Броня Презрения - Дэн Абнетт Страница 9

Ребенку, должно быть, было около десяти, когда он появился у них. Это случилось после Улья Вервун, после той мучительной войны, когда ряды Первого и Единственного увеличились за счет вливания Вергхастцев. Всего лишь ребенок-беженец, с малолетней сестрой, еще две души, влачащиеся вместе с последователями за силой. Пара сирот, спасенные и защищенные материнской яростью обесцвеченной блондинки из улья со слишком большим количеством пирсинга и татуировок.

Девушку из улья звали Тона Крийд. Сейчас она была Сержантом Крийд, первым женщиной-офицером полка, другом и товарищем, ее послужной список был выдающимся, ее значимость была доказана десятки раз. Ларкин был обязан ей жизнью, и не раз, и возвращал долги, и не раз. Видя ее в тот первый раз, на погрузочных полях снаружи Улья Вервун, тощей, грязной, наполненной яростью и злобой, тащащей двух немытых детей в транспортник с собой, Ларкин никогда и не представил бы, что подружится с ней, или будет ей восхищаться.

Как изменились времена. Теперь он ей восхищался. За все то, что она сделала, и за все, чем она была, и за все те наступления, которые она провела против Архиврага Человечества. Но больше всего он восхищался ей за то, что она была матерью двух детей, которое были не ее. За то, что она вырастила их в этой убогой, с переездами с место на место, жизнью.

Она проделала хорошую работу. Мальчик был высоким, сильным, хорошо выглядящим. Как и его отец. У него была уверенность в себе, и ум, и легкие отношения с другими. И это не было всем, чем он был. Это был тем, что он показывал.

Ларкин посмотрел еще немного, как Далин Крийд приближается, через свой прицел, а затем опустил его и притворился, что чистит его. Он сидел снаружи главного входа в казарму, спиной к металлической стене цвета хаки. Предлогом было то, что чистое пространство зала давало ему шанс протестировать и откалибровать прицел.

Он вытащил кусок ткани и начал полировать линзу. Его лонг-лаз, разобранный, лежал на палубе рядом с ним в ранце.

Люди собирались и расходились в отдающем эхом зале. Далин подошел к нему.

— Наблюдаешь, Ларкс? — спросил он, останавливаясь у скрестившего ноги человека.

— Никогда не помешает, — ответил Ларкин.

Далин кивнул. Он сделал паузу. Он не ожидал многого, но думал, что что-то будет. Комментарий насчет его первого дня, возможно.

— Ты в порядке? — спросил Ларкин, поднимая взгляд.

— Да. Ага. Я в порядке. А ты?

— Золотой, как сам Трон, — сказал Ларкин, и вернулся к своей работе.

— Ладно. Хорошо. Тогда, увидимся, — сказал Далин.

Ларкин кивнул. Далин подождал секунду, а затем вошел в казарму.

Ларкин дотронулся до своей микро-бусины. — Он идет, — сказал он.

— Он идет, — сказал Варл. — Ты идешь?

Гол Колеа сидел на краешке своей кровати, переворачивая страницы воспитательного учебника духовной связи.

— Он не захочет, чтобы я был там, путающимся под ногами, — ответил Колеа.

— Нет, захочет, — сказал Варл, с согнутыми руками, отжимающимся от каркаса.

— Почему?

Варл пожал плечами. — Не знаю. Может потому, что ты его отец? Кончай притворяться, что читаешь и оторви задницу.

Колеа бросил сердитый взгляд. — Откуда ты знаешь, что я притворяюсь, что читаю?

Все еще с согнутыми руками, Варл очень медленно и очень осторожно поднял свое тело вверх, пока его голова почти не стала внизу. — Ты держишь эту книгу вверх ногами. — Колеа заморгал и уставился в учебник в руках.

— Нет. — Варл выпрямился. — Ага, но тебе надо проверить. Хватит увиливать и оторви задницу. — Колеа отшвырнул книгу в сторону и встал. — Ладно, — сказал он. — Но только потому, что ты использовал слово «увиливать», и теперь я боюсь оставаться наедине с тобой.

— Он идет, — сказал Домор.

— Уже? — спросил Каффран.

— Ларкс только что воксировал.

— Ты достал? — спросил Каффран. Он был занят тем, что сворачивал одеяло на кровати.

Глаза Шогги Домора добродушно заморгали бы, если бы они не были огромными аугметическими имплантами. Он залез в сумку и вытащил бутылку сакры. На бутылке, фляжке из-под воды, была рукописная надпись «Еще Разок Превосходный».

— Реальная штука, — сказал Домор, кидая ее Каффрану. Каффран поймал бутылку и улыбнулся над надписью.

— Не свежак и сожжет-нафиг-твой-желудок, прямо из дистиллятора Костина, — добавил Домор. — Реальная вещь. Спелая, Зрелая. Припрятанная.

— Припрятанная?

— В шкафчике Обела, для «будущих развлечений», но все равно вещь.

— Сколько стоила?

Домор покачал головой. — Когда я сказал Обелу, для чего это, он просто отдал. «Смочите лоб младенцу», сказал он.

— Он не младенец.

— Не, он нет.

— Он нет!

— Я знаю, что он нет.

— Просто, чтобы было ясно. Как я выгляжу?

Домор пожал плечами. — Как узкозадый фес? Ты что сделал, накрахмалил свою форму? — Каффран помедлил. — Да, — признался он.

Домор захихикал. — Тогда ты преуспел в том, чтобы выглядеть, как узкозадый фес.

— Спасибо. Это почему ты снова стал моим другом?

— Чистая фесова случайность, — улыбнулся Домор.

Голова высунулась из двери. Она была заскорузлой и неприятной, как выдвинувшаяся голова испуганной черепахи.

— Привет, отец, — сказал Домор.

— Он идет! — провозгласил Цвейл.

— Мы знаем, отец. Так же, как и знали, — ответил Каффран.

— Большой день, — добавил Цвейл. Он посмотрел на Каффрана и нахмурился. — Узкозадый фес. Ты