Ступеньки - Атаман Вагари Страница 115

Коллинз вёл машину, смотрел в лобовое стекло на спустившуюся на дорогу декабрьскую тьму. Шёл снег, работали дворники. Фары освещали трассу. Я не сразу уловила, что едем мы не в Румбу, а в другую сторону. Коллинз продолжил:

— Уже тогда я многое знал и умел в части магического искусства. Мне повезло с наставниками. У меня был лучший друг, человек. Нет ничего плохого в дружбе анхома и человека, но важно, чтобы первые не вмешивались в жизнь вторых и давали вторым идти своим путём. Мой друг мне сказал, что дружил со мной именно за это: за то, что я не пытался его менять, учить, читать ему нотации и так далее. Я старше его, но воспринимал на равных. Тогда я был студентом, а он старшеклассником-школьником.

Это случилось летом. Жаркий день, июль. Ночи тоже жаркие. Мы с ребятами поехали на пикник. Моего друга там не было, потому что его бы на такой пикник не пустили родители. Поэтому я даже не стал ему предлагать и говорить, куда я поеду: просто сказал, что в выходные буду занят. Мы уехали далеко в лес, в пикниковую зону, на берег озера. Купались, загорали, допоздна играли на гитарах. Нас было четверо. Ребята были людьми, три музыканта. Я поехал с ними, чтоб завязать связи, узнать их получше и возможно напроситься к ним в группу: я ведь хороший клавишник!

И вот мы сидим на берегу этого озера, орём в четыре глотки под гитары всякие кавера, рок, метал, все дела. Вдруг слышим — нам подпевает женский голос. Со стороны озера. Анхом во мне тогда отключился. Я отрывался по полной. Сама понимаешь — ночь, костёр, гитары, алкоголь — романтика. Какие уж тут мысли, что ты — маг, обязанный защищать простых обывателей?! Мы решили, что девчонки с соседней турбазы прикалываются, пошли туда.

Двоих она убила сразу. Светила полная луна. Мы взаправду увидели посреди озера девичий силуэт. Она залезла на кочку и распевала. Русалки умеют управлять внешним видом, они маскируют хвост, превращая его в ноги. Они умеют маскировать возраст. Пета приняла облик нашей ровесницы, шестнадцатилетней прелестницы, весьма соблазнительной. Двое товарищей подплыли первыми, оказались околдованными. Я даже не понял тогда, что их убивают. Она пела, пела, они подплывали ближе и ближе. Потом она скользнула с этой кочки, где сидела, им навстречу, схватила их и увлекла на дно.

Мы с оставшимся товарищем подумали, что это игры у них такие, «брачные», как ещё шутканул товарищ. Мы были под шафе. В озере стояли по пояс, в одежде. То есть убийство произошло немного поодаль, поэтому мы ничего не поняли. Они всё не появлялись, мы уже собрались им кричать, как вдруг эта девица вынырнула перед нами. Она предстала во всей красе, в купальнике, но он был ей мал, трещал по швам буквально. Мой товарищ сразу запал на её формы и округлости, аж язык высунул. А во мне взыграла тревога.

Я заподозрил что-то не то. Почуял в девице опасность. Что она — Чёрная. Но решил не выдавать себя.

Сначала она занялась моим товарищем. Я ещё сомневался в ощущениях. Она подошла к товарищу, обняла его, поцеловала. Он ответил, как будто она была его любовницей и женой лет сто. Потом она незаметно увела его в кусты. Я опомнился не сразу, догадался, что она навела чары. Ринулся к тем кустам — но поздно. Там уже лежал труп. Русалка выпивала из него последние капли жизни. Она оглянулась на меня, её глаза светились синим. Её облик вмиг изменился: она стала выглядеть старше — женщиной лет тридцати, и груди её стали не такими вываливающимися, а на коже засверкала в лунном свете чешуя.

Она меня спалила. Я сам спалился — орал благим матом, приготовился выплеснуть заклинания. Все подряд удары, файерболлы и так далее. И тогда она запела. Но уже совсем не так нежно и призывно, как пела сидя на озёрной кочке.

Если бы не Кировски, я бы с тобой сейчас тут не сидел. Возможно, тебя бы подбрасывал до Трёхглазой Шрам или Мангуст.

Она пела, я умирал. У меня из ушей текла кровь. Сердце покрылось трещинами. И тут пришёл Кировски. Как он узнал, как он смог отпроситься у родителей, чтоб средь ночи уехать неизвестно куда в глухой лес… Я до сих пор не знаю. Он потом говорил, что ему средь ночи сон приснился. Он как был одет, в одной пижаме, выбежал из дома, поймал такси и велел сюда привезти. Когда он прибежал, он тоже орал благим матом. Что-то вроде «Отстань от моего друга, лярва!!!». И лярва отстала. Я ничего не мог тогда слышать, я был почти труп. Кировски мне рассказал, что перед тем как заткнуться и исчезнуть, она злобно посмотрела на него, с ненавистью, проклиная и прошипела:

«Раз говоришь — друг, то так и быть, отстану».

Потом я узнал легенду о Лорелей. Мифы о Лорелей известны по всему миру — о Сирене, поющей в море так, что разбиваются корабли. Я прошерстил почти все библиотеки мира, ища информацию про Лорелей, и нашёл предание. Эта легенда нигде не афишируется.

Однажды Лорелей потопила корабль, и выжили только два моряка. Они выжили, потому что были близкими друзьями и дружили с детства. У Лорелей есть такой пунктик. Или её своеобразный кодекс чести: она не трогает тех, рядом с кем находятся их лучшие друзья. В этом же предании шла речь о выживших кораблях и экипажах. Они выживали, потому что на борту многие моряки были друзьями. Гибли в основном пиратские суда: пираты не могут никак быть друзьями, тем более друзьями детства. Ещё гибли торговые суда, военные, перевозящие рабов. Там тоже не могло быть друзей на борту. Выживали чаще всего рыболовецкие суда: рыбаки часто дружили между собой, работая сообща, добывая рыбу. Так я узнал, что русалка, превратившаяся в сладкоголосую деву, была прожжённой Лорелей, взявшей себе новое имя — Пета Кирия.

Коллинз рассказывал, я молчала. Когда он окончил эту тревожную историю, я спросила:

— А тогда, когда твой друг тебя спас, чем дело окончилось?

— Ничем. Она ушла через Теневую Сторону. Мы с Кировски остались. Рядом в кустах валялся труп моего приятеля, два других вот-вот должны были всплыть со дна озера. Я подумал, что если звать легавых — они сцапают меня и Кировски. Меня-то ещё ладно, я сам виноват. Но я не мог позволить, чтобы четырнадцатилетнего мальчика признали