Константин Калбазов - Кукловод. Партизан Страница 9

Кстати, Шейранов также не остался в одиночестве. Ужин благотворительный, а потому в одиночку занимать целый столик было просто неприлично. Так что к нему подсадили какого-то худощавого чиновника болезненного вида, его богатую телесами жену и статную дочь. Эдакую восторженную курсистку, буквально пожирающую полковника взглядом, отвлекаясь от этого занятия только изредка, когда ее одергивала маменька.

– Ну, господа, уж там-то у меня не было никаких особенных заслуг. Дело сделали богатыри из 29-й дивизии генерала фон Паулина. Да, господа, вопреки расхожему мнению русские немцы воюют честно и самоотверженно.

– А вы чему так улыбаетесь?

Шейранов даже не понял, что сидевшая напротив него девушка громким голосом адресует вопрос именно к нему. Он даже в недоумении указал на себя. Мол, это вы мне?

– Да, да, именно вы, сударь. Как вы смеете насмехаться над героями войны? – Девушка уже едва не кричала, вскочив со своего стула и обличительно указывая на него своим изящным пальчиком.

Только теперь до него дошло, что он действительно улыбался. Причем улыбка его скорее всего была далеко не доброй. Ну хотя бы потому, что в отличие от окружающих, выражавших откровенное восхищение действиями полковника и русского воинства в целом, им владели черные мысли. Нда. Нужно было уходить сразу же после того, как рядом с ним расположилась эта шумная компания с гвардейским полковником.

– Прошу прощения, сударыня, но моя улыбка вовсе не была адресована героям, проливающим свою кровь на полях сражений, – тихо ответил Шейранов, убирая салфетку и подзывая официанта.

Лучше бы ему убраться, пока дело не дошло до скандала. Эта патриотически настроенная дуреха вполне способна довести до подобного. Вон как возбудилась, ни взгляды папеньки, ни одергивания маменьки на нее никак не действуют. Но как ни тихо он это произнес, в наступившей тишине его слова прозвучали весьма отчетливо.

– Сударь, не поделитесь ли с нами, что именно вас рассмешило? Быть может, мы захотим составить вам компанию.

Неужели поздно? Вон полковник, которому едва лет тридцать пять, уже поднимается со своего места. Такой не спустит, трусость не по его части. Кто бы сомневался. Нужно быть очень храбрым, чтобы нестись в рост на бьющую по тебе батарею. Да еще и увлечь за собой в эту убийственную атаку своих подчиненных.

– Господин полковник, вы ищете ссоры? – Не желая сидеть, когда над ним нависает высокий и худой, как жердь, вояка, Шестаков поднялся и посмотрел ему прямо в глаза.

А что? Это в прошлый раз Шейранов был в теле невысокого и худощавого подпоручика. В этот раз с габаритами все в порядке. Настолько, что пришлось помучиться, прежде чем тело перестало быть инородным. Не косая сажень в плечах, но высок и достаточно крепок, а потому сейчас смотрел прямо в гневные глаза гвардейского офицера.

– Я желаю получить ответ на мой вопрос, и я его получу, – жестко ответил полковник.

– Хорошо. Скажите, пожалуйста, сколько человек погибло в первом же бою при Сталлупенене? Если верить нашим газетам, заметьте, нашим, а не германским, более полусотни офицеров и около шести тысяч нижних чинов. Немцы потеряли что-то около полутора тысяч и отошли в полном порядке. В бою под Краупишкеном, по данным газетчиков, мы также понесли большие потери. Впрочем, к чему нам газетчики. Ведь вы сами там были. Сколько мы потеряли, господин полковник?

– Сорок шесть офицеров и триста двадцать девять нижних чинов, – гордо подняв голову и обведя взглядом притихший зал, произнес полковник.

– То есть вы считаете, что нашему командованию и вам, как человеку, возглавившему убийственную атаку, есть чем гордиться?

– Что вы себе позволяете? – Полковник налился кровью.

– Я ничего себе не позволял, помалкивая в сторонке. Это вам стало интересно мое мнение, которое я, смею заметить, держал при себе. Вы хотели меня слышать, так слушайте или позвольте откланяться.

– Х-хорошо, говорите, – выдавил из себя полковник.

– Вы гордитесь тем, что положили в сырую землю шесть с половиной тысяч верных и храбрых сынов России. Лучшие и достойнейшие служат в гвардии, коих упокоили четыре сотни всего лишь в одной атаке. Такова природа человеческая, лучшие всегда первыми поднимаются в атаку и первыми же ловят грудью свинец. Согласно нашим газетам, сотни заслуженных гвардейских унтеров из запаса отправились на фронт добровольцами и, поскольку унтерских должностей недоставало, записывались рядовыми, лишь бы быть в строю, рядом со своими товарищами. Это элита. Подготовленные младшие командиры. Те, кто должен делиться своим опытом и учить молодежь. И их бездумно – под пулеметы. Подумайте на досуге, господин полковник, с кем вы останетесь, когда положите в землю лучших сынов отечества. А что до офицеров… Насколько мне известно, соотношение офицеров и нижних чинов приходится в среднем где-то один к сорока. При таком соотношении, следуя обычной логике, в бою при Краупишкене должно было погибнуть от шести до десяти офицеров, на деле же в шесть или в десять раз больше. И гордиться тут нечем, потому что господа офицеры, позабыв о подчиненных, за которых несут ответственность как по закону, так и перед Господом, увлеклись личной лихостью и бравадой.

– То есть вы предлагаете быстренько замириться с немцами? Я правильно вас понимаю? – вздернул бровь полковник.

– Неправильно. Идти на мир с германцами нельзя. В этом случае Франция не продержится долго, а там и вся Европа окажется под пятой Германии, после чего кайзер повернет армию против нас. В этом у меня нет сомнений. Но и так, как воюет сейчас наша армия, воевать нельзя. Один мой знакомый, может быть, и не такой храбрый, как вы, господин полковник, сказал очень умные слова – офицер должен думать, а не шашкой махать.

– Господа, да это германский провокатор, – вдруг раздался чей-то визгливый голос.

Нда. И что дальше? Зато высказался от души. Лучше бы молча расплатился и ушел. А деньги ведь сэкономил. Никто и не подумал брать плату за ужин с продажной твари. Зато били его все вместе. И вдумчиво били. Правда, Врангель, а этот полковник был именно им, из газет Шейранов прекрасно знал, кто так отличился в деле при Краупишкене, пытался урезонить толпу. Да куда там. Кормить вшей в окопах – это мимо господ, присутствовавших в зале. А вот в патриотическом порыве приложиться от души к заклейменному провокатором, это всегда пожалуйста. Тем более когда этот бедолага и не поймет, кто именно его дубасил.

Да ладно, чего уж там, выпросил и получил то, чего хотел. Но ведь сволочь администратор гостиницы на этом не успокоился. Тоже патриот нашелся. Вызвал городовых и передал провокатора для разбирательства. Те, в свою очередь, препроводили в контрразведку. Шпионы вроде бы по ее части.

– Как себя чувствуете, господин провокатор? – задорно улыбнувшись, поинтересовался капитан контрразведчик, когда Шейранова завели в довольно просторный кабинет, залитый утренним светом сквозь два высоких окна.

– Вам это действительно интересно, господин капитан?

– Разумеется, – серьезно ответил офицер.

– Ощущение такое, что по мне пробежало стадо слонов.

– Может быть, вам нужен доктор?

– Благодарю, но в этом нет необходимости. Слава богу, они мне ничего не сломали, остальное и так пройдет. Разве только зуб выбили. Сволочи.

– Ну а вы как хотели? Пришли на благотворительный ужин, где собралась патриотически настроенная публика, и повели совсем не патриотические разговоры.

– Я сидел молча и никого не трогал, пока эта экзальтированная идиотка не подняла шум, а гвардейский полковник не вынудил ответить на его вопрос. Уж извините, не знал, что в России нельзя дураков называть дураками.

– Не всех дураков можно называть поименно.

– Знаю. Поэтому не назвал ни одного имени и даже не намекнул на высшее командование, упомянув только один эпизод. А ведь стоило бы вспомнить о нашем генералитете. Сколько русских солдат легло в Мазурских болотах? Такое впечатление, что японская война никого и ничему не научила.

– Ну, если вы такой умный, отчего же тогда не отправитесь на фронт?

– И что будет зависеть от такого добровольца, как я?

– Спасете хоть одну жизнь и уже останетесь правы, хотя бы в своих собственных глазах. А там, кто знает. Война, она способствует росту карьеры, глядишь, тогда от вас будет зависеть и побольше. Тот же барон Врангель из ротмистров шагнул в полковники. И уверяю вас, знакомства и связи тут ни при чем.

– Спасибо, я учту ваше мнение, если меня не расстреляют в самое ближайшее будущее.

– Помилуйте, да с чего же?

– Ну как же. Провокатор, а время нынче военное.

– Угу. Да если мы будем судить и расстреливать всех только за то, что они высказали свое мнение, а по молодости увлекались в политических кружках, то в России и образованных людей-то не осталось бы.

– Вот даже как. И это успели раскопать.

– А чего тут копать. Жандармское управление рядом, архивы у них под рукой, время военное, и запросы контрразведки являются первоочередными.