Лариса Петровичева - Охота на льва Страница 3

– Хоть это меня радует.

Женщина скривила довольно выразительную гримаску:

– Ну наконец-то!

Гримаску на ее лице тотчас же сменило выражение невероятного удивления, и она указала куда-то в сторону. – Господи, ты только посмотри на это…

Монах обернулся и увидел праздничную растяжку на стене Дворца науки, изображавшую императора с линейкой для чертежей в руке. Набранная классическим шрифтом надпись гласила: «Родина. Наука. Вера». За императорским плечом можно было разглядеть столичную панораму.

– После всего увиденного ты ожидала лицезреть здесь кого-то другого? – спросил монах, стараясь совладать с дрожью в голосе и жадно всматриваясь в портрет: император в простом темно-зеленом сюртуке, с единственным орденом на шее совершенно не выглядел коронованной особой – его истинное место в иерархии здешней власти выдавал лишь тонкий золотой венец на светловолосой голове. Бледно-сиреневые глаза смотрели лукаво и немного грустно.

– Черт побери, – выругалась женщина по-русски. – Знаешь, ожидала и не ожидала.

Казалось, император смотрит прямо на них.

– Пойдем отсюда, – сказал монах и повлек свою спутницу за собой. Вскоре площадь осталась позади, они зашли в небольшой, уютный и очень зеленый парк и сели на скамью. По раннему времени здесь почти никого не было, только молодая женщина гуляла с мальчиками-близнецами, которые упорно порывались попробовать на вкус песок с дорожки. Откинувшись на спинку скамьи, монах молчал. Женщина подождала пару минут, а потом дотронулась до его руки:

– Отец… ну что ты? Что с тобой?

– Как странно все это, Несса, – признался монах. – Так не должно быть. Еще вчера тут царило Средневековье, и народ выплескивал дерьмо из горшков на улицы, а сегодня железная дорога, роскошные музеи, всеобщая грамотность и еще небось все без исключения моют руки.

– Чем же тебе это не нравится? – искренне удивилась Несса. Монах тяжело вздохнул.

– Наверно, я стар и глуп, девочка моя, но я считаю, что все в жизни и истории должно происходить постепенно, что любая страна должна развиваться постепенно. А государь император, судя по всему, просто взял и лишил Аальхарн его истории.

Несса пожала плечами.

– Я не знаю, отец. Может, и лишил, – она посмотрела на мать близняшек: теперь она с детьми увлеченно читала большую книгу с яркими картинками – наверняка сказки. – Но в прежние времена эта женщина вряд ли научилась бы читать. И вряд ли гуляла бы в таком чудесном месте.

Монах вопросительно посмотрел на нее.

– А если она из благородных?

Несса усмехнулась.

– Не из благородных. Посмотри на ее нижнюю юбку, вон краешек торчит. Грубая ткань. И руки. Скорее всего, повариха или швея.

Монах не удержал улыбки.

– Не те уже мои годы, чтоб нижние юбки рассматривать.

Несса тоже улыбнулась.

– Не прибедняйся.

Некоторое время они молчали. Женщина дочитала сыновьям сказку, и троица подалась к выходу из парка. В глубине зеленых ветвей радостно защелкала птица.

– Пожалуй, ты права, – произнес наконец монах. – Не стоит делать поспешных выводов.

Утро Артуро не задалось с самого начала.

Собственно, ничего плохого с ним не приключилось – погода была замечательной, старая арвельская рана не давала о себе знать, и никто из встреченных им по пути к кабинету императора не сделал ровно ничего, чтобы вывести Артуро из равновесия. Все дело было во сне, который Артуро увидел перед рассветом, – очень ярком и четком сне, который запросто можно было перепутать с реальностью.

Во сне он шел по столице, украшенной траурными флагами, и знал, что идет на похороны императора.

Все. Ничего больше не было – Артуро просто шел по пустынным улицам восстановленного послевоенного города и знал, что впереди ему предстоит церемония погребения единственного человека, которого он любил. А черные знамена колыхались на ветру тяжело, словно мокрые рубахи, и где-то вдали играл военный оркестр.

Ничего себе сон, правда?

Артуро умылся ледяной водой, сказав весело журчащей струйке из крана старый верный заговор от беды: «Страшен сон, а Заступник милостив», – но его дурное настроение от этого никуда не делось. Сон раздражал, не забываясь, а становясь все более навязчивым и рельефным; в конце концов, Артуро даже выглянул из окна приемной, чтобы удостовериться, что перед дворцом нет траурных флагов. Не было. Самые обычные бело-голубые полотнища весело трепетали над столицей.

– С тобой все в порядке? – От государя ничего не скроешь; уже приготовившись к традиционному ежемесячному приему посетителей, тот сидел за столом и еще раз просматривал заранее поданные прошения. Артуро нахмурился. Вечно тащится сюда не пойми кто со своими слюнявыми восторгами и грошовыми просьбами, а работать никто не желает.

– Да, ваше величество, – ответил Артуро. – Я в порядке. Вы надели кольчугу?

Торн поморщился. Кольчугу, легкую, тонкую, он терпеть не мог, непоколебимо уверенный в том, что страна не будет убивать своего императора. Убежденность, которая граничила с непозволительным легкомыслием и равнодушием к своей безопасности! Артуро на это только руками разводил.

– Вы надели кольчугу? – с некоторым нажимом повторил Артуро. Император кивнул:

– Да, потерплю ее ради тебя. Посетители уже собрались?

Посетителей было десять, и прием пошел быстро. Торн умел и утешить, и приободрить, и даже строго прикрикнуть, но в итоге просители практически всегда получали то, о чем просили, и, довольные, расходились по домам. Последней вошла рыжеволосая девушка лет двадцати с осанкой истинной дворянки, в скромном, но недешевом платье. К рыжим Артуро справедливо относился с подозрением – недалеко ушли те времена, когда именно рыжие продавались Змеедушцу и, уличенные в злодействах, отправлялись на костер, поэтому он не стал закрывать дверь и встал возле входа в кабинет.

– Добрый день, сударыня. Чем я могу вам помочь?

Сквозь приоткрытую дверь Артуро видел крошечную часть кабинета и спину посетительницы – строгую, неестественно прямую. По спине струились рыжие завитые локоны, а в правой руке было зажато что-то маленькое, и рука эта чуть заметно подрагивала.

– Добрый день, сударь. Поверьте, я не задержу вас надолго.

Сударь? Давно ли к императору стали так обращаться? Артуро почувствовал, как под камзолом и рубашкой по спине потек пот: он узнал предмет, стиснутый во влажном кулачке просительницы.

Этого не могло быть. Его сон просто не имел права сбыться.

Артуро опоздал даже не на секунду – на долю секунды. Метнувшись от двери, он сбил девку на ковер, а затем время потекло медленно-медленно, и личник увидел, как император оседает на пол, схватившись за горло. Маленькая трубочка для плевков отравленными иглами, какой пользуются пигмеи в Заюжье для близкой охоты, неторопливо прокатилась у его ног и ударилась о ножку стола.

– Сир!!!

Время, словно издеваясь, поплыло еще медленнее. Артуро нанес рыжей твари несколько точных ударов, которые отключили ее на четверть часа минимум, а затем кинулся к императору. Тот хрипло дышал, зажимая горло; он успел выдернуть небольшую иглу, и по пальцам, стиснувшим шею, стекали тонкие струйки крови.

– Сир, вы меня слышите? – Артуро отшвырнул иглу подальше и разжал руку Торна: кровь полилась сильнее, но ранка была небольшой.

– Слышу, – прошептал император. – Артуро, там… в ящике стола.

Личник метнулся в сторону и дернул за ручку ящика с такой силой, что сломал несколько ногтей. На ковер посыпались какие-то конверты и – маленький полупрозрачный планшет с лекарством, который император всегда носил с собой. Он не может умереть, думал Артуро, не имеет права.

– Заступник милосердный, помоги… – Личник молился вслух, взахлеб и не осознавал, что молится.

Император хрипел и уже не мог ни дышать, ни говорить: яд заюжных дикарей вызвал паралич дыхательной мускулатуры. Артуро бухнулся на колени рядом с умирающим государем и приложил к ране найденный планшет. Рыжая тварь зашевелилась на полу и попробовала подняться. Не удалось – она тут же снова распласталась на ковре.

– Лежи тихо, мразь, – посоветовал Артуро. – Скоро я тобой займусь.

Прошло несколько невероятно долгих секунд, и наконец посиневшие губы императора дрогнули, и он сделал вдох. Артуро почувствовал такое облегчение, словно с его плеч свалился, по меньшей мере, храм на Сирых равнинах. Девка на ковре заплакала. Император открыл глаза, поморгал, щурясь на свету. Артуро чувствовал теперь, что по его щекам текут слезы, но плакать ему было не стыдно. Торн благодарно сжал его руку.

– Помоги мне сесть, – едва слышно попросил он.

Через четверть часа император оклемался настолько, что с помощью Артуро смог сесть в свое кресло и вести беседу. Артуро искренне желал подвергнуть злоумышленницу допросу третьей степени с пристрастием, но, судя по интонациям, между нападавшей и ее жертвой завязалась в высшей степени куртуазная беседа двух людей из высшего общества – пусть дама и была прикована наручниками к подлокотникам кресла, а на ее нежном личике стремительно наливался синяк.