Наследник своенравной магии - Чарли Хольмберг Страница 22

Дилижанс по пути наполнился, затем все снова вышли, кроме еще одного человека – женщины постарше в роскошном сиреневом платье. Она сидела, отодвинувшись так далеко от него и Флетчера, как только могла. Флетчер, сидящий напротив него, был относительно молчалив. Он жил в Бостоне, так что Мерритт сэкономил на почтовых услугах и пошел прямиком к своему другу домой после той муки с Хюльдой, где и выпалил, что готов ехать. Флетчер был человеком сговорчивым, но он все же настоял на том, чтобы они хотя бы дождались конца следующего рабочего дня, чтобы пуститься в путь.

Мерритт встретился с Флетчером в Бостоне на следующий день перед закатом, отчаянно желая уехать и вместе с тем жалея, что вообще пообещал это сделать.

Прямо сейчас Флетчер прикрыл глаза. Он не спал. Губы Флетчера жили своей жизнью, когда он спал, – неважно, лежа на кровати или сидя на жесткой, дергающейся скамье. В настоящий момент его губы выглядели совершенно нормально.

Мерритту было тошно думать. Он устал думать об Эббе, думать о Мире, думать о Сатклиффе, и о своей матери, и об отце, и о Кэттлкорне. О Хюльде. Несмотря на немые мольбы, его разум все равно вцепился в этот запутанный ужас, растягивая его и завязывая узлами, и в этом тесном транспортном средстве мало что могло его отвлечь.

Слова Хюльды все еще раздражали. Хотя долгий ночной отдых помог. Неужели она такого низкого мнения о нем? «Я не буду с тобой спать». Могла бы заодно его и кастрировать прямо там.

Конечно же, не ее вина, что эти простые слова так на него подействовали. Может, Хюльда просто хотела его предупредить… но предупредить о чем? Все, чего Мерритт хотел, – это любить ее и показать ей, что он ее любит, потому что он знал, что она сама в этом сомневалась. Он видел это и в ее глазах, и в изгибе губ, и в осанке. Слышал это в ее аккуратно подобранных словах и неуверенном тоне.

Хюльда делала его счастливым, и ему хотелось бы думать, что и он делает ее счастливой, но, помоги ему Господь, пусть он и знал, что тот момент в коридоре отеля едва занимал много места в свитках Вселенной, нож вошел глубоко. Ад Люцифера, да, он ошибся – колоссально ошибся, – но это было всего один раз. Боль от всего, связанного с тем днем, не просто отпугивала его от кварталов красных фонарей во время его затянувшейся холостяцкой жизни, но он даже и не сближался с другой женщиной настолько, чтобы у него появилась какая-либо возможность.

Он вздохнул, и окно запотело от его дыхания. Может, если он снова поспит, он сможет переварить извинение Хюльды, которое казалось искренним, потому что глупо из-за этого так убиваться. Все это глупо. Он и сам глупец.

И он бы сейчас был рад оказаться где угодно, только не в этом дилижансе, потому что вот она, развилка, – а за ней Кэттлкорн, совсем как он его помнил, и, помоги ему бог, его сейчас стошнит прямо на ботинки.

– Мерритт.

Он взглянул на Флетчера.

Его друг наклонился вперед и переплел пальцы своих темных рук.

– Ты где-то далеко.

Наконец оторвав ноющий локоть от окна, Мерритт потер глаза.

– Если бы.

– Хочешь, сперва зайдем ко мне домой? Мама будет рада тебя видеть.

Но Мерритт покачал головой. Чем скорее он покончит с этим, тем лучше.

– Я выйду возле школы и встречусь с тобой вечером – офис констебля был неподалеку, и Нельсон Сатклифф сейчас должен быть уже там, – Флетчер говорил, что он все еще констебль, или, по крайней мере, был им в последний его приезд. Бет все же отправила письмо, как ей и сказали, прежде чем Мерритт успел передумать. К добру или к худу. Поговорив со своим биологическим отцом, он заскочит в свой… свой старый дом и…

Эта цепочка мыслей упиралась в горный хребет, через который Мерритт не мог протолкнуть ее дальше.

Наклонившись вперед, Флетчер похлопал его по плечу.

– Я тебя дождусь, хорошо? Тебе есть куда идти. Не забывай это.

Мерритт кивнул, хотя, по правде, он толком и не расслышал этого обещания.

* * *

Дилижанс укатил, а во рту у Мерритта совершенно пересохло. Он слышал далекие детские голоса со стороны школы, но в остальном было тихо. Сунув руки в карманы, он пошел на деревянных ногах, коленные суставы отчаянно нуждались в смазке. Он моргнул, и половина дороги оказалась за спиной. Он и не помнил, когда успел столько пройти.

Это будет непросто: офис Сатклиффа прилегал к его дому, а Мерритт не сказал, когда именно он приедет… или сказал? Он написал четыре разных письма Нельсону Сатклиффу, и теперь не мог вспомнить, которое отправила Бет, а которые он скормил огню. В любом случае он не выехал в Кэттлкорн, когда намеревался, так что это был очень спорный вопрос.

«Думай о сне, – сказал он себе. – Получишь ответы – получишь и сон».

Он не очень хорошо знал констебля. Он помнил, как однажды врезался в него на почте, когда был еще подростком, а тот приподнял шляпу и отчитал его за беспечность. Он помнил, как у повозки Барли возле рынка отвалилось колесо и Сатклифф помог оттащить ее на обочину… Словом, Мерритт бы никогда и не догадался, что этот человек – его отец… но, опять же, может, это и не он, а все эти записи и прочее ошибаются.

«Сворааааачиватьсяаааа», – хныкала трава на обочине.

Мерритт дошел до дома. И верно, на западной двери висела табличка: «КОНСТЕБЛЬ». Он довольно долго стоял и смотрел на нее, пока не услышал, как по дороге приближается всадник. Не желая лишний раз попадаться на глаза, он постучал и открыл дверь.

Внутри было тесно, но приемлемо; письменный стол, казалось, был изготовлен начинающим плотником. За ним стояли узкие стеллажи, которые снова навели Мерритта на мысли о почте, и еще один стол, на котором лежало несколько безделушек. Дверь напротив вела в сам дом.

Нельсон Сатклифф, теперь заметно старше, оторвал взгляд от стола. У него были темные волосы – а у Мерритта светлые, как у матери, – и челюсть, более выдающаяся вперед, чем