Дем Михайлов - Эхо войны Страница 9

Вот ведь невезуха! А я так надеялся поговорить с Палычем!

Вздохнув, я понуро зашагал прочь. Если мастерские загружены работой, то Палыч все равно не сможет выкроить для меня время — старший мастер как-никак. Зайду через пару деньков, а пока, раз уж пришел на толкучку, прошвырнусь по прилавкам и чем-нибудь перекушу. Хоть я и намеревался пообедать в шашлычной, но после разговора с Саидом позабыл обо всем. Ушел голодным и в близком к паническому страху состоянии. А сейчас меня немного отпустило, и желудок тотчас напомнил о себе недовольным урчанием.

Выбор я остановил на одной из бесконечной череды закусочных, и устало плюхнулся на протертое кресло, некогда бывшее водительским сиденьем. В качестве стола выступала приплющенная крыша от той же машины, срезанная вместе с боковыми стойками, превратившимися в ножки.

Выглядывающему из раздаточного окна хозяину я показал два пальца. Понятливо кивнув, он засуетился у тандыра, раздувая притухшие угли. Помощник в небрежно накинутом поверх куртки замызганном фартуке скрылся за столом и когда появился вновь, держал в руках подозрительно выглядевший кус белесого мяса.

— Ящерица? — негромко осведомился я, демонстративно принюхиваясь.

— Агама — ответил помощник, ловко отрезая от куска два солидных ломтя мяса — Вчера купили. Почти свежак. Молодая совсем — килограмма в четыре весом не больше. Мягонькая.

— Ну да — фыркнул я, не скрывая недоверия — Прожарьте хорошенько и специй не жалейте. Особенно жгучего перца.

— Сделаем — скупо кивнул повар, щуря заслезившиеся от дыма глаза — Будет тебе самый настоящий тандыр-кебаб, дорогой. Пальчики оближешь! Что пить будешь?

— А что есть? — осведомился я

— Айран есть — начал загибать он пальцы — Самогончик есть, вино абрикосовое и яблочное — сам делал! Есть настойка крепкая с грибочками — стаканчик примешь, и жизнь сразу легче покажется.

— Настойки точно не надо. Самогон теплый, да? — предположил я и, дождавшись утвердительного кивка, принял решение — Тогда стакан айрана и пару полуторалитровых баклажек вина. Абрикосового. В айран соли побольше бухни.

Про хлеб и овощи я спрашивать не стал. Они может и есть, но стоят столько, что никаких денег не хватит. Если и гулять, то в меру. Хватит с меня мяса и вина. Уже праздник, учитывая, что моя обычная еда состоит из слегка солоноватого вяленого мяса, мутной артезианской воды и скудной подножной растительности.

Как у каждого здешнего жителя, у меня в мозгу всегда жило воспоминание о суровой снежной зиме, что длилась пять, а то и шесть невыносимо долгих месяцев. Зимой нельзя охотиться — хладнокровные рептилии и большая часть теплокровных забирались в глубокие норы и впадали в спячку до весны. Остальные животные уходили в более теплые и богатые кормом места, мигрируя на сотни километров. Людям оставалось рассчитывать только на заблаговременно сделанные запасы еды, экономить на каждом волоконце мяса и молится, чтобы провизии хватило до весны. Особенно тяжело приходилось таким как я — одиночкам. В стае всегда легче выжить — особенно женщинам, старикам, детям и ущербным.

В одном из полуразрушенных микрорайонов существовала настоящая коммуна из инвалидов и стариков, выживающих совместными усилиями. Кто покрепче — копался в каменных завалах, беспомощные инвалиды торговали найденными вещами на толкучке, остальные старательно возделывали крохотные огородики, выращивая неприхотливую к поливу зелень. И ничего — выживали. Жили хоть и не богато, но от голода не умирали. Тем более что Пахан и Бессадулин показали в этом вопросе редкое единодушие, взяв стариков под защиту, объявив их неприкасаемыми и пообещав жестоко расправиться с любым, кто рискнет их обидеть.

— Держи, дорогой. Приятного аппетита — помощник повара плюхнул на стол треснутую пластиковую тарелку с мясом присыпанным щепотью мелко-мелко нарубленного укропа. Рядышком поставил две полуторалитровые пластиковые баклажки с вином и стакан с мутно-белым айраном. Каких либо столовых приборов не прилагалось. Нож у каждого свой, да и ложка всегда имелась. Поваренок небрежно обмахнул грязной тряпкой столешницу и замер в шаге от меня, с недвусмысленным выражением на лице.

— Сколько? — буркнул я, нащупывая сверток с деньгами.

— Девять паханскими или двенадцать талонов за все — ответил повар, высунув голову из кухонного окна.

— Десять талонами в самый раз будет — твердо произнес я, протягивая деньги помощнику — Ты меня никак за неместного принял? Я цены знаю.

— Хорошо, дорогой — со скрипом согласился повар, вновь скрываясь на кухне. Там же исчез помощник, и я остался один на один с тарелкой жареного мяса и бутылкой сладко-кислого вина. Вот он праздник….

Вытащив нож, отрезал смачный кусок и, целиком запихав его в рот, с наслаждением заработал челюстями, заливая горло мясным соком. Хорошо! Мясо оказалось на удивление вкусным, в меру острым и хорошо прожаренным со всех сторон. Если и вино будет столь же хорошим, то сегодня жизнь точно удалась.

— Приятного аппетита, Битум-джан! — послышался тонкий заискивающий голосок.

Недовольно оторвавшись от обеда, я поднял голову и увидел Саху Сказочника — местный бродяжка, неотлучно крутящийся на толкучке и здесь же живущий. Изборожденное глубокими морщинами лицо, редкие седые волосы выбивающиеся из под засаленной кепки и бесформенное одеяние усеянное разноцветными заплатками. Я знал Саху всю жизнь и за прошедшие годы его облик ничуть не изменился. Разве что на одежке добавилось заплат, и появилась суковатая палка трость. Никто не знал, сколько ему лет, какой он национальности. Саха свободно разговаривал на русском, узбекском, казахском и по слухам даже китайском языках. Причем без малейшего акцента. Знал уйму историй, сказок, всегда обладал какой-либо информацией и был готов поделиться ею за небольшую подачку.

Подойти к столу Саха не решился и лишь жадно поглядывал на мясо и вино. Особенно на баклажку с вином — бродяга никогда не отказывался от выпивки. Как про него с непривычной теплотой в голосе говаривал Тимофеич — тот еще алкаш, советской закалки. Тимофеич же порой покупал и наливал Сахе сто, а то и двести грамм самогона. Для разогрева души — смеялся он.

— Спасибо — сухо кивнул я Сахе и вновь склонился над тарелкой, показывая, что не намерен продолжать беседу.

— Слухами базар полнится, слухами базар живет — пропел Саха, не двигаясь с места — Кто-то продает, иной покупает, третий на руку нечист. Угости старика пиалой винца и услышишь поучительную историю, добавь к вину толику мяса, чтобы поддержать угасающие силы рассказчика и узнаешь немало интересного.

— Я не торговец, Саха — пробурчал я, пережевывая очередной кусок мяса — Неинтересно. Иди своей дорогой.

— Чертова дюжина чужаков появилась на горизонте и с размаху нырнула в наш омут, изрядно замутив прозрачную воду и пробудив спящих щук — торопливо выпалил Саха, и следующий кусок мяса завис в воздухе, не добравшись до моего рта.

— Чужаки? — медленно переспросил я — Знаешь, что о них?

— Слухи словно вода — просачиваются сквозь каждую щель и если редкие капли упадут на плодородную почву, то росток знания не замедлит проклюнуться и вырасти в стройное дерево мудрости и всеведения,… но чтобы росток не зачах, а рот рассказчика не пересох, их надо обильно полить из кувшина твоей щедрости, друг мой Битум-джан. И вот тогда…

— Саха! Говори нормально! — рыкнул я, не выдержав потока бреда.

— Тринадцать чужаков прибыли в город — совсем другим голосом поведал бродяга, делая небольшой шажок вперед — На большом армейском грузовике. Если угостишь куском мяса и глотком вина — расскажу остальное. Что скажешь? Не слишком большая цена за горячую информацию?

— Горячую? — хмыкнул я — Саха, очнись. Про чужаков уже весь город знает. А грузовик я и сам видел, знаю и про огнестрелы.

— Рано утром была перестрелка — осторожно добавил Саха, с надеждой поглядывая на меня подслеповатыми глазками — Сильно стреляли. Ребятня несколько пригоршней гильз насобирала,… опередили меня, гаденыши пронырливые, обогнали старика немощного…

— Вот сейчас чуток теплом потянуло — сказал я и указал на рваное сиденье напротив — Садись.

Обрадованный Саха поспешил плюхнуться на предложенное место, потянулся было грязными пальцами к мясу, но я быстро пресек поползновения, отодвинув тарелку в сторону.

— Ну-ну — я укоризненно покачал головой — Так дела не делаются. Сначала убеди меня, что твои россказни стоят куска мяса и пару стаканов вина.

— А не обманешь? А? — пытливо уставился на меня Саха, сглатывая набежавшую слюну. Потрескавшиеся губы смыкались и размыкались, напомнив мне о морщинистой черепашьей пасти. Столь же беззубой и столь же пересохшей.

— Сегодня ты второй, кто меня об этом спрашивает — усмехнулся я, неспешно отрезая небольшой ломтик мяса — Ты говорил о перестрелке?