Край глаза - Анkа Б. Троицкая Страница 16

* * *

Однажды среди бродяг обявился ребенок. Девочка десяти лет по имени Аля. Она была одета в школьную форму с порванным рукавом. Рыжие волосы были стянуты в хвост и перевязаны зеленой лентой. Эрик научил ее пользоваться краем глаза и бродить, но не стал расспрашивать о причинах столь ранней кончины. Ему не понравились признаки некоторых сопутствующих ей обстоятельств, но он сделал все что мог, чтобы поскорее приспособить Алю к темному дымному миру. Через пару недель он взял ее с собой на вокзал, чтобы опять посмотреть на поезда и поразмышлять. Аля не была болтлива и не мешала ему рассуждать вслух, когда они сидели на платформе и смотрели на жизнь.

«Поезд на Екатеринбург отходит со второго пути …» — услышал Эрик объявление глухо и еле разборчиво.

— Поезда, хотя бы, объявляют. Как было бы мне проще, если бы у нас были хоть какие-нибудь предупредждения или признаки, — сказал Эрик.

Аля ничего не ответила, разлядывая краем глаза сидящую рядом на скамейке живую девушку в плаще.

— Ведь, казалось бы, что тут сложного? Ладно, законы термодинамики нарушены, но ведь имеется какая-никакая гравитация, масса тела… нет массы нет, потому что нет никакого тела. Ну хорошо… Масса духа. Эх, Дядьяша! Ты бы сейчал мне идейку бы подбросил, — Эрик сам повернулся к девочке, — Аль, какую бы идейку нам Дядьяша бы подбросил?

— Я не знаю никакую индейку, — ответила Аля, — я только поговорки знаю. Баба Лера поговорками отвечала на все вопросы.

— Ну, и какую бы поговорку она сейчас выбрала?

Аля подумала.

— В здоровом теле здоровый дух… или… Дух бодр, да плоть немощна.

— А что? Вполне мудрые поговорки. Смотри, как долго здесь дух может продержаться, после того, как тела не стало. Только какой в этом толк?

— Бела овца, сера овца, а всё один овечий дух, — продолжала вспоминать Аля, покачивая ногой, — Где деготь побывает — не скоро дух выведешь.

— Не… это не то. Это про запах.

— Баба Лера говорила, что это про будущее.

— Может быть… Но, все равно, не ясно, зачем все это. Зачем нужен дух без тела? Всему на свете должна быть причина.

— Нет дыма без огня… Мал грех, да велика причина, — Аля теперь болтала обеими ногами, — У кого много причин, тот много врет.

— Молодец твоя баба Лера. Я вот уже думал: когда поезд готов к отправке? Когда все пассажиры уселись на свои места, багаж уложен… Хотя нет, если ты опоздал, он ждать не будет. Может бы, мы опоздавшие?

— Твой поезд уже ушел…

— Это уж точно. Есть еще провожающие. Они иногда бегут за поездом и машут рукой. Но ведь от этого поезд не идет медленнее. Дядьяша и Ульяна, наверное, сами не давали друг другу отойти, пока не догадались в чем дело. Для них смерть была не концом, а началом.

— Двум смертям не бывать…

— В этом я, как раз, и не уверен. Связь с живыми тоже очевидна. Взять хотя бы Плюшку. Или Степу… По ним не так долго тоскуют, как по людям. А те младенцы у Ксюши… Их там очень долго не могут забыть, а сами они тут Ксюшу не отпускают.

— Ни жить, ни умереть не дают… Мертвому — плач, а живому — калач.

— Не поспоришь. И если мы оказываемся здесь, а потом поезд отходит, то какая следующая остановка? И на какой станции мы можем сойти с поезда… или нет… по желанию… Черт с ним — с законом сохранения масс, но почему не может быть закона сохранения духа?

В следующую секунду Эрик почувствовал, что не может пошевелиться. Вокзал и Аля исчезли, а сам он оказался в кромешной тьме. Его сдавило со всех сторон, в ушах загудело так, что он испугался. Испугался как никогда в жизни… и, тем более, после неё … Он почувствовал боль во всем теле, особенно в голове — тоже давно забытое ощущение. Рядом кто-то по-звериному ревел, и слышались другие голоса. Неужели, ангелы и демоны существуют на самом деле, и он попал в ад? Кроме боли он почувствовал холод. Он задрожал. Сквозь веки его слепил непривычный красный свет. Глаза открылись сами собой, руки и ноги тоже больше не слушались его. Вокруг была сплошная яркая муть. В ней были разные цвета, но Эрик не мог определить их. Крик стих, а голоса, наоборот запричитали и заулюлюкали, но он не мог понять ни слова. Мальчик вдруг почувствовал, что к его нагому телу прикасаются огромные пальцы, какая-то грубая ткань кутает его и совсем растерявшийся и перепуганный Эрик тоже закричал, но не узнал своего голоса. При этом он чувствовал, как в легкие льётся воздух. Настоящий. И после темного потустороннего мира, этот свет слишком похож на… на… Эрик не мог вспомнить названия. Мало того, он не мог вспомнить своего имени. Он не помнил ни Дядьяшу, ни Глашу, ни Алю. Он забыл про свои исследования и мечту стать астрофизиком. Его сознание теперь вспыхивало тысячами искр, каждая их которой была мыслью или памятью. Эти искры гасли одна за другой, как бенгальские огни, падающие в воду, и последняя мысль «Так вот она какая… настоящая смерть» медленно потухла в крошечной головке, прижатой к большой мягкой груди. На темечке пульсировал родничок.

— Не хвались отъездом, а хвались приездом, — Аля снова скосила глаза и поглядела вслед целому семейству с чемоданами и детской коляской. В коляске сидел полугодовалый карапуз и орал. На него никто не обращал внимания. Отец семейства пыхтел под тяжестью двух огромных чемоданов, а Мать толкала коляску и переругивалась с двумя сыновьями двойняшками лет пяти или шести. Они скоро исчезли в толпе, и вопли карапуза тоже стихли. На платформе валялся его белый сандалик. Аля зажмурилась, открыла глаза и оглянулась на Эрика. Но Эрика-Эврики на скамейке больше не было.

Аля перестала болтать ногами, слезла со скамейки и подняла с асфальта очки. Треснувшее лучами стекло выпало из оправы и развалилось на прозрачные треугольники. Аля положила бесполезные очки на скамеечку, легла на живот на краю платформы, скинула ноги вниз и спрыгнула на рельсы. Перепрыгивая с одной шпалы на другую, она медленно двигалась между двумя блестящими железными полосами, отражающими бледный свет, который