Анна Гурова - Радужный змей Страница 9

— А ты сама как спаслась?

— У меня были надежные средства защиты, — нахмурясь, ответила Доната. — А что я делала там — не спрашивай: тебя это все равно не касается.

— Не очень-то интересно, — буркнул Платон и поднялся со стула. — Ладно, у меня дела.

Никаких дел у него не было: он просто хотел в тишине и одиночестве обдумать утренние события, в частности разговор с Донатой. Он ушел в рубку, проверил курс и попытался собраться с мыслями.

«Во-первых, нельзя верить ни единому ее слову, — думал Платон, — она вроде чего-то рассказала о себе, а задумаешься — никаких конкретных фактов! Про университет она, несомненно, все выдумала, чтобы втереться ко мне в доверие. По крайней мере, с текилой она действительно знакома, и на интерлингве говорит отлично. Так взглянешь — типичная студентка… и к тому же довольно симпатичная», — неожиданно для себя сделал вывод Платон и сам удивился, вспомнив вчерашний день. Тогда на этой опустелой базе под охраной солдат Доната показалась ему необычным и неприятным гуманоидом.

«Нет, надо быть настороже. Она играет. Это все притворство. Ведь ей, как и мне, ни в коем случае нельзя лететь на Шаран. А на данный момент именно я стою между ней и свободой. Я ее единственный и невольный сторож. А не предложить ли ей объединить усилия? — пришла мысль Платону. — Эх, если бы я знал, кто она такая на самом деле, и каковы ее цели! Ничего, еще впереди три дня пути».

Корабль проходил поле астероидов на довольно низкой скорости. Весь день Платон бродил по коридору, зевал и не прекращая думал о Донате. Под вечер у него даже заболела голова. Периодически он заходил проведать Донату и пускался в долгие, полные недомолвок разговоры. Толку от них было мало: девушка искусно обходила все ловушки Платона, продолжая создавать совершенно не подходящий к ее положению образ простецкой девчонки-студентки. Более того — ближе к вечеру Платон перехватил пару явно кокетливых взглядов. Под влиянием этих взглядов и выпитой за день текилы он слишком поздно понял, что выболтал ей много лишнего, и с досадой признался себе, что теперь Доната в подробностях знакома с его биографией — по крайней мере, с ее романтико-героической стороной. Скрытность Донаты несколько раз останавливала его намерение предложить ей союз. «Придется же снять защиту и выпустить ее, — думал Платон, словно оправдываясь перед самим собой и испытывая необъяснимое чувство вины, — и много ли от нее будет толку?» Перед сном, когда Платон в последний раз зашел к ней пожелать спокойной ночи, Доната сама завела об этом разговор.

— Насколько я поняла, ты не по своей воле летишь на Шаран? — спросила она, пристально глядя ему в глаза. — Почему ты не хочешь скрыться? Боишься военных кораблей?

— Догадливая, — буркнул Платон. — Представь себе, боюсь.

— Хочешь, открою тебе ужасную тайну? Один из них почти полностью выведен из строя, а от другого можно без труда ускользнуть.

— Кто может — ты, что ли?

— Да, я, — серьезно ответила Доната. — Слушай, я не шучу. Сними барьеры, и я уведу корабль в такое место, где его не засечет ни один корабль. Клянусь радугой, я сделаю это. Но надо действовать быстро, пока мы еще в Альчере.

Доната подошла вплотную к двери. Теперь их с Платоном разделял только невидимый силовой барьер. Ее глаза широко раскрылись, зрачки расширились; они словно испускали волны странной энергии, которая беспрепятственно вливалась в мозг Платона. Глаза девушки притягивали его; он качнулся вперед и сжал в руке пульт.

— Убери защиту, — негромко произнесла Доната, — она теперь не нужна. Теперь мы вместе. Мы заодно.

Все поплыло перед глазами Платона. Ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание.

— Что за черт… — прошептал он и грузно сел на стул. Пульт выпал из его руки и со стуком упал на пол.

— Подними пульт и сними защиту, — с явной досадой произнесла Доната. Но к Платону уже возвращался рассудок. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что случилось.

— Извини, подруга, — не вышло, — с насмешкой сказал он Донате, вставая со стула. Потом он подобрал пульт и сунул его в карман. Лицо девушки обрело полную неподвижность, глаза закрылись и снова превратились в щелки. Платон неожиданно заметил, что у Донаты подвижны оба века — и верхнее и нижнее — как у змеи. «А я-то хотел выпустить ее! — подумал он, энергично захлопнув дверь каюты. — Как ей это удалось? А я всегда был уверен, что не поддаюсь гипнозу. Теперь все: завязываю с разговорами и надеюсь только на себя».

Платон добрел до матраса, без сил упал на него не раздеваясь — в голове все еще мутилось — и сразу погрузился в тяжелый сон.

Ночью Платону приснилось, что на корабле завелась мышь: маленькая, черненькая, одноглазая.

Квартировала она в кухонном агрегате, и из-за нее Платону приходилось завтракать обгрызенными сандвичами. Это было еще терпимо, но потом мышь начала делать вылазки и в другие места. Она бесцеремонно пробегала прямо по Платону, спавшему на полу: он явственно чувствовал прикосновение ее лапок на лице, — а потом устремлялась в рубку и принималась там шуршать и громко чавкать. Наконец Платону надоело это безобразие. Он встал и пошел в рубку, возмущенно приговаривая: «Это что же будет с кораблем, если она все провода перегрызет! Я же не долечу до Шарана! Но… с другой стороны, мне туда и не надо — значит, эта мышь со мной заодно». Археолог вошел в темную рубку. Мышь сидела на одном из главных электрических кабелей, деловито перегрызая его и посверкивая на Платона единственным зеленым глазом. «Нет! Не смей!» — закричал было Платон, но опоздал: кабель распался на две части и из него посыпался сноп разноцветных искр. Запахло горелой изоляцией…

«Я пропал», — подумал Платон и проснулся в холодном поту. В коридоре было темно и тихо. Из рубки доносилось едва слышное убаюкивающее гудение приборов. «Приснится же!» — подумал археолог, перевернулся на другой бок, и в этот момент у него в кармане что-то хрустнуло. «Я забыл достать пульт!» — вспомнил он и вытащил его из кармана. Но, едва взглянув на него, Платон понял, что сон про мышь — это еще цветочки и неприятности только начинаются. На пульте горела зеленая лампочка. Защита была снята.

У Платона сразу пропал сон. Он сжал пульт в кулаке и прислушался: вокруг не раздавалось ни звука. «Как это могло случиться? — лихорадочно раздумывал он. — Может, я случайно отключил силовой барьер, когда спал? Нет, это невозможно! Ведь я устоял против гипноза! Надо было проверить защиту, прежде чем уйти! Проклятье, она на свободе!»

Значит, Доната все-таки переиграла его. Платон в трансе сделал все, что ей было надо: снял защиту и сразу забыл об этом. «Но почему она не попыталась вырваться сразу?» — задал он себе вопрос. Ответ пришел сам собой: разумеется, чтобы выиграть время!

Платон бесшумно поднялся и прокрался к двери каюты. Дверь казалась закрытой. Но когда Платон хотел открыть электронный замок, никакой реакции не последовало. Платон понял, в чем дело, когда дернул дверь на себя, и она беспрепятственно отворилась. Замок был выломан изнутри. В каюте вспыхнул свет. Донаты там, конечно, не было.

— Так, — мрачно пробормотал Платон.

Для начала он повнимательнее взглянул на дверной замок: тот был буквально выдран из креплений. «Чем она его выломала?» — задумался он. Если голыми руками, то выводы напрашивались самые неутешительные. Платон сразу хватился своей тросточки и вспомнил, что она осталась в рубке. Он вышел в коридор и почти ощупью направился в передний конец корабля. Не успел он пройти и пару шагов, как в рубке что-то громко щелкнуло и загудело. «Мышь», — горько подумал Платон и остановился, впервые задумавшись: а что собирается делать Доната? Варианта было два: либо побег с помощью спасательной капсулы, которая находилась в корме, либо захват корабля — тогда девушку надо было искать в рубке. Судя по всему, она находилась именно там.

Платон подкрался к двери рубки. Он помнил, что тросточка стояла, прислоненная к стенке, направо от двери; вопрос был только в том, чтобы добраться до нее. В набалдашник трости, помимо прочего, было вмонтировано несложное приспособление для самообороны — слабый парализующий луч, способный на пару минут превратить противника в бревно. «Единственная проблема в том, — подумал Платон, — что, как только я открою дверь, вспыхнет свет. Но, с другой стороны, мне нужна-то доля секунды».

В рубке опять что-то щелкнуло, и корабль ощутимо тряхнуло. «Пора», — решил Платон, распахнул дверь и ворвался в рубку. Резкая вспышка света заставила его на мгновение зажмуриться. Когда его глаза привыкли к свету, он увидел, что в кресле пилота сидит Доната и пристально смотрит на него, а тросточки и след простыл.

— Заходи, — дружелюбно пригласила его девушка. — Я тебя не трону.

Платон медленно вошел в рубку. Доната отвернулась от него, склонилась над приборной доской и принялась давить на кнопки.