Лик Черной Пальмиры - Владимир Николаевич Васильев Страница 11

обнаружил именно в этой комнате и теперь критически осматривал ассортимент, щурясь и слегка искривляя губы. Тут же в углу стоял белый концертный рояль фирмы Bechstein, рядом на специальной подставке примостился модерновый клавишный японец с ритм-автоматом, эдакая доска с клавишами и встроенным оркестром. В углу угадывался чехол от саксофона, надо думать, тоже не пустой.

Пыхнув сигаретой, Лайк уселся за рояль. Ефим прикатил из-за стойки сервировочный столик. Симонов озаботился тарой и теперь сосредоточенно шарил по настенным шкафам кухни. Ираклий экспериментировал с огромным телевизором, благоразумно отключив звук: Лайк не любил, когда ему мешали музицировать. Димка Рублев поставил завариваться чай – в самый большой чайник, который обнаружил в сервизе, – и оккупировал кресло, здоровенное и массивное, под стать квартире. Швед пытался справиться с нетипичными запорами на балконной двери.

Минут пять ушло на общее шевеление; потом столик был успешно сервирован, телевизор неслышно зафонил обычной бестолковой рекламой. Лайк курил и наигрывал, иногда сваливаясь в басовые синкопированные проигрыши, а свободной рукой в эти моменты тянулся к стакану, цинично поставленному прямо на рояль. Остальные разместились кто в креслах, кто на принесенных пуфиках, а Швед так вообще на полу, подстелив под бок пушистый коврик.

Потом Лайк вдруг неожиданно оборвал этюд на полуноте и крутнулся на табурете, поворачиваясь к команде лицом.

– Ну что, Иные? У кого какие мысли будут? Как нам этих питерцев осатанелых уму-разуму учить?

– Для начала их нужно найти, – проворчал Димка, елозя ногтем указательного пальца по узору большой чашки с чаем. Узор напоминал восточный орнамент на каком-нибудь реликтовом ковре.

– Да найти-то их как раз не проблема, – с ленцой сказал Ираклий. – Следов они оставляют уйму, по записям видно. В сумраке такая цветомузыка пропечатывается, что ой. Я думаю, нужно определиться тактически. Щелкать их поодиночке или подловить всех скопом и устроить… Варфоломеевскую ночь.

– Поодиночке – долго, – отрезал Лайк. – Инквизиция ждать не намерена. Да и Светлые… настроены нехорошо. Я даже больше скажу: Артур нам, в сущности, доверил отстоять баланс сил в России-Украине-Белоруссии. Не справимся – Светлые получат кучу привилегий, смогут совершить массу воздействий самых высоких уровней, а это сами знаете, чем чревато. Москвичи только-только из ямы выбрались после истории с той волшебницей и ее гипотетическим дитятком – и на тебе, опять… Так что хотим не хотим, а действовать будем быстро. И решительно. Передавим их как клопов, и все дела.

– В каком смысле – передавим? – уточнил Симонов, поправляя сползшие с переносицы очки.

– В прямом. Поймали – развоплотили. Поймали – развоплотили.

– А Инквизиция разве не собирается их судить? – искренне удивился Ефим.

– Инквизиция судит только тех, кто формально поддерживает Договор, а на деле нарушает его. Тех же, кто Договор с самого начала отвергает, Инквизиция ликвидирует. В данном случае – нашими руками.

Лайк, как всегда, был немногословен и безжалостно точен в формулировках.

– Значит, – меланхолично заметил Ираклий, – нужно сразу ехать к месту их шабашей, выждать ближайший и всех успокоить. Потом прошерстить Питер и окрестности на предмет уцелевших – думаю, по ауре мы их быстро вычислим, эта публика не умеет затаиваться. Потом контрольное ожидание – и привет. Конец делу.

– Черные устраивали свои шабаши в Разливе, – начал было Лайк, но его развязно перебил Симонов:

– Часом, не у Ленина в шалаше?

– Нет, – ответил Лайк невозмутимо. – Но довольно близко. Кстати, чтоб ты знал: пресловутый шалаш стоит в мертвой точке. Магия там почти не действует. Кто-то с умом ставил.

– А что ты имел в виду, когда говорил, что к нам пожалует кто-то из Светлых? – поинтересовался Арик.

– Да то и имел. Кто-нибудь обязательно явится. Причем из верхушки. Наставить и вразумить. Ну и заодно нас прощупать, не вынашиваем ли мы коварных планов.

Рублев фыркнул в чашку:

– Можно подумать, мы посвятим их в свои планы.

Лайк искривил уголки рта:

– Светлые любят считать себя очень хитрыми, осторожными и предусмотрительными. И не нужно разуверять их. Кроме того, может пожаловать Инквизиция. Как-никак у нас официальная миссия под тройным патронажем, такое не каждый день случается. Так что всем молчать с умным видом, а говорить мы с Ираклием будем. Понятно? Дополнительных щитов не ставить. И… не выделываться, ясно? Даже если пожалует кто-нибудь слабый. Сейчас главное – никаких конфликтов.

– Да понятно, понятно, – пробурчал Симонов. – Что ты нас как детей наставляешь?

– А вы дети и есть, – холодно ответил Лайк. – Причем не шибко послушные. Ладно, Арик, что ты там навыбирал? Наливай.

Все оживились. Звякнула посуда, вилки потянулись к нарезанным закускам. Швед наконец справился с хитроумными запорами со второго захода, и в комнату ворвалось ночное лето, более теплое, чем кондиционированный воздух квартиры, напоенное запахами большого города и пропитанное звуками дома у реки. Еле слышно плескала вода о набережную, звук доносился даже на десятый этаж. Где-то выше лаял на балконе пес. А еще по соседству знакомо бу´хала бас-гитара: бархатисто, мощно. Лайк и Швед тотчас навострили уши.

Потом бас ненадолго смолк, но буквально через несколько секунд раздался характерный счет ритм-автомата и заиграл явный семпл. А бас вплелся в него, заслонив скупые машинные квадраты. И зазвучала песня, совершенно незнакомая. Нечто откровенно панковское, эпатирующее – с разухабистой мелодией, нарочито дешевеньким звучанием и намеренно плохо зарифмованное, но вместе с тем довольно забавное:

Разбился об стену —

Мозгами хлюпни,

И кости в канаву —

Кричи не кричи.

Вы труп не видали:

Глаза на стекле,

Рука на педали,

Нога на руле.

Кошмар в извращенном аду!

На втором плане кто-то азартно помогал вокалисту совершенно не имеющими отношения к тексту возгласами, далеко не всегда членораздельными:

Водил он машину

В различных краях,

Теперь вот и шины,

И жизнь потерял,

В больнице распяли

Врачи на столе…

И все же собрали,

Но монстра уже.

О ужас в извращенном аду!

– Во дают! – заценил Ефим. – Панкуха конкретная! Зашибись!

Меж тем неведомые музыканты продолжали историю зомбического шофера:

Он сел за баранку,

Андроид такой,

И сразу на гонку —

Как будто живой.

Машины сбивая,

Летел как стрела,

И скорость убила

Его тормоза.

Кошмар в извращенном аду!

Хотел разогнаться

Еще он быстрей,

Но поршень сломался —

Спасайся скорей!

В натуре, ужасен

Был путь тормозной:

Его завершали

Сосна за сосной!

Его завершали сосна за сосной!