Владислав Выставной - Кремль 2222. ВДНХ Страница 9

– Будет надо – убью, – пообещал Зигфрид. – Зря думаешь, что загнал меня в угол. Дверь, говоришь, нужна? Ну так я захлопну ее для вас навсегда.

– Ты блефуешь, – усмехнулся Балабол. Впрочем, не так уверенно, как прежде. – Как ты можешь закрыть дверь, которую не в силах открыть?

– Очень просто, – Зигфрид легонько пнул носком сапога ящик со взрывчаткой под седалищем побледневшего гостя. – Я просто взорву этот маяк к чертовой матери. Если до того дойдет – то вместе с собой. И с компанией твоих бандитов, если вы решите наделать глупостей и попытаетесь меня остановить.

– Ты не сделаешь этого, нет… – пробормотал Балабол. Самодовольство с его лица куда-то испарилось.

– Еще как сделаю. И останется ваша заветная дверца там, – Зигфрид ткнул пальцем в потолок. – В небесах. Прыгайте тогда к ней хоть до посинения.

Теперь Балабол глядел на него с нескрываемой злобой. Впрочем, он быстро взял себя в руки и водрузил на лицо свою дежурную улыбочку:

– Чего ты хочешь?

– Это другой разговор, – Зигфрид чуть откинулся, любуясь произведенным эффектом. – Для начала, пожалуй, принесешь мне еды и воды – запасы пополнить. А там обсудим, как нам жить дальше.

– Ты меня без ножа режешь, – процедил Балабол. – Все ждут, что у тебя припасы закончатся, а я, стало быть, тебя подкармливать буду? Знаешь, что они со мной сделают?

– А ты потихоньку, – посоветовал вест. – Я никому не скажу.

Балабол заерзал, запыхтел, соображая. Ухмыльнулся. Вытащил из кармана жестяную коробочку, вытряхнул из нее карточную колоду. Предложил:

– А давай разыграем? Выиграешь – будет по-твоему, и жратвы притащу, и лекарств подкину. Проиграешь – уйдешь по-тихому. Я устрою.

– Заманчиво, – признал Зигфрид. – Если бы я не был уверен, что при отходе ты меня стопроцентно обманешь.

– Слово даю! Карточный долг – долг чести.

– Ну, ладно, давай сыграем…

– Отлично! – Балабол принялся ловко тасовать карты.

– Только не в твою колоду, – расхохотался Зигфрид. – Ты же не думаешь, что я поверю в честную игру твоими краплеными картами?

– Во что же сыграем? – Балабол пожал плечами.

– В самую лучшую из игр. В «орлянку».

– Монетку подбросим? Какая же это игра? Чисто на удачу.

– Ты не веришь в свою удачу?

Балабол покряхтел, поерзал – и махнул рукой:

– А, давай!

Зигфрид достал из кармана червонец. Самая ходовая валюта – золотой «Сеятель», старинная инвестиционная монета восьмидесятого года двадцатого века, запущенная в оборот с легкой руки Маркитантов. Взял двумя пальцами, покрутил перед носом Балабола.

– Выпадет герб – твоя взяла, Сеятель – выигрыш мой. Хочешь бросить?

– Сам кидай, – проворчал Балабол. Выглядел он немного сбитым с толку.

– Ну, смотри, – легко отозвался вест, подкидывая монету. – Оп!

Червонец взлетел, завертевшись в воздухе и сверкая с луче света, пробивавшегося с улицы через окошко в двери. Со стуком упал на пол и завертелся волчком. Нервным ударом пыльного ботинка Балабол прекратил вращение. Поглядел – и грязно выругался.

Выпал Сеятель.

– Везет мне сегодня, – довольно сказал Зигфрид, поднимая монетку. – Жду тебя с гостинцами. Не обманешь?

– Я держу слово, – поднимаясь со своего ящика, процедил Балабол. – Ночью жди. Чего-нибудь раздобуду.

– Приятно иметь с тобой дело! – бодро сказал Зигфрид. – Ну, не буду тебя задерживать.

Дверь за Балаболом закрылась. Укрепив ее бетонными блоками и восстановив ловушки, Зигфрид остановился, чтобы перевести дух. Сунул руку в карман, достал монетку, усмехнулся, глядя, как на ладони тускло отблескивает рельефная фигурка Сеятеля. Щелчком перевернул с реверса на аверс, удивляясь, как здорово сработала простейшая детская обманка, сделанная на досуге из двух распиленных червонцев.

На обратной стороне монеты сверкал точно такой же Сеятель.

Глава третья. Слепая удача

То, что его затея отдает безумием, Книжник понял уже через пару сотен шагов, когда пришлось спешно вжаться в какую-то щель в стене, наблюдая, как мимо, извиваясь, медленно проползает чья-то бесконечная чешуйчатая туша. Бог его знает, что это было – таких тварей видеть еще не приходилось, тем более – в хорошо, казалось бы, разведанных окрестностях Кремля. Чешуйчатое нечто ползло и ползло, и чешуйки, потираясь об асфальт и друг о друга, казалось, пели странную, гипнотизирующую песню.

«Змея? Щупальце?» – оцепенело думал Книжник. Главное было не выпасть из ненадежного укрытия. Он едва балансировал на одной ноге – вторая норовила соскользнуть с кучи кирпичной пыли. Страха почти не было – была досада на самого себя и ощущение глупости происходящего. Быть сожранным случайной тварью чуть ли не у стен собственного дома – и это после всех порывов отправиться на поиски друга! Да в Кремле просто животики надорвут от смеха. Конечно, если узнают, каков был финал «свихнувшегося» княжьего советника.

Движение туши прекратилось – будто тварь услышала его мысли. То, что эта чешуйчатая труба – плотоядная, Книжник даже не сомневался. Так уж повелось этом мире: все жрут всех. Некоторые, правда, умудряются еще и усваивать мертвечину или того паче – дерево, пластик и прочие соединения углерода…

Вжавшись спиной в стену – хотя, казалось, дальше просто некуда, – он чуть не завыл от ужаса.

На него смотрел Глаз. Нет, тварь не извернулась, подтянув к жертве морду, пасть, ротовое отверстие – или что там у нее было. Просто на толстом чешуйчатом «шланге» открылся огромный чертов Глаз! Медленно, выпирая сквозь покрытые более мелкой чешуей веки, он вылупился прямо посреди туши и неподвижно уставился на обалдевшего парня. И самое жуткое – глаз был не кошачий с вертикальным зрачком, не мертвый змеиный, не улиточный на омерзительно тянущемся «стебельке».

Глаз был человеческий. Нормального размера, с белком, усеянным мелкими красными капиллярами, с прозрачно-серой радужной оболочкой и черным, медленно сужающимся зрачком. Глаз внимательно поглядел на бледного от страха парня – и тот невольно вскрикнул: глаз моргнул.

Семинарист ощутил спиной ледяной холод, способный покрыть инеем кирпичную кладку позади нее. Он был готов поклясться, что понял выражение этого сумасшедшего глаза.

Он узнал этот Глаз.

Так уж вышло, пропал в том году стражник. Книжник помнил его взгляд – потому что при входе в кремлевские ворота стражник внимательно всматривался в каждого вошедшего, пытаясь уловить подвох. Так и запомнился этот глаз с тремя крапинками на радужке. Как он оказался на этой туше? Лучше даже не думать об этом.

Черт… В голове звенело, не отпускало удушливое дыхание страха в затылок. Книжник медленно выдохнул, пытаясь взять себя в руки. В тот же момент Глаз подернулся налетом равнодушия, закатился, как будто с бесшумным капризным «Ой, все…». Закрылся и исчез – будто его и не было на поверхности тусклой чешуи.

Тварь продолжила движение, быстро истончаясь, пока не превратилась в тонкий, похожий на хлыст, раздвоенный хвост. Извиваясь с неожиданной активностью, «хлыст» исчез вслед за тварью.

Какое-то время парень стоял, переводя дух, все еще не решаясь выбраться из укрытия. Только сейчас он понял, что сжимает в руках взведенный арбалет, которым целил прямиком в чертов Глаз. Слава богу, хватило выдержки и ума не выстрелить. Неизвестно, сожрала бы его тварь заживо или предварительно рассекла на части ударами хвостового хлыста? Куда больше волновало – смотрела ли тварь на него через этот самый Глаз, или тот жил своей собственной жизнью? Действительно ли это был глаз пропавшего и сожранного стражника? Вырос ли он в этой туше изначально или прицепился, пророс, как спора какого-нибудь гриба?

– Глаз-паразит… – пробормотал Книжник, нервно отряхиваясь. – Какая прелесть…

Доводилось видеть вещи попротивнее, но отчего-то этот Глаз привел его в настоящее смятение. Дело было, конечно, не в проклятом мутанте. Просто Книжник, наконец, осознал, в какую авантюру полез по собственной воле.

Ведь он не знал даже, куда идти.

Он стоял на пепелище – на месте страшного жертвоприношения, где недавно узнал о возвращении Буки. Здесь все еще царил запах горелой мертвечины. Но Книжник не обращал на него внимания – он бессмысленно озирался, нелепо прижимая к груди арбалет, ощущая растерянность и, как ни странно, стыд.

С чего он взял, что отыщет Буку здесь, где разведчики уничтожили алтарь в его честь? Выходит, пытаясь найти поддержку для поисков Зигфрида и собираясь отправиться за помощью к Буке, он не удосужился составить план его поисков. Может, неспроста на нервного семинариста последнее время смотрят с подозрением, как на двинувшегося умом?

– Идиот. Какой идиот! Безмозглый дурак!

Книжник запнулся. Эхо все еще разносило его крик меж покрытых копотью стен. Что толку орать? Будто так исправишь собственную глупость! Разве, привлечешь хищников или какую-нибудь случайную банду, что шарят по руинам в поисках добычи.