Алексей Жарков - 99942 [СИ] Страница 9

В высоких рюмках уже плескалась янтарная жидкость, несколько пролитых капель блестело на салфетке-коврике. Егорыч нерешительно поднял свою чарку. С хрустальной рюмкой он смотрелся, как постовой с виолончелью. Сравнение рассмешило Максима.

– За почин!

– За правильное соседство!

– Смачно, ах, смачно…

– Тогда повтори.

– Эт-мы незамедлительно.

Выпили по второй, закусили огурцами, Максим принялся за нарезку полендвицы. Егорыч подозрительно косился на работающий слайсер.

– Никогда ломтерезки не видел? – усмехнулся Максим.

– Дмитрич! Обижаешь. Не из леса поди, этого, вышел. В магазин захаживаю, Ниночка всегда варёночки подрежет, а иногда и балычка… – Егорыч, не таясь, облизнулся на нарезаемую полендвицу. – Значит, фурычит штука твоя в коридоре?

Максим догадался, что Егорыч говорит об энергоприёмнике.

– Джоуль-модем? А чего ему не фурычить? Свет горит, микроволновка греет, слайсер нарезает… Что тебя смущает – провод с вилкой ищешь?

– Провод, он, этого, провод и есть. Видно куда и откуда.

– А под штукатуркой?

– И под штукатуркой, когда сам штробил и разводил. Как я. – Егорыч протянул руку к тарелке, но тут же одёрнул, смущённо прижав к груди. – Адыгейский сыр! Не доверяю я, Дмитрич, всему этому, ох, не доверяю. Вот смотри, электричество сейчас по воздуху передают, летает оно тут везде…

– Не везде, а в подпространстве.

– И эти агенты, как их?… резисторы…

– Агент-ресиверы, или… они же джоуль-ресиверы, они же джоуль-агенты, – с усмешкой просветил Максим. – Тёмный ты человек, Егорыч. Ещё их джулями называют.

– Да хоть дулями, – пробубнил Егорыч. – Я не тёмный, я осторожный. В лес ходи, а жопу прикрывай. Кто его знает, чего мы ещё не видим. А? Думал об этом?

– Что тут думать. Не видим – и ладно, можем использовать – хорошо, нет – гуляй, невидимка. Ты где про жопу такую дурацкую поговорку взял?

Вопрос Егорыч проигнорировал.

– А если они нас, этого, пользовать начнут?

– Кто?

– Хто-хто. Которые в пространстве этом живут…

– В подпространстве?

– Ага. Мы по ихним дорогам электричество пустили, а они нам в ответ тоже подляну какую подкинут. Или выползут и ушатают всех.

– А по рюмке ушатаем?

Они сделали по рюмке арманьяка и вышли на балкон покурить. Максим словно протрезвел, тело скинуло оковы тяжести, а в голове заискрилась проводка сломанного радио – в эфире тихо и приятно снежили помехи. Егорыч делился новостями жёлтой прессы. Обычное дело. Этот добрый мужичок в спортивных штанах с коленками-пузырями охотно глотал всякий печатный вздор (даже не верилось, что обман существовал до изобретения Гутенберга) огромными порциями, словно доказывая выражение: "не вкусное не может приесться". А главное, в большинство из прочитанного он верил. В выброс гамма-лучей и НЛО. В заговор производителей туалетной бумаги и тщательно скрываемое падение на Землю метеорита. В евреев-киборгов и опасность беспроводной передачи энергии. В картавого призрака, восставшего из Мавзолея, и образование нового Солнца, после которого на Земле воцарится вечный день.

В ветвях липы трепыхался жёлтый пакет-майка.

– Знаешь, Дмитрич, чего Америка удумала, а?

– Ну?

– Океан, этот, мировой заграбастать хотят, куркули. – Чинарик прилип к нижней губе Егорыча и болтался, точно лоскут кожи. – И за денюжку дозволять пользоваться.

– Квоты на воду введут? И о таком пишут?

– Не пишут. Среди своих к этому пришли. Мозговым, этого, штурмом.

Максим щёлкнул пальцами правее и выше кадыка:

– Среди своих?

Егорыч не обиделся.

– Так точно.

– Понятно…

С одной стороны, Максим даже завидовал Егорычу. Ему бы с таким воображением фантастические романы писать. Ведь что есть интересное заблуждение? Творчество! Тем более заблуждение, основанное на реальном положении вещей: скрытые течения силы действительно переходили с нефти на воду, могущественные мира сего понимали, что энергии скоро потребуется намного больше, а она в воде.

– Айда накатим, – сказал Максим.

– Адыгейский сыр! Дело ладное, – поддержал красноносый Егорыч.

Бутылка арманьяка закончилась до того, как был подрезан тот самый сыр и открыты таинственные консервы. Оказалось: рыбные тефтели.

– Фу-ты ну-ты, не люблю рыбу, – сказал Егорыч и отправил в рот сразу две тефтели.

День близился к вечеру: сначала полз, а потом вскочил и наподдал во всю прыть.

– Дмитрич!

– Ну?

– А фуражка есть?

– Ну?

– Можно?

– Зачем тебе?

– Этого, примерить.

– Не положено.

– А где она?

– С какой целью?

– Чего?

– С какой целью интересуешься?

– Ни разу не надевал.

– Полстраны ни разу – и живут.

– Дмитрич, правда, уважь, а?

– Чёрт с тобой.

Максим сходил в спальню и принёс. По телу плыл липкий туман, несильно болело в затылке.

Егорыч водрузил фуражку на чело, выпятил по-бульдожьи челюсть, а лицо сделал таким, точно получил по нему огромной пятернёй. А потом он истошно закричал:

– Вы арестованы! Именем закона! Руки в брюки. Куда, суки?! На стену руки! Не на жопу – на стену! Не видите, суки, кто перед вами?! Мусора от простокваши отличить не можете?!

Максим едва не уронил стакан с соком. Егорыч словно вырос и помолодел, в глазах кто-то исправно работал огнивом, высекая искры величия. Сосед выглядел почти счастливым:

– Адыгейский сыр! А даёт ведь власть, реально власть даёт, – Егорыч поправил головной убор за козырёк. – Даже в макушке покалывает. Словно корону одел.

Максим покачал головой.

– Несёт тебя, аж заносит.

– Реально, Дмитрич!

– Снимай, царь, пока не свергли.

– А можно потом, этого, взять на денёк? Чтобы моя почуяла… хозяин кто в доме.

– Хозяин здесь я. Снимай. Ты и в своей кепчонке неплохо смотришься.

Егорыч нехотя снял. Фуражка на миг блеснула бриллиантами, а потом прекрасное видение бесследно исчезло.

– А ствол есть? Шмальнуть можно, сосед?

– Егорыч. Не перегибай.

– Разок, по пришельцам.

Максим глянул в окно.

– По опорке, что ли?

– Не-а. В н-небо… по тарелкам летающим. Думаешь, нет? Вот тебе, накоси!… – Егорыч сделал недвусмысленный жест рукой. – Гавкнутся однажды с неба, типа авария, типа помогите… типа, сука, беженцы… притрутся тут, приживутся, а потом – челяк всем! Разнесут всё к едрене фене!… И новую жизнь, этого, отгрохают: города стеклянные, автобусы летающие…

– Ларьки с пивом сверкающие.

– Ага, только не пиво, а дрянь будут продавать, что в горло не вобьёшь… им нектар, а людям отрава… унитазы прочищать…

Максим покачал головой.

– Тебе бы романы писать, Егорыч. Второсортные.

– Второй сорт – не брак. А брак – не любовь, не пожизненное. Амнистию получить сложно.

Сок закончился. В бутылке "Абсолюта" убыло на три пальца. Егорыч задрал рубашку и выковырял из пупка серый комок.

– Вот – видишь?

– Вижу что?

– Доказательство! Будущее и прошлое планеты – всё здесь, зашифровано… эт-того… закодировано…

– Тогда это бесценная улика. Положи её очень-очень осторожно в… мусорный бак.

Егорыч странно дёрнулся, посмотрел, словно впервые, на пупковый мусор, как-то осунулся, обмяк, кивнул и поплёлся искать мусорное ведро. Макса качало: внутренняя лёгкость достигла своего апогея и сделала тело слишком чувствительным к обрывкам мыслей и движений. Болел мочевой пузырь.

– А, знаешь, – сказал Максим, глядя на упавшую кепку соседа, – как твою "хулиганку" раньше называли?

– Кого?

– Кепку твою.

– Не-а. – Егорыч открывал все дверцы подряд. До поры до времени это выглядело забавно. Чем-то напоминало Максиму его самого, потерявшегося в Анином порядке.

– "Аэродром" называли, только почему не… Левее, открывал только что!

– Есть! – воскликнул Егорыч и едва не упал, бросая в ведро "будущее и прошлое планеты".

– Я в ванную. Без меня накати.

Коридорчик. Дверь. Свет. Защёлка.

Максим достал член и начал мочиться в раковину. Бледно-жёлтая, почти прозрачная струя смешивалась с льющейся из крана водой, и по мере того, как она иссякала, в Максиме росло отвращение к себе.

Предтеча этой выходки, протеста против ухода Ани, гнездилась в прошлом, пропитанном инстинктами и алкоголем.

– Что ты творишь? – спросил он у зеркала. Собственное лицо показалось ему чужим: бледное, опухшее, перекошенное. Слишком часто отражение пыталось подсунуть ему нечто другое.

Он понял, что член по-прежнему у него в руке, попытался мастурбировать, но быстро бросил эту затею.

Егорыч спал стоя на балконе, слюнявя подоконник. Максим растолкал тело.

– Про Гоба слышал?

– Чё? Кто? Дмитрич?

– Дмитрич, Дмитрич… Про астероид Гоба слышал?

– Не… а что? Упал!? Если упал, то… ик, не ас-стероид, а метеорит.

– Упал.

– Ёпт! Дмитрич! – Егорыч прижал лоб к стеклу и, помаргивая, стал сканировать сумрак на наличие горящих зданий и других отметин катастрофы. – Так, этого… не на нас? На Штаты?