Носорог - Антон Витальевич Демченко Страница 23

Покрутив головой, я увидел валяющийся рядом ржавый гвоздь, размером с мою ладонь и, подняв его с брусчатки, протянул Фари. Та недоумённо покрутила его в руках, и даже попыталась разогнуть. Угу, её ручками только и выпрямлять гвозди толщиной в мой мизинец!

Отобрав у мелкой ржавую железку, положил её себе на ладонь и, прищурившись, мысленно разогнул скрученный «подковкой» гвоздь. Железяка дрогнула и нехотя, осыпаясь ржавчиной выпрямилась. Медленно, неуверенно, но всё-таки… всё-таки у меня получилось! Фари радостно рассмеялась.

— Руками у тебя вышло бы быстрее, — она ткнула в меня пальцем. Я в ответ пожал плечами. А что говорить-то? Не поспоришь ведь. Пальцами я и в самом деле распрямил бы этот гвоздь быстрее и надёжнее. Но… кто сказал, что так будет всегда? Сегодня гвоздь, через полгода рельс… а судя по тому, как легко мне даётся этот пресловутый телекинез, возможно и быстрее. К тому же, это местные могут гоняться за силой воздействия, сколько им будет угодно. Мне же сейчас интересно другое…

— Фар-ри, — я подкинул гвоздь на ладони и, ухватившись за него с двух сторон, аккуратно потянул. — Смотри…

Хафла послушно уставилась на железяку, неожиданно ставшую податливой в моих руках, как резина… или пластилин, чем бы он ни был. Понятно дело, что просто растянуть кусок железа руками у меня не получилось бы, но телекинез… телекинез, как я успел выяснить, позволяет проделывать ещё и не такое.

Превращённый без всякого нагрева в лапшу, гвоздь тянулся и растягивался, послушный моей воле, вытянулся в тонкую, плоскую проволоку и… вдруг свернулся пружинкой. С шорохом и шелестом, она «шагнула» с моей ладони вниз и легла на вторую подставленную руку. И вновь с шорохом потянулась вниз. Шаг. Шаг…

— Дер-ржи, — я протянул изумлённой хафле пружинку. Фари восторженно пискнула, но тут же изобразила полнейшее равнодушие.

— Детская игрушка! — фыркнула она. Пружинка, тем не менее, исчезла в кармане её фартука быстрее, чем я глазом моргнул.

— Уникальная детская игрушка, — воздев палец вверх, провозгласил я. Мелкая улыбнулась и, звонко чмокнув меня в щёку, скрылась в лавке.

— Спасибо, Грым! — донеслось до меня из-под навеса.

— Пож… жалуйста, мелкая, — отозвался я, вновь разворачивая книгу.

— Эй, я не мелкая! — возмущению в лавке не было предела.

— Да-да, ты мин… ми-ни-а-тюр-на-я, — отмахнулся я, снова погружаясь в чтение.

Глава 2. Обживаемся, обустраиваемся

— И всё же, странные существа эти огры… турсы, — каким-то мечтательным тоном протянул пребывающий в слегка весёлом состоянии доктор Дорвич и, поднявшись со своего уютнейшего кресла, с наслаждением потянулся. Разгружавший поднос с чаем на стол, Капс отвлёкся от своего занятия и обернулся к хозяину.

— Гейс? — умудрившись вместить в одно слово сразу несколько смыслов — от уточнения, не были ли слова доктора всего лишь риторическим утверждением, до просьбы дать развёрнутое пояснение к своему замечанию, дворецкий приподнял бровь, глядя на Дорвича.

— Да-да, Капс, — кивнул тот, одновременно прикуривая выуженную из портсигара папиросу, — представляешь, я-то грешил на несовершенство амулета, изготовленного мэтром Тарди для нашего эксперимента с Грымом, а выясняется — зря. По крайней мере, если верить книге, точнее, автору Сиддских записок, входящих в её состав, соплеменники нашего любезного гостя отличаются чрезвычайной устойчивостью к ментальным воздействиям. Вот… где же оно? Не то, не то… А, нашёл! «И ни сила более развитого разума, ни понуждение рун, ни колдовской дурман трав и настоев не в силах перебороть естественную глупость сих дикарей…» Учитывая, что автором Сиддских записок выступал известнейший в области ментальных практик мастер Грейфус из Кхольского университета… — доктор Дорвич скривился и потянулся к стоявшей на столике у кресла рюмке, но, обнаружив её пустой, вздохнул и продолжил уже куда более грустным тоном: — между нами, Капс, это был вздорнейший старикашка, да. Эти его теории о происхождении и развитии видов и рас, основанные на варварской вивисекции… Впрочем, чего ещё можно ожидать от грубого саксгота, невесть с чего уверенного, что лишь его соплеменники вправе именоваться настоящими людьми… Ох… да… о чём бишь я?

— О турсе и его «естественной глупости», гейс, — невозмутимо ответил дворецкий, потихоньку прибирая со столика у кресла пустую рюмку и ставя её на поднос рядом с уже изъятым графином, в котором плескались остатки тернового бальзама.

— Да, точно! Так вот, Капс, несмотря на иные заблуждения, мэтр Грейфус был известнейшим менталистом, вклад которого в науку неоспорим. И если он утверждает, что на представителей турсов и огров практически не действуют ментальные конструкты, как прямого, так и опосредованного типа воздействия, вроде зелий и артефактов, ему можно верить. А значит, придётся мне извиниться перед мэтром Тарди, ведь получается, что проблема со скоростью обучения языку заключалась вовсе не в его артефакте, а в общей…

— Естественной глупости турса, гейс, — понимающе кивнул Капс, и доктор укоризненно покачал головой. Для него не было секретом странное предубеждение дворецкого в отношении Грыма.

— Общей ус-устойчивости турсов и огров к воздействиям подобного рода, — Дорвич погрозил ничуть не смутившемуся Капсу пальцем. — Так вот… завтра же отнесёшь мэтру…

— Осмелюсь доложить, гейс, но терновый бальзам закончился, — перебил его слуга, а когда доктор попытался что-то сказать, поспешил добавить: — даже тот, что управляющий прислал двумя неделями ранее.

— Монтрёз от полковника Пибоди? — после недолгой паузы произнёс доктор, недовольно пожевав губами.

— Последнюю бутылку вы третьего дня презентовали инспектору Джейссу в честь его награждения, — водружая графин с бальзамом на пустой поднос, проговорил Капс. — Могу предложить передать мэтру Тарди коробку сигар, что вы выиграли в клубе у капитана Уойза из Второй кавалерийской бригады.

— Не люблю сигары, — скривился Дорвич, падая в любимое кресло.

— Я помню, гейс, — кивнул дворецкий. — Зато мэтр Тарди их любит.

— Что ж, — доктор устало махнул рукой и, зевнув, прикрыл глаза, — если он их любит… Не забудь только объяснить, в честь чего такая ще-едро-ость…

— Не сомневайтесь, гейс, всё будет сделано в лучшем виде, — заверил хозяина дворецкий и, накрыв «уставшего» доктора шоттским пледом,