Любить сложно, не любить невозможно - Лана Мур Страница 29

— Разумеется, — широко и радушно улыбнулся он, сверкнув белоснежными зубами. — Оставайтесь, девушке одной небезопасно бродить по улицам. Не говоря уже о том, что некрасиво отпускать врача голодным, после того, как он так чутко отнесся к пациенту, что даже пришел на дом. Разделите с нами ужин, составите сестре компанию, а то она скучает по вечерам одна. Потом я вас провожу, — полуразвернувшись, он гостеприимно указал рукой на кухню.

Ила еще сомневалась, но подскочившая Майра взяла ее под руку и потянула к столу.

— Так, что привело вас в такую даль? Ведь мы живем за городом, — начал разговор Ранбир и почувствовал, как сестра пнула его под столом. Не меняясь в лице, он ждал ответа и наблюдал, как гостья с аппетитом уплетает рыбу. В этом она не уступала Майре. И если сестре Ранбир не удивлялся, зная как она любит все, что плавает и ползает в воде, то жадность, с которой женщина поглощала белое мясо, вгоняла в недоумение — неужели она так недоедает? Но истощенной Ила не выглядела, скорее, хрупкой.

— Я всегда после работы обхожу детей. Бывает, родители не считают нужным повторно вести их к врачу. Бывает, забывают дать лекарство и запускают болезнь, а потом дети попадают в больницу в крайне тяжелом состоянии. Мужчины, как дети, тоже бояться врачей. Я позвонила полицейскому врачу, узнала, что вы не пришли на перевязку и решила по дороге зайти к вам. Мне это несложно, а в больнице станет меньше пациентов, — отложив косточку, пояснила Ила.

— А ваш жених как относится к тому, что вы вот так вот ходите с визитами? Он вас провожает? Если надо, можете от нас позвонить.

— Я… нет. У меня нет никакого жениха, что вы? — Ила сначала порозовела, затем побледнела и коснулась пальцами повлажневшего лба.

Ранбир мог бы заподозрить ее во лжи, если бы сейчас не чувствовал того же самого — резких приливов жара, а потом, слабость. Но подобные перепады в самочувствии никак не сказывались на аппетите, кажется, со сменой жара и слабости, он только возрастал, так же как и Илы — сейчас она с удовольствием ела белый рассыпчатый рис с имбирным чатни.

Симптомы показались Ранбиру знакомыми — то же самое он чувствовал, когда в старшей школе прогулял с одноклассницей занятия. Они пошли в кино и в темном зале держались за руки. Сначала было весело, но к концу сеанса девочка почувствовала себя очень плохо, нехорошо было и самому Ранбиру. Он практически на себе донес подружку к ней домой, сказал, что она заболела и поспешил ретироваться. Всю обратную дорогу, сквозь звон в ушах, он слышал свои мысли, которые до сегодняшнего дня ни разу не приходили в голову: «Неужели она думает, что за таким слоем штукатурки, скроет свои прыщи», — подумал о проходящей мимо девушке и от неожиданности оглянулся — девушка одарила его игривым взглядом, — «Долго думала прежде чем на такую задницу натянуть джинсы?», — пронеслась новая чуждая мысль, — «Синяя сумка, красное платье, еще бы туфли желтые надела». — Тогда он, зажав уши, опрометью бросился домой, его лихорадило, и он не знал что с ним происходит, а от этого было страшно.

То в жар, то в холод его бросало всю ночь, а когда утром пришел в школу, то узнал, что та девочка заболела и осталась дома. После занятий пошел ее навестить, но его даже не пустили на порог, так девочке было плохо. Ранбир чувствовал, что это он виноват в нездоровье подруги и от этого становилось еще хуже. Вот тогда он и зарекся сближаться. Нет, сделал еще одну попытку во время учебы на юридическом. Умница, отличница, она тогда чуть не погибла, потеряв все силы, а он сдал все экзамены на отлично. Позже, осознав что натворил, Ранбир пытался пересдать экзамены, но учителя с удивлением смотрели на него и отправляли отдыхать.

И вот сейчас, после стольких лет, когда удавалось избегать соблазнов, все началось сначала, но немного не так… Не было той тошнотворной слабости, появляющейся после жаркой волны, скорее расслабляющее успокоение, да и сам жар казалось стал другим — не лихорадочный, а какой-то радостный, возбуждающий, как выплеск адреналина.

Ранбир не знал, он ли повзрослел и реагирует теперь по другому, у Илы ли другая энергетика. Не знал что чувствует она, но точно знал, что ее надо как можно скорее отвезти в общежитие, чтобы не нанести еще больший и уже непоправимый ущерб здоровью.

— Уже поздно, скоро закроют ворота общежития, — проговорил он, отодвигая чашку ароматного чая.

Нога Майры снова проехалась по ноге брата, но тот, сурово глянув, встал из-за стола.

— Да-да, конечно, — Ила легонько порозовела, но сразу вслед за этим побледнела и, вставая, покачнулась.

— Кажется, вы устали больше, чем думали. Попросите соседок дать вам перед сном молока с куркумой, — предложил Ранбир, поддерживая молодую женщину под локоть.

— Майра, помоги Сахелю убрать со стола, — уже в дверях отдал он распоряжение, и молодые люди вышли на улицу. — Тяжело вам, наверное, одной. Как давно вы остались без родителей? — помогая сесть Иле в машину, спросил Ранбир.

— Не знаю, не тяжело. Я уже привыкла. Я была маленькой, когда они погибли, и меня отдали в приют. Там было не так уж и плохо, а потом я получила стипендию от господина Прамара и смогла выучиться на детского врача. Но временами очень не хватает мамы. Не с кем посоветоваться, поделиться. Девушки в общежитии хорошие, но ведь это совсем другое, — Ила слишком часто захлопала ресницами и уставилась в окно.

Она не понимала себя — ехать в одной машине с в общем-то чужим человеком, ей было спокойно и уютно. И дело даже не в том, что он полицейский, а в какой-то особенной ауре, воцарившейся в салоне и окутавшей молодых людей теплым, мягким пледом. Ила чувствовала излучаемую Ранбиром силу и надежность, она даже чувствовала его запах, хотя после всех дезинфицирующих и очень едких средств, применяемых в больнице, думала, что уже утратила эту способность. Но теплый, слегка мускусный запах прогретой солнцем древесины, расслаблял и убаюкивал. Проезжая мимо жилых кварталов, Иле казалось, что слышит звонкие детские голоса, хотя все дети давно уже разошлись по домам, и она потрясла головой, решив, что действительно