Хранитель очарованных комнат - Чарли Хольмберг Страница 2

– Нет! – выкрикнул Сайлас, пока вверх по его позвоночнику растекался огонь. Отец покачнулся, но выпустил кинетический импульс, который должен был разорвать Сайласа. Кровь полилась с губ. Звезды заплясали под веками. Что-то хрустнуло и заныло.

Раньше отец никогда не причинял ему такой боли. Никогда.

– Пожалуйста! – взмолился Сайлас.

Второй магический удар вызвал приступ рвоты. Едкая желчь запятнала его рубашку.

Я сейчас умру. Я сейчас умру.

– Я тебе покажу…

Кровь Сайласа раскалилась добела.

Кинез вырвался из его тела и впечатал отца в дверь стойла. Снес ее с петель. Заставил мужчину вместе с дверью прокатиться по ухоженному газону. Лошади ржали и вставали на дыбы в своих стойлах, пока окровавленные пальцы Сайласа искали опору. Его суставы охватила судорога из-за использования магии, но он напряг руки, щелкнув костяшками, и попытался встать. Тяжело дыша, он поднял голову и посмотрел наружу через завесу спутанных, потных волос.

Его отец не шевелился.

Хромая, прижимая руки к животу, Сайлас сокращал расстояние между ними, скованность мышц постепенно отступала. Грудь отца еще вздымалась. Его дыхание было очень громким в ночной тишине. Неужели никто их не слышал? Или слуги просто не хотели слышать, зная, что никак не смогут помешать хозяину дома? Они ни разу не вступились за Сайласа или его брата.

Пальцы отца ухватили пучок травы, когда он поднял голову и нашел взглядом Сайласа.

– Я… убью… тебя…

Невидимая рука сжала горло юноши.

Он даже не успел подумать. Если бы успел, может, и смог бы выдавить из себя заклинание. Может, смог бы усыпить отца и прожить еще один день в его тени. Но он не успел.

Некромантия досталась ему от матери. Она сейчас очень хотела служить ему, пробраться под кожу пьяного отца и смешаться с его душой. Высасывать из него силу, пока кинетическое заклятье не разрушится и его голова снова не упадет на землю. Но другие виды магии ревновали, и все они понеслись вдоль этой дорожки, смешиваясь с первой, протягивая невидимые нити между отцом и сыном…

Сайлас очнулся, лежа лицом на траве. Ребра ныли при каждом вдохе. Левая сторона тела, куда попали кинетические удары, горела и пульсировала из-за новых синяков. Во рту был привкус железа. Волосы слиплись от запекшейся крови.

Лежа рядом с ним, отец все еще дышал, будто погруженный в глубочайший сон.

Но, несмотря на травмы и страдания, что опутывали его тело и выворачивали кости, Сайлас чувствовал себя… другим. Он чувствовал себя… сильным, как ни странно. Не в физическом смысле, а в метафизическом. Его магия ощущалась как тысяча ярких свечей, горящих в нем. Как будто она… выросла.

Сайлас всмотрелся в лицо отца. Его медленное дыхание все еще воняло спиртным.

Используя фантомную руку, которая не была его частью физически, Сайлас позволил пальцам сжаться на трахее отца. Больше никогда.

Дыхание остановилось.

Ощущение силы тут же пропало. Так внезапно, что Сайлас на миг забыл, как дышать, потеряв его. Он уставился на труп своего отца. Он что, забрал его? Но он ведь не мог… Или мог?

Одно Сайлас сознавал точно, пока осторожно, сустав за суставом, снова распрямлялся и вставал на ноги.

Никто больше не будет иметь над ним власти. Никогда.

Глава 1

4 сентября 1846, Балтимор, Мэриленд

Оглашение завещания было бы куда более увлекательным, если бы его не вычеркнули оттуда тринадцатью годами ранее. На самом деле Мерритт Фернсби не вполне понимал, зачем поверенный вообще с ним связался?

Разумеется, писатель прибыл отдельно от своей семьи. Он не общался с ними десять лет. Ему не позволяли. Вначале были письма, все от него – старт его писательской карьеры, в некотором меланхоличном смысле, но меланхолия всегда отлично годилась для литературы. Изнеженность и довольство редко порождали хорошие истории. И пусть ему в прошлом году исполнился уже тридцать один год, собственной семьи он пока не создал – по различным причинам, о которых он мог бы подумать, но никогда не утруждался этим.

Поэтому он был весьма заинтригован, получив телеграмму от мистера Аллена, который был юристом по недвижимости бабки Мерритта по материнской линии. Заинтересованный и сбитый с толку, писатель прибыл в Балтимор, дабы утолить свое любопытство. По крайней мере, это все могло бы стать основой для статейки или, может, пригодится в его текущем труде.

– Я перейду к делу, мистер Фернсби. – Мистер Аллен небрежно облокотился на свой стол, держа бумаги в руке. Казалось, он нависает над Мерриттом и потертым креслом, в котором тот сидел, как стервятник, почуявший свежий труп, и это была довольно жесткая метафора, учитывая, что до сих пор мистер Аллен был исключительно вежлив и профессионален.

Мерритт задумался, а приглашали ли его родителей с сестрами в этот же самый кабинет, или мистер Аллен лично ездил в Нью-Йорк, чтобы огласить им завещание? Если честно – а Мерритт терпеть не мог быть честным, даже с самим собой, – он надеялся, что они будут здесь. Смерть зачастую сплачивала людей, и…

Он с трудом сглотнул, задержав язык у самого горла, пока знакомое чувство разочарования горело в его животе.

Он добавил в свои мысли объективность. Может, они все приезжали в Балтимор, чтобы проститься с бабушкой еще до того, как она скончалась. Но, опять же, в детстве Мерритт видел ее в лучшем случае раз в год и как-то не мог припомнить, были ли чувства между ней и матерью теплыми.

Ему было интересно, как сейчас выглядела мать. Появились ли у нее морщинки в уголках глаз? Сменила ли она прическу, начали ли седеть ее волосы? Может, она набрала вес или похудела? Поморщившись, Мерритт оборвал свое воображение: чем больше он думал, тем меньше мог вспомнить.

Он понял, что мистер Аллен все еще говорит.

– …не были включены в остальное, – произнес он, – но дополнение было составлено уже довольно давно.

Мерритт сложил два и два.

– Насколько давно?

Тот сверился с бумагами:

– Около двадцати пяти лет назад.

Значит, еще до отречения. Интересно, бабушка просто забыла его вычеркнуть? Но, опять же, из семьи его вышвырнул отец. Может, бабушка пусть никогда и не пыталась с ним связаться, но все еще за него переживала. Мерритт предпочитал такое объяснение любому другому. Конечно же, существовала и третья вероятность: чувство вины не позволило ей вычеркнуть его имя.

– Моему внуку Мерритту Фернсби я оставляю Уимбрел Хаус со всем движимым имуществом, а также землю, на которой он стоит.