Созданный монстр (СИ) - "Liziel" Страница 90

— Эти штуки разговаривают.

Оглушительно хлопнула деревянная дверь, и кабинет снова заволокла лёгкая «ватность». Охранные контуры, заложенные в стены ещё далёкими предками, замкнулись, защищая братьев от любого прослушивания.

Эйнаор приготовился к худшему и напрягся.

Они были не просто близнецами, но и первоклассными менталистами. Родственная связь позволяла отслеживать состояние друг друга, а разделенный дар иногда позволял узнавать просочившиеся мысли. Недаром иногда про братьев говорили, что они способны читать друг друга и понимать с полуслова. Это была не лирика. В их случае — всего лишь практика.

Так и сейчас Эйнаору хватило одной лишь фразы, чтобы не просто понять, о чём идёт речь, но и поймать образ напуганной груды металла в шлюзовом отсеке. Прочувствовать то, что чувствовал Лаккомо, стоя перед этим несуразным и страшным существом, не вполне машиной, но и не человеком, увидеть глазами брата жуткую маску, порожденную чьей-то извращенной фантазией.

Да уж. Федерация как всегда пошла по пути устрашения.

Король медленно вдохнул, опустив веки, и так же медленно выдохнул. Разговор предстоял тяжёлый…

Лаккомо целеустремленным шагом прошел через кабинет и рухнул в своё излюбленное кресло сбоку у стены. Но закончив путь длиной в сотни световых лет в этой скромной точке пространства, он, казалось, разом сдулся и затих. Словно что делать и говорить дальше он не представлял. Даже поникшие плечи свидетельствовали об огромной накопленной усталости. Которую никому и никогда Лаккомо не демонстрировал.

Эйнаор знал, что брат позволял себе отдыхать от строгих масок только при личной встрече с ним, и, пожалуй, в своей закрытой каюте. И если с близнецом он виделся последнее время хорошо если раз в год, то молчаливый корабль выслушивал его регулярно. Этак он давно стал ближе кровного родственника. Даже сейчас от Лаккомо до сих пор ещё веяло тем едва уловимым озоново-хвойным запахом, характерным для всплывающего из гиперпространства «Стремительного». Когда-то Эйнаору нравится этот оттенок. Он наводил ассоциации о далеком космосе и сопутствующей романтике, в которую так старался затянуть его Лаккомо поначалу.

Но сейчас Эйнаор ненавидел этот запах. Этот… вкус озоновой разлуки и хвойного отторжения. Прохлада, навсегда въевшаяся в сердце близкого брата и окончательно забравшая его в чужой космос. Подальше от Эйнаора и под тень всего лишь корабля, на который Лаккомо променял…

Эйнаор осекся. Вовремя тормознув свои яркие мысли, и не дав раздражению долететь до близнеца. Не хватало еще, чтобы брат понял его неверно.

Но Лаккомо пропустил случайный всплеск Эйнаора. Глубоко погрузившись в свои воспоминания.

— Он боялся. Молил оставить его в покое, — сухим и потерянным голосом сказал Лаккомо, глядя в пол остекленевшим взглядом, как будто по тысячному разу пересчитывал ворсинки золотистого ковра. — Молил не трогать его душу. Понимая, каково оно.

Эйнаор, не вслушиваясь, смотрел на Лаккомо, словно изучал его черты лица впервые и запоминал надолго. Прошлый раз он казался ему моложе и бодрее. А сейчас… Как будто старость норовила сгубить его побыстрее. Еще больше заострились скулы, короткие морщины между бровей и рядом с кончиками губ стали глубже и отчетливее. Теперь вот и тени под глазами появились. Сам Эйнаор и так уже выглядел на десяток лет моложе своего близнеца. Что же будет потом?..

— Представляешь? — с лёгким напором сказал Лаккомо, подняв взгляд на брата.

Эйнаор на мгновение растерялся, подумав что вице-король уловив его печальные размышления. Но нет, тот спрашивал о машине и своих словах.

— Представляю, — Эйнаор усилием воли заставил себя вернуться к теме разговора. Нужно было оставаться спокойным. Брату явно нужно просто выговориться. — Так что тебя удивляет?

Но кажется, что со спокойствием он переборщил. Потому как Золотой Журавль не пошевелился в кресле, вот только взгляд его стал тяжелее монолитной плиты, придавливающей к месту.

Брошенные образы вспыхнули, как ворох фотографий, который швырнули в лицо. Мостик. Бой. Встревоженный радист. Песня. Груда движущегося металла. Груда напуганного металла. Взгляд внутрь кристалла. И глаза, глаза… Отпечатки разных фонарей от алого до жёлтого.

— Что меня удивляет? — вкрадчиво и явно сдерживаясь, чтобы не вспыхнуть новым приступом гнева, переспросил Лаккомо. — Наверное, то, что они живые!

— А раньше ты этого не знал? — спокойно, на грани равнодушия поинтересовался Эйнаор. Он тоже сидел неподвижно, застыв в просторных складках легкой повседневной одежды, как храмовая статуя. Холеные руки со старыми фамильными перстнями на пальцах, неподвижно лежали на узорчатом деревянном столе.

Только спокойствие.

Чем оборачиваются приступы гнева у менталистов братья знали не понаслышке. И со своими эмоциями они учились бороться еще с детства. Если бы кто-то другой ответил Лаккомо столь хладнокровно, то вице-король мгновенно пришел бы в еще большую ярость. Эйнаор же пользовался своим остаточным положением и родством. Каждый раз — нагло. И каждый последующий раз боялся, что Лаккомо все-таки сорвется.

Но раз за разом конфликт прерывался, так и не начавшись. Так было и в детстве, когда молодой Лакки психовал после неудачных тренировок. И в юности, когда он злился на поставленные на него ограничения полета. И даже в старшие студенческие годы, когда Лаккомо возвращался с вывихами и ушибами после армейской практики. Эйнаор никогда не позволял этой злости и раздражению затопить их обоих. Всегда спокойный, вечно терпеливый и очень ненавязчиво внимательный он гасил вспыльчивость брата. После чего всегда помогал. Успокаивал, шел договариваться за него, вправлял суставы, когда Лаккомо не хотел идти к врачам.

Пожалуй, только однажды Эйнаор позволил себе неуместно огрызнуться. Когда брат явился очередной раз к нему после тренировок с переломом ключицы, а он испугался за него, разозлился и, не желая слушать, отправил в медицинское крыло. С тех пор Эйнаор всегда винил себя за это. Брат пришел именно к нему, доверял, а он… Не стоило тогда посылать его в таком состоянии. Пересидел бы пару часов или ночь, ничего бы хуже с ним не случилось. А на утро и сам бы отправился на лечение.

Вот и сейчас, как обычно, закрутившийся было смерч гнева развеялся без подпитки и угас.

Лаккомо снова уставился в узоры ковра.

— Мне утверждали, что это всего лишь машины. Очередные роботы. Мне всучили их как машины. Мне сказали следить за ними, как за машинами. Мне, в конце концов, доказали, что это машины!

Он мог бы и дальше выплескивать накипевшее, но Эйнаор сухо прервал его:

— Каким образом доказали?

— Их интеллект был не выше, чем у стандартного бота. Они безоговорочно подчинялись всем приказам, — вице-король постепенно собирался с мыслями. На лице проявлялась стандартная рабочая задумчивость. — Их разбирали, показывали изнутри, давали ознакомиться с характеристиками и конструкцией. Они прошли все тесты на покорность и исполнительность. В бою не было никаких нареканий. Да и не сильно они отличались от предыдущих моделей. Я знакомился с другими отзывами. Ни у кого не возникало сомнений. Мои люди пытались найти подозрительные случаи, но не нашли ни слова. Если бы хоть что-то просочилось из стен конструкторского отдела, то я бы уже об этом давно узнал.

Эйнаор готов был вознести хвалу самому Истоку — брат, наконец, заговорил нормальным человеческим языком с длинными тирадами, а не этим змеиным шипением. Значит, как минимум на ближайшее время, Лаккомо стабилен. Это звучало было бы прекрасно, если б не было так грустно…

— Где тот, с которым ты разговаривал? — спросил Эйнаор, медленно положив руки на подлокотники своего кресла.

— Ходит где-то до сих пор в конструкторском отделе, — скривился Лаккомо, словно говорил о вше, по недосмотру улизнувшей из-под пальцев. — У меня тогда не было повода его задерживать и допрашивать.

— Я говорю о машине. Полиморф где? — посмотрел Эйнаор мрачно и исподлобья. Брат как всегда в своем стиле. Не брезгует пачкаться о чужие мозги.