Минская мистика - Влада Ольховская Страница 24

не для вас идут дожди да горит лампада. Что осталось у вас? Разве что земля под ногами! А тот, кто в платье с перьями, не для вас теперь летать будет, а там, в пустоте. Как придет час, полетит туда, куда велено, и сделает то, что сказано. Тогда иссохнет река и сгорит лес, воздух станет твердым, а день – холодным. Вот тогда и услышите вы тяжелую поступь тех, кого больше нет, среди горящих золотом колосьев!

Градстраж, не ожидавший ничего подобного, замер, пытаясь сообразить, что происходит. Ему только и оставалось, что слушать, вопросы не придумывались, смысл не появлялся.

А потом жуткое лицо на животе дива замолчало, будто заснуло, зато оживился сам Анастас.

– Слышали? Слышали же? – с необъяснимой радостью поинтересовался он. – Вот еще одно пророчество было… Правда, немножко другое. Ну так а смысл повторять первое? Первое – это не пророчество, а воспоминание теперь.

– Вам известно, что все это означает? – спросила Рада.

– Нет, конечно, откуда? Я получаю пророчество в таком же виде, в каком и вы. Иногда еще картинки вижу, но в основном слушаю.

– Сейчас какие-нибудь картинки были?

– Был огонь в темноте. Но я не думаю, что это по-настоящему важно, сомнительное указание. Вообще, если вы из градстражи, вам и положено вести расследование. Я вам и так уже дал подсказку, не дождавшись, между прочим, благодарности!

Он еще болтал что-то о себе, но Пилигрим его уже не слушал. Он с тоской пытался принять ту реальность, в которую все они сейчас погрузились. Давно уже стало понятно, что поиск Ито Канзабуро простым не будет. Но когда к делу присоединяется пророчество, все выходит на совершенно иной уровень.

Ему в таком участвовать еще не доводилось, да и теперь он не был уверен, что ему позволят. Усачев уже сомневается, что он выдержит. А со всеми этими пророчествами… Нет, отправят на скамейку запасных.

Но это не означает, что он должен подчиниться. Ставки повышаются – однако и выигрыш может быть больше. Если Пилигрим справится с делом, в которое вовлечено пророчество, а значит, и сложная магия, в суде с него снимут все обвинения. Мало кому такой шанс достается!

И только он успокоился, только поверил, что ему выпал счастливый билет, как снова зазвучал низкий голос. При этом обычное лицо Анастаса на сей раз не засыпало, и он, казалось, сам был удивлен случившимся.

Но жуткая морда на животе не обратила на него внимания, ее глаза были направлены лишь на Пилигрима:

– А ты чего же, на охоту собрался, чужая душа? Ты давай, иди, может, и справишься. Но вот ее, соратницу свою… ее, если выйдешь, ты убьешь обязательно, убьешь в самом конце пути. Таково слово мое, а по-другому уже не будет.

Глава 5. Пылает лампада

«Во имя служения госпоже своей Гекате лампаде надлежит оставаться образцом непорочности и неприступности. Она чужда развлечениям и не знает праздности».

«Наставление для лампад», издание XIX века. Ныне признано рекомендательным.

Рада не ожидала, что все закончится вот так – глупо и внезапно. Пилигрим ведь сам доказывал ей, что у дивов фантазии и предсказания порой переплетаются так тесно, что нужно десять раз подумать, прежде чем поверить чему-то. А в итоге что? Как только речь зашла о нем, он сразу же впечатлился и ускакал в закат.

Хотя нет, не сразу. Из дома Анастаса они возвращались вместе, и Пилигрим не обсуждал с ней пророчество. Рада решила, что он отнесся к этой болтовне так же, как она. Див обиделся на них, причин хватало, вот и ляпнул первое, что на ум пришло, сразу же очевидно!

Однако очевидно оказалось только ей. Уже вечером этого дня Пилигрим подал прошение об отстранении от дела. А Усачев, ни в чем не разбираясь, тут же прошение одобрил – будто только того и ждал!

Конечно, Рада пыталась поговорить с Пилигримом, и один раз он даже удосужился взять трубку. Он честно признался, что не хочет рисковать, даже если у пророчества мизерные шансы сбыться. Рада подозревала, что на градстража повлияли и другие события его жизни, однако о них он говорить отказался. Пилигрим заявил, что его решение окончательно и обжалованию уж точно не подлежит. После этого он не отвечал на ее звонки.

Но если до него Рада добраться не могла, то где найти Усачева – прекрасно знала. Ей даже не нужно было привлекать к переговорам собственную мать, она просто заявилась в кабинет начальника градстражи в рабочие часы.

Раньше она постеснялась бы действовать так напористо, но после всего, что случилось с ней в эти дни, стесняться таких мелочей было глупо.

Усачев тоже оценил перемены в ней:

– А ты наглеешь! У вас это семейное.

Он пустил ее в своей кабинет и сейчас говорил с ней вполне благодушно, но Рада не позволила себе обмануться. В беседах с цмоками наглеть можно было лишь до определенного предела. После этого шансы превратиться в шашлык слишком сильно повышались – настолько, что можно было самостоятельно заворачиваться в салатный лист.

– Я хотела бы поговорить с вами о Пилигриме, – смиренно пояснила Рада. – Дмитрий Максимович, мне кажется, вы можете повлиять на него!

– Отчасти. Но в целом Пилигрим – довольно упрямый черт. Если он что-то решил, переубедить его очень сложно. А тут я и пытаться не буду, я считаю, что он прав.

– Что?.. Тогда вы просто не знаете, почему он ушел, там чистая глупость…

– Все я прекрасно знаю, – прервал ее Усачев. – Перед тем, как написать заявление, он подал мне отчет. Я знаю о пророчестве дива. Я уважаю решение Пилигрима, я сам рекомендовал бы ему это.

– Все из-за того, что он под следствием, да?

– Технически это служебное расследование.

– А разница есть? Вы как это ни назовите, одно не изменится: то, что сделал Пилигрим, ему навредит.

Рада знала лишь часть внутренних правил и законов градстражи, ту, что была доступна толмачам. Но и этого хватало, чтобы оценить поступок Пилигрима. Из-за служебного расследования задание, которое ему дали, приобретало особое значение. Если бы он справился, это могло оправдать его, что бы он ни сделал! А такой отказ вполне мог трактоваться как неспособность продолжать службу в градстраже.

Усачев не мог не понимать этого. И все равно он не спешил успокаивать Раду, он некоторое время обдумывал что-то и лишь потом снова заговорил с ней.

– Вы с Пилигримом общались несколько дней. Как много он рассказал тебе о себе?