст, были отнюдь не наивными лопоухими мальчишками и спрашивать: «Кто ты? где это? какие гарантии? условия оплаты?» не стали, да и не приняли они еще однозначного решения — ввязываться ли в дело, явно попахивающее авантюрой, особыми службами, государственными тайнами и невероятным риском. И чтобы там про них не рассказывали обыватели и газетные сочинители жареных сенсаций, но по-дурному рисковать собственными шкурками гастаты не любили, превыше всего на свете ценя собственную жизнь.

— А легат? — выразил общее сомнение Уголек.

По исстари заведенному правилу никто из легионеров, будь он даже почетным триарием и первым заместителем командующего, не мог наниматься ни на чью службу без разрешения, хотя бы формального, командира легиона. Мелкие нарушения этого негласного закона случались постоянно, ну, не будут же, в самом деле, молодые гастаты выпрашивать разрешения подежурить недельку-другую возле отделения банка перед готовящимся на него бандитским налетом. Но одно дело — слегка подработать на стороне, да при этом еще и подшлифовать боевые навыки, и совсем другое — ввязываться в какую-то сомнительную операцию, чреватую, как быстро сообразили мальчишки, оглаской и шумом.