Мечников. Клятва лекаря - Игорь Алмазов Страница 13

— Отпустите Мечникова и его дядю! — выкрикнул кто-то из толпы. — У нас в Хопёрске больше нет таких лекарей, как он!

— Да! Он спас моего сына! Дочку наших соседей Бахмутовых с того света достал! Без всякой некромантии! — прокричал незнакомый мне мужчина.

— Если дядю посадят, Алексей Александрович от нас уедет! — крикнул один из моих пациентов, что сидел на дальнем ряду. — Тогда нас точно лечить будет некому!

Прав был Шацкий. Я проработал здесь всего неделю, но уже успел переманить многих людей на свою сторону. Создал имидж продвинутого столичного лекаря. Крестьян и простых горожан мало интересовало, почему меня изгнали из Санкт-Петербурга. Ведь они видели, как я работаю. Чувствовали эффект на себе.

Кажется, я уже успел поднять свой авторитет в Хопёрском районе.

Устинов вновь ударил кулаком по столу.

— Довольно. Больше полезной информации никто не предоставит. Я понял, — заключил судья. — Тогда я готов вынести своё решение.

Толпа вновь замолчала.

— Как я уже и сказал, обвинения с Алексея Мечникова сняты. Антон Генрихович Сухоруков обвиняется в злоупотреблении некромантией, а потому отправляется в Саратовскую тюрьму для особо опасных магов. Что касаемо Олега Мечникова… Он будет принуждён к четырём месяцам работ в Садах. А господин Кораблёв от лица амбулатории выплатит штраф в размере ста пятидесяти рублей. За неоказание помощи, которую требовал от него суд.

Сады… Я уже слышал о них. Это какое-то село к северу от Хопёрска. Но если вдуматься, это не такая уж и большая проблема. Четыре месяца работы лучше, чем огромный штраф или каторга. Однако я всё равно уделю внимание отлучению дяди от этой паршивой привычки. Больше ни одна капля этого зелья не упадёт на его язык.

— Вы все сдохните! — неожиданно проорал Сухоруков. — Вашему району — конец. Городу — конец!

— Уведите его, — приказал унтер-офицер Сапрыкин своих подчинённым.

Городовые подхватили патологоанатома и потащили к выходу из зала суда. Тот почти не сопротивлялся, лишь дёргался исключительно для того, чтобы показать своё неподчинение.

— Я создал несколько очагов некротики в окрестностях Хопёрска! — проорал он. — Скоро вы столкнётесь с несколькими сюрпризами, мои уважаемые коллеги. Владыкино, говорите? Это была лишь проба моих сил! Вы даже не представляете, что я создал… Без меня вы с этим не справитесь!

Дальнейшую речь Сухорукова никто уже не услышал. Его вывели из зала и потащили в полицейский участок.

— Заседание суда объявляется закрытым, — сказал Константин Викторович Устинов.

Зрители покидали здание чуть ли не бегом. Всем хотелось посмотреть, как ведут Сухорукова. Народ жаждал устроить ему позорное шествие.

— Получилось, племянник, — прошептал Олег. — У нас получилось, Грифон нас раздери!

— Да, выкрутились, — улыбнулся я. — Справедливость восторжествовала. Правда, я всё же не хотел, чтобы тебя наказывали. Почему ты не сделал так, как я просил?

— Я хотел, Алексей, правда, — вздохнул Олег. — Но потом посмотрел на то, как вы с Шацким рискуете своей жизнью… И понял, что если буду после этого прикрывать свою шкуру, то потом почувствую себя каким-то жалким дождевым червём. Грешен, за это и расплачусь.

— Алексей Александрович, — прервал наш разговор унтер-офицер Сапрыкин. — Можно вас на пару слов?

— Да, унтер-офицер, — кивнул я. — Чего хотели?

Последняя наша беседа закончилась тем, что Сапрыкин выразил желание меня казнить. Интересно, что же он скажет теперь?

— Я допустил ошибку, поэтому каюсь и прошу у вас прощения, — склонился он. — Настоящего защитника Владыкино я оклеветал, назвал убийцей, разбойником! Если желаете написать на меня жалобу, я не стану вас осуждать.

— Не стоит, унтер-офицер, всё в порядке, — ответил я. — Хоть это и было для меня оскорбительно, но как лекарь я прекрасно понимаю, на что способен человек, потерявший близких. Все свидетели были против меня. Я не могу винить вас в произошедшем.

— Это очень великодушно с вашей стороны, — вздохнул он. — Я могу отплатить вам лишь одним. Ваш дядя не будет горбатиться вместе с остальными осуждёнными в Садах. Я свяжусь со знакомыми, попрошу, чтобы эти четыре месяц он работал лекарем.

— Было бы очень кстати, — улыбнулся я. — Благодарю вас, унтер-офицер.

— Просто… Я очень хорошо понимаю вашего дядю. Он чуть не потерял ребёнка. Боюсь, что на его месте я бы и сам пошёл против закона, — признался Сапрыкин.

— Как и все мы, — согласился я. — Рад, что мы с вами не скатились во вражду.

— Взаимно, Алексей Александрович, — сухо улыбнулся Сапрыкин. — Если что-то понадобится — обращайтесь.

Что ж, всё закончилось не так уж и плохо! Меня оправдали, а дяде предстоит поработать лекарем в Садах. Как я понял, это — село, где трудятся осуждённые по лёгким статьям. Фактически, свободу он не потеряет. Просто будет вынужден отработать за своё преступление.

Остаётся решить главный вопрос.

Куда, чёрт подери, делось огненное кольцо Кособокова⁈

* * *

Сухорукова провели через толпу людей к участку. Люди плевались в него, бросались камнями и гнилыми овощами. И даже городовые не могли этому препятствовать. А точнее — не стали.

Патологоанатома бросили за решётку, в которой не оказалось ни окон, ни вентиляции. Холодная, мокрая комната. Его последнее пристанище перед отправлением в тюрьму.

— По крайней мере, я успел насолить Хопёрску… — прошептал он себе под нос. — Успел создать несколько семян некротики. Скоро они взрастут.

Призраки продолжали преследовать неопытного некроманта. Нашёптывали ему свои приказы. Пугали и угрожали Сухорукову. Но он уже к этому привык. Его разум давно помутился из-за их голосов.

Полицейские ушли, оставив его наедине с голосами в голове. По крайней мере, так Сухорукову казалось поначалу. На самом деле рядом с его камерой остался один человек, который молча взирал на заключённого из темноты.

А затем щёлкнул замок. Неизвестный распахнул камеру. Сухоруков удивлённо поднял взгляд, осознав, что один из полицейских только что открыл ему путь к свободе.

— Неужто у меня всё же нашлись последователи? — улыбнулся некромант.

Городовой молча подошёл к Сухорукову, а затем произнёс:

— Во Владыкино жила моя супруга, — голос полицейского был холоден. — Она носила моего ребёнка, когда их обоих убил твой мор.

Когда Сухоруков осознал, что свободу ему никто предлагать и не думал, было уже слишком поздно. В его сердце всадили нож.

Он упал на холодный камень, но