Аня Сокол - Призраки не умеют лгать Страница 15

Дмитрий не стал отвечать. Лене простительна вера в сказки. Ему – нет. Каким бы ни был халатным работник, он не внёс бы в реестр имя без официального документа. «Алленария Артахова» – так записано в договоре. Так было выбито на могильном камне. Надо узнать, кто и когда вписал это имя в нужную графу.

Он понимал, почему Лена цепляется за любой нелепый, но такой оправдывающий её родителей вариант со случайными ошибками, оговорками. Если допустить мысль о череде глупых канцелярских ошибок, то тут же создаётся впечатление о довольно грамотной их организации. Если Артаховы действительно хотели скрыть смерть девочки, то провернуть такое для Нирры – пара пустяков, но жизнь внучки она бы под угрозу не поставила. Сейчас стоило найти врача, который поставил подпись на медзаключении.

Дождя не предвиделось, лёгкие белые облака укрывали сдержанное осеннее солнце, чередуя свет и тень. Дорога уводила всё дальше на запад, и круглый, насыщенно оранжевый диск всё время висел перед глазами. Ёлки с отяжелевшими от длинных иголок и шишек ветвями подступали вплотную, пряча столбики с отметками, ржавые остатки полосатых ограждений и даже дорожные знаки.

Узкая трасса прорезала густой ельник. Вездесущие корни деревьев крошили старенький асфальт. Края дороги были взломаны молодыми побегами, искривляя затёртую разметку.

Суровищи – вымирающая деревушка, далековато для дачи. Ничего удивительного, что люди захотели избавиться от старенького пятистенка в глуши и перебраться в цивилизованное Литаево.

Почувствовав, что машина сбавила ход, Лена, которая уже успела задремать, пошевелилась.

– Приехали, – шёпотом сказал Станин.

Полтора десятка домов, две улочки, пересекающиеся под прямым углом и заканчивающиеся спицами журавлиных колодцев. Постройки давно потеряли свой изначальный цвет, тяжеловесные бревенчатые срубы, почти чёрные, рассохшиеся, словно природа сама сложила памятники своим умершим сыновьям – деревьям. Наглухо заколоченные ставни, сады с пожелтевшими лопухами и бурьяном. Попадались, конечно, и исключения – заборы, в которых кто-то менял сломанные доски, почтовые ящики с номерами возле запертых калиток, занавески, проглядывающие сквозь мутные стекла.

Второй от перекрёстка дом с тёмной, почти неразличимой цифрой «десять» на перекошенном фасаде. Забор давно развалился. Всё заросло травой и диким виноградом. Ветерок шевелил пожухшие плети, тихонько шурша склонёнными к земле лентами осочника. Строение осело на один бок, грязные обрывки рубероида покрывали двускатную крышу, на дощатой двери красовался большой ржавый замок.

Дмитрий открыл багажник, достал лом и сунул фонарь в задний карман джинсов.

Грустно. И глупо. Зачем бросать недвижимость на произвол судьбы, даже если она тебе больше не нужна? Действие, не имеющее логического объяснения. Раньше за несгибаемой Каргой такого не наблюдалось.

Станин дёрнул дверь, но та не шелохнулась. Замок, старые петли, перекос косяка, проще выломать доски, чем пытаться открыть.

– На фотографиях здесь всё по-другому, – сказала подошедшая девушка. – Стены светлые, как какао, тёплые. Яблони цветут. Окна открыты, ветер вытащил наружу красные занавески. Мама любит этот цвет. Родители улыбаются, у папы в руках грабли, но держит он их так, словно впервые видит.

Демон криво улыбнулся, вставил инструмент между железной полосой навесного ушка и створкой. Нажал. Шляпки гвоздей, издав протестующий визг, приподнялись на полсантиметра.

– Не надо, – сквозь ткань куртки он почувствовал лёгкое прикосновение. – Я знаю, где ключ.

Девушка развернулась и пошла к старой яблоне. К деревянной кормушке для птиц, по-прежнему крепко привинченной к стволу отрезком тёмной проволоки. Квадратная площадка, за годы запустения потерявшая крышу, радовала пернатых торчащими столбиками и залежами прелой листвы на дне. Лена встала на цыпочки и сунула руку за заднюю стенку, соприкасающуюся с коричневой корой, чтобы через секунду вытащить зажатый между пальцами большой ключ.

– У нас в Литаево тоже есть кормушка, – пояснила она, передавая псионнику холодную, побуревшую от времени железку, – и запасная связка хранится так же. Это папа придумал.

Замок долго не поддавался. Дмитрий хотел даже вернуться к варианту со взломом, когда пружина натужно щёлкнула и освободившаяся дужка пошла вверх. Дверь приоткрылась и намертво застряла, отойдя от косяка на полметра.

Тёмный предбанник. Ржавые крюки для верней одежды. Короткий, но широкий коридор. Первая дверь вела на кухню-террасу. Станин щёлкнул настенным выключателем. Ничего. Чёрный патрон без лампочки равнодушно свисал с потолка на сером шнуре.

Демон успел дойти до двери, ведущей в жилую часть, когда половица, громко хрупнув, раскололась. Нога по колено ушла в дыру, выроненный от неожиданности фонарь, звякнув разбитым стеклом, откатился в сторону. Лена вскрикнула. Он выругался. Дом ухнул. Застонал, отозвался скрипом каждой деревяшки, взметнул застарелую пыль и выдохнул на чужаков облако затхлого воздуха.

– Ты как? – голос Алленарии дрогнул от испуга.

Псионник вытащил ногу и заглянул в дыру. Под домом есть подпол, он легко отделался, всего лишь рваными штанами.

– Нормально. Оставайся на месте.

Где одна гнилая доска, там и вторая.

– Подожди снаружи, – она замотала головой, и он пояснил: – Без оглядки на тебя я справлюсь быстрее.

На этот раз она послушалась, правда, не до конца. Сделала шаг назад и села на пороге, всем своим видом показывая, что дальше не пойдёт.

Лампочка в фонаре уцелела, и неровный свет перескакивал со стены на стену, с затёртых обоев на половицы. Дом был небольшой: кухня и две комнаты. В этот раз псионник шёл осторожнее, предварительно проверяя крепость досок. Иногда его окликала Лена. Смешно. Если б он куда-нибудь провалился, она бы точно услышала.

Какие бы тайны здесь ни прятали, сейчас от них не осталось и следа. Всё, что смогли, вывезли. Несколько стульев, стол с облупившейся столешницей, разобранная железная кровать, комод с незакрывающимися дверцами и кучей пыльного тряпья в глубине. На чердак Демон не полез.

Разочарование накатывало с каждым пройденным шагом, с каждой высвеченной деталью. Почему он уцепился за эту дачу? Что хотел здесь найти? Старые документы? Трупы, прикопанные в подвале?

Лена сидела в той же позе, только развернулась лицом к улице.

– Почему вы отсюда уехали? – спросил Станин.

Она подняла голову. Картина, наполовину реальная, наполовину дорисованная воображением, заставила его выдохнуть. Сидящая у его ног девушка, в больших глазах – надежда и вера. В него. Сильная, внушающая ответственность и заставляющая гордиться собой. Похоже, он пропал. И сам ещё не разобрался, рад этому или нет.

– Не знаю. Далеко ездить, колодцы часто пересыхают. По крайней мере, папа всегда был рад, что не надо больше тащиться в такую глушь.

– Почему не продали?

На этот раз она замолчала надолго, вспоминая или подыскивая правильный ответ.

– Может, не нашли покупателя.

– Может, – согласился он.

– Эй, хозяева! Есть кто живой? – закричали с улицы.

Демон придержал за плечо вскочившую девушку и вышел первым.

Глава 6

Колокольный звон

Парень был молодой и привлекательный. Забора давно не существовало, но он стоял на границе участка, не решаясь преступить невидимую черту. Стоял и улыбался.

– Здравствуйте.

Демон не ответил, подошёл и остановился в метре от незнакомца. Руки в карманах. Улыбка парня медленно увяла, глаза сузились, от уголков разбежались лучики морщин. А он не так уж и молод.

Я молчала, не понимая, в чем дело. От напряжения между мужчинами, казалось, сейчас заискрится воздух. Высокий, вытянувшийся в струнку Демон и едва достающий ему до плеча, но более крепко сбитый парень. В воздухе повеяло чем-то странным, чему не удавалось подобрать названия.

– Дмитрий Станин. Вороховка, – он пошевелился, звякнула вынимаемая цепочка. Показал муляж.

– Александр Немисов. Новогородище.

Точно такое же ответное звяканье. Ещё один псионник. Другим такие простые имена не дают, только прозвища.

– Далековато забрались, Вороховка. По службе или наследство осматриваете?

– Или. А сам?

– Местный. Тётку приехал навестить.

Напряжение спадало с каждым произнесённым словом. Не знаю, чего ждал Демон, но не этого. Всё окончательно развеял колокольный звон. Тяжёлый, ударивший подобно грому с небес, такой непохожий на мелодичные переливы церквушки у Ворошков. Словно набат. По коже побежали мурашки.

– К вечерне зовут, – прокомментировал парень.

– Кто зовёт? – выходя из-за Дмитрия, спросила я.

– Звонарь, вернее звонарка… звонница, тьфу. Монастырь тут у нас. Женский. Тойская обитель скорбящих. Не были?

Я замотала головой. Демон ни с того ни с сего положил руку мне на талию и притянул к себе.