Темное время - Андрей Васильев Страница 38

Невероятно ловко, так, что я даже этого движения не заметил толком, водяник скользнул в реку. Причем даже кругов на поверхности не осталось!

— А ты нам гребешки привез? — требовательно спросил девичий голос, после чего из воды одна за другой появились прехорошенькие в лунном свете лица русалок. Меня, правда, теперь не обманешь, знаю я, что они собой представляют вне воды да ночи. — Забыл небось?

— Почему забыл? — нахмурился я. — Привез. И гребешки, и бусы. Они там, у костра, остались.

— Бусики, бусики! — запереговаривались девушки. — Вот хорошо-то!

Прямо как туземки с дикого острова. Еще чуть-чуть — и можно открывать колониальную торговлю, менять пластмассовые бусы и зеркальца на речной жемчуг.

— А ну, брысь! — Из воды вылез Карпыч, держа в руках приличных размеров чашу, поблескивающую в лунном свете камнями, которыми были инкрустированы ее бока. — Разгалделись! Вот, держи!

— Ого! — Я цапнул подарок, сразу же подивившись его весу. На полкило потянет, не меньше. Как видно, в старые времена тонкостенные поделки класса «рюсс стайл», которыми сегодня битком набиты антикварные лавки в центре Москвы, были не в чести. Что этот артефакт, что круговая чаша, которую мы с братами-ведьмаками передавали из рук в руки тогда у дуба, отличало одно — основательность. — Вещь!

— Хорошая, не сомневайся, — по-своему истолковал мои слова Карпыч. — И сильно старая, еще до прихода распятого бога сработана. Нет, точно-то не скажу, сколько с той поры времени прошло, сколько воды утекло… Помню только, сеча тогда была сильная — и на берегу, и потом в воде. Почему, отчего — не ведаю. То ли кто дань платить не восхотел, то ли, наоборот, уже собранное добро отнять задумал да полонян освободить — поди вспомни. Да и не знал я, вернее всего. Мне ваши людские хлопоты неинтересны, я для другого сюда поставлен. Но, как кончилась битва, по порядку все исполнил — поганых на дно отправил, ракам на корм, тех воев, что сторону нашу оберегали, к берегу отнес, чтобы, значит, их тела други забрали и в родную землю положили. Ну а добро — оно мое стало. Вот середь него эта чаша и была.

Елки-палки. «Поганые» — это же эти… Как их? Половцы, хазары, кто там еще был? Выходит, этому антиквариату веков тринадцать — пятнадцать. Да мне страшно ее будет дома держать, пусть даже и в сейфе. Под нее депозитарную ячейку надо абонировать.

— Хозяин, дай глянуть, а? — протянул ко мне лапы Родька. — Чего? Не мне одному интересно. Вон она тоже интересуется.

И верно, Жанна тоже с любопытством смотрела на драгоценность.

— Держи, — протянул я чашу слуге, а после в пояс поклонился водному хозяину. — Благодарствую, батюшка, за дар твой.

— Вот, — с довольным видом сообщил другу дядя Ермолай. — А ты сомневался. Хороший ведьмак на смену Захару пришел.

— И не сквернословит совсем, — кивнул Карпыч. — А то Захар последние годы знай только ругался. Я с ним потому и видеться перестал. Девок своих посылал, когда он за какой нуждой ко мне приходил.

— Вот! — хлопнул я себя по лбу. — Чего спросить хотел. Тут вот это мохнатое недоразумение рассказывало, что есть у вас такая вода, которая женщинам очень полезна. Если ею умыться, то морщин не будет и хвори разные пройдут.

Родька, тискающий драгоценность и отмахивающийся от Жанны, которая лезла ему под лапу, на мгновение замер.

— Враки, — отмахнулся Карпыч. — Нет такой воды, парень, чтобы годы с лица бабьего смывать. Если уж они прошли, то хоть чего делай, все одно красоту не вернешь.

Ну, это вопрос спорный, нынче пластическая хирургия много чего может, но это уже не важно. В моей области применения на данном ингредиенте можно ставить крест. Жалко.

— А вот если ты о живой воде, так это да, — продолжал тем временем вещать водяник. — Имеются такие ключи. В моей реке их нет, врать не стану, но знаю, где в наших землях они бьют, все три. Только тебе не скажу и даже извиняться за то не стану. Это наши, речные тайны, и только тем, кто с водой одним целым стал, они откроются.

— Код доступа, — кивнул я. — Какие обиды, все понимаю. Ладно, идемте к костру, надо девушкам вашим подарки отдать.

— У меня еще вопрос, — прижимая чашу к пузу, заорал вдруг Родька. — Чего в реке твоей рыба такая мелкая? Сколько сегодня ни ловил, все гольцов с коготок размером вынимал.

— А ты мне не нравишься, — пояснил водяник. — Наглый стал, вежество забыл. Слушай, ведьмак, давай твоего служку утопим? Я его научу речку любить, уж не сомневайся. А ты себе другого найдешь, порасторопней да поскромнее.

— Давайте, — легко согласился я. — Подарок только ваш у него заберу, и топите. Самому этот нахал надоел до ужаса.

— Ты за руки, я за ноги, — включился в игру дядя Ермолай. — Ну, мохнатый, иди сюда!

И он захлопал руками, изображая загонщика.

— Я, если что, подтвержу, что он сам упал в воду и утонул, — добавила Жанна. — Если кто спросит.

Родька в ужасе пискнул, шерсть у него встала дыбом, он обвел нас глазами, поплотнее прижал чашу к пузу и с невероятной скоростью помчался в сторону кустов козьей ивы, где и скрылся секундой позже. Какое-то время еще трещали гибкие ветви, через которые продирался мой слуга, но вскоре все стихло.

Хохотали все долго и от души, особенно я. Очень это полезно — посмеяться после пережитых волнений. Со смехом из меня выходил страх, испытанный на перекрестке.

— Скоро рассвет, — сказал дядя Ермолай, когда мы добрались до полянки с костром. — Майские ночи короткие. Только стемнело, ан уже и небо яснеет. Ты там хотел русалкам что-то подарить? Не тяни, скоро им обратно на дно уходить, день там коротать.

— Верно, — поддержал его водяник, уже забравшийся в реку. — Эй, девки! Разбирай гостинцы!

— Чуть не забыл, — поморщился я. — Память никудышная стала, надо будет глицина попить.

В воду полетели расчески и бусы, в ответ послышались всплески, охи, вздохи и одинокое томное «Мужчина!» Последнее было приятнее всего, пусть даже это сказала и русалка.

— На-ко еще! — хлопнул в ладоши Карпыч, и меня чуть не сбила с ног скользкая длинноносая рыбина, сама прыгнувшая мне в руки из реки. — Не для проглота твоего дарю, для тебя. Похлебай ушицы, оно всегда полезно. Да под жабры ее хватай, а то руки изувечишь!

— Это осетр, что ли? — Я цапнул извивающуюся рыбину как велено, повертел, рассматривая, заглянул в ее круглые глаза. — Вон у нее клюв какой!

— Сам ты клюв! — притворно рассердился Карпыч. — Стерлядка это! На крючок такую