Драконий берег - Екатерина Лесина Страница 34

class="p1">– Это Лукреция Эшби. Его жена. Мы… были знакомы. Хорошо знакомы. Нет, подругами так и не стали. Я ревновала. Мне тогда казалось, что судьба несправедлива. А потом… случилось несчастье. Да… так вот, все трое сыновей погибли. Это случалось. Тогда уровень детской смертности в разы превышал нынешний, тем более когда тому весьма способствовало правительство. Вы знаете, что многие вполне себе обычные болезни белых людей смертельны для айоха?

Томас разглядывал снимки.

И снова миссис Уильямс, на сей раз с Эшби, который выглядит сильно старше ее. И смотрит отнюдь не на учительницу. Хмурый взгляд устремлен в камеру, и видится в нем что-то такое, сумрачное.

– Так вот. Сперва не стало младшего, сгорел от лихорадки неизвестной этиологии. Это из заметок самого Эшби. Следом средний наступил на змею. И случилось это далеко от дома. Он мог бы выжить, окажись рядом, но… зачем он отправился в горы, к тому же один? Старший же неудачно упал с лошади. Чтоб ты знал, айоха – великолепные наездники. И тот мальчик сел в седло едва ли не раньше, чем научился ходить.

Три смерти, каждая из которых сама по себе понятна и объяснима.

– Тогда-то и пошел слух, будто бы Эшби решил избавиться от наследников с порченой кровью, чтобы оставить других, белых… а тут еще дочь Пылающего Камня заболела.

– У нее имя было?

– Было, – мисс Уильямс улыбнулась. – Конечно, было. Поющая Драконам, как-то так, если я правильно поняла. У айоха значение слов во многом зависит от контекста и интонации… но с драконами они ладили неплохо, как и со змеями.

А вот и последнее фото.

Мисс Уильямс одна, если не считать массивного, слишком уж массивного для столь хрупкой женщины ружья.

– Так вот, судя по тому, что мне удалось узнать, она была выдающейся женщиной, которая много сделала и для белых, и для айоха. Она пыталась соединить два народа, а в итоге… она слегла и, умирая, прокляла того, кто обещал любить и заботиться. Она осознала, что на деле ему, как и многим, нужны были деньги.

Печальная история. Реалистичная. И все равно печальная.

– Она убила себя, закрепив проклятие. И теперь роду Эшби суждено жить здесь, пока не иссякнут опалы, но притом не знать счастья. Их женщины живут лишь до тех пор, пока не родят наследника, а дальше несчастная обречена. Болезнь ли, несчастный ли случай, но… Лукреция сошла с ума.

– Я слышал.

– Еще бы. Ее безумие удавалось скрывать довольно долго, но затем Станислав увез ее, определил в пансионат. Он время от времени навещал Лукрецию, проверял, хорошо ли за ней ухаживают. Платил. И жертвовал. Он всегда был щедр. Его собственную матушку парализовало. Как и его бабку. И да, Станислав был уверен, что если взглянет на меня иначе, чем на друга, то и меня ждет та же участь. У его деда было пять жен. Наследника родила лишь первая. Остальные просто погибали, причем порой нелепо. Это уверило Станислава, что проклятие существует.

– А вы не пытались его разубедить?

– Пыталась. Я все-таки далека от идеала. Я хотела счастья. Обыкновенного такого женского счастья. Я даже как-то уехала, поклявшись, что никогда не вернусь.

– Но вернулись?

– Как видишь. – Мисс Уильямс повернулась к стене со снимками. На кого она смотрела? На несчастную Лукрецию? На себя саму, молодую и вполне здоровую. Красивую. Ей было бы не так сложно найти мужа. Даже сейчас, если бы она пожелала… но она не желала, храня верность памяти. – И да… я пыталась. Я искала статьи. Я списалась с некоторыми специалистами, которых весьма заинтересовал этот случай. Я даже отправила им волосы Станислава. Просила его о крови, но он резко отказал. И когда узнал о моих попытках… мы поругались. Весьма серьезно поругались. Впервые. Тогда я смирилась, хотя… я пыталась стать ближе, да. И прежде всего потому, что нуждалась в этой близости.

– А Ник?

– Ник? Хороший мальчик. Очень одинокий. Станислав, конечно, любил сына, но мужчины порой проявляют просто-таки удивительную черствость. Он много требовал от Ника. И злился, когда у того не получалось соответствовать. Он хотел, чтобы Ник не просто унаследовал имя, но чтобы был достоин его. Эшби уважали… Всех.

– Кроме Ника?

– Ему было не место в этой школе. Я говорила это Станиславу.

Но тот отчего-то не послушал.

Из-за имени? Из-за родовой чести, смысл которой Томасу непонятен, ну так он и не аристократ, он обычный человек. Или еще по какой причине?

– Он решил, что Нику пора учиться жить самому, и все, – сейчас в словах мисс Уильямс слышалась обида. Она подошла к снимкам и смахнула платком пыль со стекла. – А что до остального… знаете, он никогда не предлагал мне денег. Я не просила, хотя… да, я понимала, что он с легкостью мог бы приобрести мне дом. Или даже два. Он тратил на школу. Фактически содержал ее, как продолжает содержать и Ник. Он перекрыл крышу церкви. Он заплатил за то, чтобы в городе появилось электричество, и в то же время отказал мне в займе, когда я… попросила.

Она сняла снимок со стены. Покачала головой:

– Единственный раз я попросила о чем-то для себя. И он отказал. Сказал, что деньги прокляты и что он не желает лишиться меня… я… именно тогда я и уехала.

Чтобы вернуться.

Странная женщина. Упрямая. А вот проверить, что там на самом деле с этой Лукрецией приключилось, стоит.

– И да… я вернулась. Он не звал, и это тоже было обидно, но вернулась. А он посадил у школы розы. Представляете?

Томас пожал плечами. Тоже… подвиг.

– Раньше здесь ничего не росло… а розы, розы вот принялись. Те самые, которые Патриция Эшби привезла из Старого Света в дар мужу. И да… больше я не просила денег. Ничего не просила. Просто была рядом. И знаю, что Станислав был мне благодарен. А что до Ника, то, поверьте, он настоящий Эшби. Он никогда и никому не причинит вреда. И уж точно он не стал бы мучить тех женщин.

Что ж, блажен, кто верует.

Глава 15

Ник появился под вечер. Я увидела его издалека, а драконы почувствовали и того раньше. Сперва засуетились огневки, выбираясь из почти законченного гнезда. Затем и сама Мята, разглядывавшая кладку весьма придирчиво – она отличалась изрядной даже для дракона дотошностью, – повернула голову к выходу. Заворчал Вереск.

– Привет, – Ник замер, подняв руки. Огневки облепили ботинки, самая ловкая поспешно вскарабкалась по брюкам, чтобы зацепиться за пояс, и засвистела. –