Амброзия - Дикий Носок Страница 14

страшно. Отступая спиной вперед к двери подъезда, она одновременно нащупывала в сумочке ключ от домофона. Нашла, приложила и тут же дернула дверь, не обратив внимания, что характерного писка не последовало. Только нажав кнопку лифта Настя сообразила, что электричества нет и здесь и потащила кавалера вверх по лестнице. И лишь дома отдышалась. И чего, спрашивается, испугалась? Ну люди собрались. Ничего плохого ведь не делали. Просто стояли и смотрели.

«Пиво будешь?» – выкинула она из головы дурь. – «А то света нет, все равно скоро теплое будет.» Кавалер не отказался ни от чего.

***

Следующим утром Анастасия проспала. Телефон за ночь, вместо того, чтобы зарядиться, благополучно сдох. Электричество так и не дали. Поэтому разбудил девушку не будильник и не отчетливо слышимый по утрам грохот работающего лифта, а птицы. Щебетание за приоткрытой фрамугой, обычно не слышимое за городским шумом, было жизнеутверждающим и оглушительным. Засоня попробовала было закрыть окно и задрыхнуть снова, но теперь мешали причитания матери с кухни: «Ой, потек холодильник. Да что же это такое делается со светом? Придется размораживать. Настя, Настя, ты встала?»

Анастасия скорчила недовольную рожу и пошла на зов: «Ну че ты орешь, мам?»

«Надо срочно спасти творог и сметану,» – сунула ей в руку ложку мать, усадив за стол. – «Пропадет все до вечера без холодильника.»

«А супу-то, супу трехлитровая кастрюля, только вчера наварила,» – простонала она. –«Кто ж это удумал отключать электричество в августе? Ироды проклятые!»

Послушно подавившись творогом и кое-как, морщась от ломоты в зубах, умывшись холодной водой Настя потопала открывать заведение. Но, едва выскочив из квартиры, попятилась назад. повсюду на лестнице сверху и снизу, стояли и сидели люди. Завидя ее, они поднимались и начинали радостно улыбаться, точно очередь к окошку кассира, когда зарплату, наконец, привезли. Настя бочком пробралась вниз, стараясь не отдавить никому ноги. Люди расступались и послушно тянулись за ней вслед, словно железные опилки за магнитом. Совершенно ошалев от происходящего, девушка выскочила на улицу, захлопнула за собой дверь подъезда и остановилась, как вкопанная, в испуге вжавшись в нее спиной.

Двор был полон народу. Кое-кого она даже узнала – давешних школьниц в резиновых шлепанцах, модную мамашу на сей раз с сумкой-кенгуру, нескольких соседей. Напугала Настю неестественная, никак не могущая быть в месте скопления такого количества людей тишина. На ее фоне явственно были слышны из-за угла дома монотонные чертыхание мужиков, пытающихся завести машины.

В этот момент дверь подъезда стремительно распахнулась, отбросив замешкавшуюся Настю вперед, и из нее хлынула подпираемая сзади толпа. Десятки ног окружили девушку, распластавшуюся плашмя на асфальте. Сев на попу и не обращая внимания на содранные при падении ладони и колени, она в ужасе сжалась, подобрав под себя ноги. Но ничего не происходило. Настя сидела, толпа стояла и смотрела, тишина звенела в ушах.

«Что вам всем надо?» – сорвалась на отчаянный крик Анастасия. – «Чего пристали? Отвяжитесь от меня.»

Затравленно озираясь, она поднялась и, морщась от боли в саднивших ладонях, продолжила: «Что вам надо? Пропустите меня.»

Ринувшаяся было сквозь толпу Настя едва снова не оказалась на асфальте. Та расступилась перед ней и плавно обтекла, словно косяк сардин хищного голубого марлина, сойдясь позади. Девушка снова оказалась как бы в вакууме. Она закрыла лицо руками и бросилась на таран, но даже ноги никому отдавить не сумела. Разрезав толпу пополам до самого конца, она остановилась, сдернула с ног босоножки на каблуках, подтянула вверх узкую джинсовую юбку и припустила что было духу, уже не оглядываясь и ни о чем не думая.

Сопя, пыхтя и толкаясь локтями, толпа устремилась за ней, словно была единым целым, и пребывая все в том же гробовом молчании. Шлепали по спинам рюкзачки, развевались неприбранные волосы, подпрыгивали мячиками груди, поднималась клубами в воздух дорожная пыль. Толпа преданных фанатов молча преследовала своего кумира, готовая растоптать любого на своем пути.

Срезая путь, Анастасия вильнула в сторону и стала огибать территорию детского сада по идущей вдоль забора хорошо утоптанной тропинке. Бег ее невольно замедлился, поскольку обочины народной тропы были в избытке завалены разнокалиберным мусором. Толпа преследователей, сгрудившись поначалу в кучу, стала вытягиваться разноцветной змеей вдоль забора детского сада из сетки-рабицы. Девушка, тем временем, немного оторвавшись, вырвалась на оперативный простор, нырнула в один двор, пронеслась наискось через второй, перемахнула через дорогу, увернувшись от клюнувшей носом маршрутки и, совсем уж, окончательно выдохшись, забралась по крутым ступеням «Наливайки». Анастасия ввалилась в рюмочную, заперлась изнутри и только тут, привалившись спиной к двери, перевела дух.

Толпа выпихнулась во двор, завалив таки угол забора. Вывернула во второй, утоптав насмерть четыре клумбы, две скамейки и одного пуделя. Её занесло на повороте, но, расплескавшись, словно полноводная река, она вновь вернулась в русло и набрала скорость. Стадо фанатов ступило на дорогу уверенно и не глядя по сторонам, точно кинозвезда на красную дорожку, начисто проигнорировав гневные гудки на редкость малочисленных автомобилей. Вильнув, те приткнулись к обочинам и замерли. Толпа же, запрудив все вокруг: дорогу, тротуары, чахлые палисадники под окнами многоэтажки, замерла, рассевшись по бордюрам, скамейкам, ступеням и прямо на земле.

Настя осторожно раздвинула жалюзи, выглянула в щелочку и похолодела. Она была в ловушке, в которую сама себя загнала.

***

Люся не верила своим глазам. Летнее платье, еще вчера ровно, без единой складочки, облегавшее ее монументальную фигуру, сегодня висело сиротским отрепьем. Полукруглый вырез, раньше едва ли не горизонтально возлежащий на ее груди, провис и пошел заломами. Грудь сдулась, будто воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Впрочем, то же самое произошло с животом, бедрами и даже щеками. Люся не знала, плакать ей или смеяться.

Худая корова, как известно, еще не газель. Что толку в этакой худобе, если кожа на животе сложилась складками, а лицо обвисло, как морда шарпея? Кожа щек складочками сползала на шею, придавая ей вид несчастный и обиженный, да еще и потрескалась вся, точно старая картина. На ощупь она стала, как пергаментная бумага – тонкая, ломкая, хрусткая. И что же это за напасть такая? Неужто она от нервов так схуднула? Сама себе Люся напоминала оплывшую свечу на именинном торте, такую, какие обычно рисуют на открытках. А ведь обычно с ней происходило наоборот – от нервов случался зверский аппетит, заставляющий сметать с полок холодильника все без разбору.

***

Пока Анастасия пряталась в подсобке, забаррикадировав дверь ящиками, десятки обеспокоенных граждан, в основном тех, кому повезло в страшной толчее втиснуться в переполненный и замерший теперь перед неожиданной преградой общественный