Александр Прозоров - Битва веков Страница 9

— Вот он! — вскинул голову Иоанн. — Вот он, искус твой, бесовское отродье! — Царь медленно поднялся, обличающе вытянул руку, ткнув пальцем Андрею чуть не в самый глаз. — Коли отдам и бояр в руки твои, зная о деянии тобой задуманном, так, стало быть, сим воля моя на смертоубийство проявится. И грех сей на душу мою ляжет!

— Грех, грех, грех! — не выдержал Зверев. — Плевать всем на твой грех! Души умерших, слезы вдов и детей вопят к тебе об отмщении! Жить должны честные люди, а не подонки, неужели непонятно это тебе в твоей святости?! И лишь в твоей воле карать гаденышей для спокойствия честных. Плевать всем на твою душу! Ты на царствие русское самим Богом помазан не душу свою беречь, а души миллионов подданных своих. И если для благaтысяч твою одну душу в грязь втоптать надобно, ты сие сделать обязан без промедления! Ибо ты есть царь, а не они. И ты за них, за них, не засебя перед Богом в ответе! А чистеньким хочешь остаться — так лучше в монахи постригись! И тебе радость, и люди зазря гибнуть не станут. Тыхоть понимаешь, что каждый живой предатель в сотню погибших людей при каждом походе выодит? Хотя, — Андрей с трудом сдержался, чтобы не сплюнуть: — Что тебе чужие души православные? Ты ведь свою спасаешь!

Он развернулся, чтобы выйти, но в последний момент спохватился, что приходил совсем с другой целью, крутанулся к сундучку, выдернул оттуда толстенную стопку бумаги и тяжело жахнул о стол:

— Вот, держи! Опальный князь Воротынский, в келье своей пребывая, без дум о благе царском обойтись не смог и трактат составил об искусстве стражи крепостной и порубежной. Авось, кому из еще не погубленных и пригодится. Но князя ты, государь, из ссылки лучше не выпускай. Он ведь вояка храбрый, умный и честный. Не предатель. Пусть лучше в монастыре сидит. Хоть жив останется!

Зверев издевательски изобразил нечто похожее на глубокий дамский книксен, развернулся и, бодро насвистывая, вышел за дверь. Здесь, как ни странно, было тесно — за дверью собралось не меньше десятка молодых опричников. Боярские дети, молча переглядываясь, попятились к стенам, и освободили проход.

— Привет, Федя! — Узнав среди них младшего Басманова, Андрей мимоходом хлопнул парня по плечу и отправился к лестнице. За спиной неуверенно перешептывались опричники. Видимо, гадали: хватать шумного гостя или нет. Но приказа «вязать!» из-за двери так и не прозвучало.

Рязанская пирушка

В ворота постучались на рассвете. Андрей, Барин сын, как раз бывший на дворе, догадался по-перва заскочить на крыльцо, крикнуть внутрь дома, что гости какие-то заявились, а уж потом побежал отворять ворота. За ними оказался боярин Алексей Басманов в сопровождении малорослого, блекло одетого холопа. Гость степенно, не торопясь, спустился с седла, широко перекрестился на надвратную икону, поклонился, снова перекрестился, забормотал неслышную издалека молитву — однако же, по обычаю, сие должна была быть молитва за здоровье хозяину дома.

Пройдя во двор, Алексей Данилович снова остановился, поклонился на все четыре стороны, снова осенил себя знамением… В общем, у предупрежденного Изольдом князя вполне хватило времени, чтобы кликнуть Варю, накинуть на плечи парадную московскую шубу, подбитую песцом и с соболиной опушкой, взять в руки посох и выйти к дверям, дабы распахнуть их и шагнуть на крыльцо в тот самый миг, когда гость ступит на нижнюю ступеньку. Выйти, дождаться, пока боярин поднимется наверх и поклонится ему в ответ.

— Здрав будь, князь Андрей Васильевич…

— И тебе здоровья, боярин Алексей Данилович. Рад видеть тебя у себя дома. Испей горячего сбитня с дороги, отдохни, будь моим гостем.

По сигналу князя приказчица выступила вперед, протянула боярину обильно парящий корец: сбитень и вправду был горяч. Тем не менее гость с видимым удовольствием осушил досуха резной ковш, перевернул, показывая, что не осталось ни капли:

— Благодарствую, княже. Твой сбитень хорош.

— Ты в дом входи, — посторонился Зверев. — Попотчуйся, чем бог послал.

— С большой радостью, княже. Токмо дозволь, холоп сумку чересседельную сразу занесет. Велика больно самому таскать.

— Ты, Алексей Данилович, вижу, совсем без свиты решил меня навестить, — кивнул на двор Зверев.

— А ты мыслил, я со стражей заявлюсь?

— Нет. Ожидал, что с сыновьями. Хорошие у тебя ребята, с радостью бы с ними еще раз за одним столом посидел.

Варя, забрав корец, шмыгнула в дверь. А значит, минут через десять стол в трапезной будет накрыт. Оставалось лишь немного потянуть время.

— Дети в дорогу сбираются. Сам знаешь, княже, без хозяйского пригляда дворня завсегда чего- нибудь напутает. Я ведь тебе сказывал, что государь мне отпуск дал за имением присмотреть? Последние годы неурожайными случились. Надобно за посевной самолично проследить, а то как бы вовсе без хлеба осенью не остаться.

— Да, я помню, — кивнул Зверев. — На пиру у боярина Кошкина о том говорили. Беда нынче с погодой. Холодно. Ничего не растет.

— Беда, княже… — согласно кивнул гость, стрельнул глазами по сторонам и понизил голос: — Как ты не боишься пред государем речи столь дерзкие держать? Вчера мыслил, коли не на плаху, так в поруб тебя Иоанн отправит.

— Ну-у… — усмехнулся Зверев. — А как ты сам поступишь с холопом, что жизнь тебе не раз спасал, поручения трудные исполнял в точности, однако странен и дерзок?

— Как? — На миг задумался боярин и усмехнулся в густую бороду: — В походе поближе держать стану, в мирные дни подальше. А наказывать не буду, дабы лишний раз полезного слугу не обижать.

— Вот именно так Иоанн и поступает, — кивнул Андрей. — Свияжск я ему построил, полки стрелецкие обучил, порчу колдовскую снял. Но при дворе места мне так и не нашлось. Токмо ради поручения нового из удела и вызывают.

— Хочешь, княже, похлопочу? — с готовностью предложил Басманов. — Нечто для столь верного слуги, как ты…

— Думаешь, я обижаюсь, боярин? — с улыбкой перебил его Андрей. — Нет. Мне жену любимую видеть куда как приятнее, чем… Чем бояр царских, вечно чем-то недовольных, из-за мест лающихся да козни друг другу строящих. На добром слове тебе спасибо, однако же — не хочу. Но прости, Алексей Данилович, совсем тебя заболтал, — спохватился Зверев. — Идем, идем. Стол накрыт, вино выдыхается, мед греется, сбитень остывает…

Андрей не ошибся в Вареньке — когда они с гостем вошли в трапезную, в центре стола, напротив хозяйского места, уже стояло угощение: два изящных серебряных кувшина, покрытых чеканкой, две глиняные крынки, блюдо с пряженцами, миски с грибами и капустой, поднос с крупным копченым карпом.

— Присаживайся, Алексей Данилович. Вино тебе какое по нраву, фряжское или немецкое? Или хмель стоячий предпочитаешь?

— Прости, Андрей Васильевич, не могу, — вскинул руки боярин Басманов. — Государь, сам знаешь, пьяных и на дух не выносит. Мне же об исполнении поручения еще доложиться надлежит.

— Ну, от одного кубка ничего ведь не изменится?

— Разве только от одного, — сразу сдался гость. — Но тогда уж меда. От него аромат остается травяной и приятный. Вино же сразу себя выдает.

— С мятой испробуй. Очень освежает. Завсегда в бане токмо его и пью.

— Наливай с мятой, — согласился боярин.

И едва кубок наполнился до краев, с прежней жадностью прильнул к белой пузырчатой пене.

— Еще? — предложил Зверев, когда кубок опустел.

— Но только один! — сурово предупредил Алексей Данилович. — Надобно и дело знать.

— А что за дело?

— Дело важное, — встрепенулся боярин. — Прошка, ты где?

— Здесь, боярин, — заглянул в трапезную басмановский холоп. Видно, ждал за дверью, когда позовут. — Нести?

— Давай, — жестом подозвал его Алексей Данилович, забрал из рук чересседельную сумку и махнул: — Теперь ступай отсель подальше, дабы и духу не было.

— На кухню ступай, — уточнил Зверев. — Скажи, я велел пива налить за старание.

— Благодарствую! — встрепенулся коротышка и выскочил прочь.

— Поручение к тебе у меня такое, — раскрыв сумку, принялся вынимать один за другим свитки боярин. — Письмо самоличное царское к князю. Опалу Иоанн с князя Михаила Воротынского снимает и пред очи свои разрешает предстать. Вот письмо князю с похвалой за труд его усердный. Государь его вчера полистал и вельми доволен остался. Грамота царская князю Воротынскому на земли его родовые, что в казну отписаны были после заговора. И сим обратно ему возвращаются. Кошель с серебром. Сколь в нем, не ведаю, однако же дар сей в благодарность за наставление передается, кое Иоанн па печатном дворе Александровском оттиснуть желает и по городам порубежным, да воеводам знатным для воспоследования разослать. Грамота от государя настоятелю монастыря Кирилловского, дабы тот содержание, на двор, семью и князя отпущенное, Михаилу Воротынскому серебром в руки предал. И ровным счетом за расход отчитался. — Алексей Данилович на всякий случай еще раз заглянул в сумку и утвердительно кивнул: — Все.