Артем Мичурин - Ренегат Страница 9

– А дочери, жена? С ними что?

– Не знаю я, – вздохнул старик и снова закашлялся. – Рассказывали, будто народ весь, что удрать не успел, на две группы поделили. В нашей – мужики по большей части остались, а баб с детьми повезли в сторону Арзамаса. Там на рынке и продали, наверное. Не зря ж они еще ночью уехали, к открытию торопились. С нами так не спешили, не до того было, грабили весь день. Хабара вывезли много. Все грузовики, телеги, что в наличии имелись, забили доверху, для нас места не осталось, около полутора суток чесали пешкодером на привязи. И раненые в общей упряжке. Умирали по дороге, так их отвязывали и бросали, даже землей не позволяли присыпать. Вороны, мол, да собаки с кошаками отпоют и похоронят.

– Выбраться не пробовали отсюда?

– Пробовал, – усмехнулся Захар. – Как же за четырнадцать-то лет и не попробовать? Но, сам понимаешь, впустую. Чудом жив остался. Очень уж сила рабочая тогда нужна была, вот и пощадили. А вообще с беглыми тут не церемонятся, пулю в лоб да… – Он запнулся и не слишком убедительно взялся кашлять. Правда, растревоженные легкие скоро отозвались настоящим приступом.

Стас дождался окончания этого душераздирающего зрелища и вернулся к прерванному разговору:

– А дальше что?

– Мм? – Старик глянул исподлобья, демонстрируя полнейшее непонимание вопроса.

– Что после пули в лоб?

– Ах, это. Ну… сам скоро узнаешь. Димку-то чувашина отловили ведь?

– Димку?

– Беглеца, – пояснила Маша. – Сбежал он вчера с фермы. А утром сегодня, как на работу повели всех, его и недосчитались. Брат Константин очень злой стал, кричал, дрался. Никите, дружку Димкиному, зубы выбил. А потом с улицы топот конский слыхать было. Видно, охоту учинить решили. Поймали его?

– Да, – Стас поднял ведро, перевернул кверху дном и сел, – поймали Димку.

– Жалко, – расстроилась Маша. – Чувашин неплохой был, веселый. Истории всякие рассказывал. Хорошо у него выходило, складно. Про города разные говорил, про вещи диковинные. Все домой к себе, в Шумерлю, вернуться мечтал. – Она протяжно вздохнула и покачала косматой головой. – Не вернется уже.

– Хорош причитать, – прохрипел Захар. – Вернется, не вернется…

– Вы говорили, – решил уточнить Стас, – что братья человечину не едят почти, а если и едят, то вовсе не каждого.

– Ну.

– А я видел, как от Димки вашего, здесь, возле барака, изрядный такой кусок отхватили.

Услышав это, Маша закрыла уши ладонями и принялась мотать головой, что-то неразборчиво нашептывая.

– Остальное, – продолжил Стас, – собирались в ледник убрать. Так вот я что-то не понял, зачем им этот доходяга понадобился. Не знаете?

Захар, игнорируя вопрос, вытянул руку и пихнул Машу кулаком в плечо:

– Хватит, я сказал.

Она вздрогнула, но, вместо того чтобы прекратить трясти лохмами и успокоиться, начала раскачиваться всем туловищем.

Стас прислушался и разобрал в сбивчивом бормотании только два повторяющихся слова: «Не буду, не буду, не буду…»

– Голодать станешь? – просипел Захар. – Пять дней воду хлебать? О дите подумай лучше. Димка помер, ему теперь все равно, а ты живая пока.

– Это… – вклинился Стас. – Я не слишком помешаю, если спрошу, о чем вы тут толкуете? Чего она не будет? Что у вас вообще здесь творится?

– Не надо дурочку ломать, – переключил наконец свое внимание Захар. – Все ты верно понял – на ужин сегодня мясцом побалуют. А Маша вот Диму есть не желает, хочет с голоду подохнуть и ребятенка заморить. Правильно я говорю, Маш?

– Хватит! – Девчонка согнулась и спрятала лицо между коленями, не прекращая раскачиваться взад-вперед.

– Понятно, – кивнул Стас. – И частенько это дело практикуете?

– Нет, – ответил Захар, – не часто. На корм обычно беглые идут да смутьяны, а такие здесь редкость, приходится картошкой мерзлой, капустой, свеклой, отрубями и прочим гнильем залежалым пробавляться. Я за четырнадцать лет, – старик задумался, что-то прикидывая, – от силы десятка два всего человечков-то и употребил. В первый раз брезговал тоже, а потом ничего, приелся. Вот ты рожу кривишь, а чего кривишь, и сам не знаешь, не пробовал ведь никогда. Хорошее мясо, съедобное вполне, чуть свинины пожестче. Не скажут – не отличишь, если опыта нет. Бараку нашему повезло – остальные будут воду хлебать с шелухой капустной, а мы сегодня по-царски отужинаем, и не только сегодня. Одного мертвяка обычно дней на пять хватает. Наварят из него бульону чан, – Захар ненадолго умолк и мечтательно закатил глаза, – арома-а-атного. Знаешь ты, как мясо пахнет, ежели его пару раз в год хавать? Не-е-ет, не знаешь. Запах такой, будто… будто в кущи райские попал. Аж слюною давишься. Если еще и горяченькое, так просто… Плеснут в миску, а от бульона парок поднимается. К лицу ее поднесешь и дышишь, дышишь… Рукам горячо, а не можешь оторваться. Потом к губам прислонишь, отхлебнешь, и кажется, что жил ты все это время не зря. Не зря помои жрал, не зря говно месил, терпел не зря. Потому как вытерпел, а вот он, чей шмоток в миске твоей бултыхается, – нет.

– Угу. Поучительно.

– Еще как. – Старик потянулся за водой, сдерживая кашель, отхлебнул, прохаркался и сплюнул в сторону. – Хозяева-то здешние не дураки, доходчиво объяснить умеют. Когда с человеком бок о бок годик хотя бы поживешь, пообщаешься, а потом тебя им же и кормят, сразу очень хорошо понимаешь, где твое место. Жрешь, причмокиваешь, а у самого в башке такая херня крутится, что не приведи господи. Ведь сейчас его, бедолагу, уминают, а выкинь фортель какой, и эти твари, что вокруг с мисками сидят, будут тебя за обе щеки трескать. Начинаешь на всех волком смотреть, авансом каждого ненавидишь, а это в деле разобщения шибко полезно. Нет единения – нет и бунтов. Святым ведь капусты гнилой не жалко, они не из экономии мертвяков рабам скармливают, а профилактики ради.

– Что ж вы тогда бульончик-то расхваливаете, если видите сами, ради чего вас им подкармливают?

– Зачем расхваливаю? – переспросил Захар и пожал плечами. – Да вкусный он потому что. Вкусный и питательный. Отказываться раньше надо было, а теперь уж смысла нет. Устоялось все, утряслось, не переделаешь.

– Неужели так больше о побеге и не думали, за четырнадцать-то лет?

– Думал, конечно, поначалу. Только думами одними из пустошей не выберешься. Да и куда мне идти? Дома нет, семья… Что здесь подыхать, что на воле – разницы никакой.

– А в чем трудность состоит из пустоши выбраться? Я сюда меньше чем за сутки дошел. Не все своим ходом, правда, но тем не менее. А ведь наверняка и поближе Мурома поселения имеются.

– Навашино только, – усмехнулся старик. – В сторону Нижнего пусто все. В тех краях если кто и живет, так уж точно не люди. К востоку – Арзамас, к северу – Тенгушево, а промеж ними пустошь сплошная. Но проблема-то не в этом даже. Здесь до Оки рукой подать, километров тридцать всего. Если плаваешь хорошо, то в ней твое спасение. Только до Оки еще добраться нужно, а пешком да с голыми руками шансов на это мало совсем.