Алекс де Клемешье - Сын Дога Страница 4

Часть 1

На Ином этапе

Глава 1

Август – сентябрь 1973 года

По сведениям Гидрометцентра СССР, в соседней Томской области, в трехстах километрах от Академгородка, царило неправдоподобно жаркое, какое-то черноморское лето.

Аристарху, щурящемуся от колючей, буквально ледяной мороси, в это не верилось. Днем бледные, разбавленные солнечные лучи, продравшись сквозь плотные слои туч, кое-как соскребали со стен и стекол тусклый налет, а вечерами на улицы выбрасывался по-настоящему зимний ветер. В панике шарахался он по подворотням, стараясь найти к утру подходящее убежище, но добивался исключительно того, что дождевые брызги летели как угодно, только не сверху вниз. В непрозрачных из-за мелкой ряби лужах на черном асфальте мокли несвоевременно опавшие листья; нагрянувшая посреди августа глубокая осень сосредоточенно ковырялась в грязи, заливая фундамент для неумолимо наступающих заморозков.

Старенький болоньевый плащ и так-то не согревал, не для того был предназначен, а теперь, промокнув насквозь, напоминал омерзительно холодную лягушачью кожу, от которой хотелось немедленно избавиться. В разношенных туфлях хлюпало. Проведя дома ревизию обуви с целью подобрать более или менее приличную демисезонную пару, Аристарх обнаружил, что самыми целыми выглядят только одни его ботинки – лыжные. Так внезапно он оказался перед выбором, на что потратить оставшуюся до зарплаты трешку – на зонт или на резиновые сапоги.

Ссутулившись, он размеренно шагал по тротуару, щурясь от дождевых капель и света ярких фонарей, множащих свои отражения в лужах и темных окнах закрытых учреждений. Одной рукой он придерживал поднятый до подбородка ворот плаща, другой время от времени отирал мокрый лоб, брови, глаза.

Не было ни малейшей нужды тащиться в столь поздний час и в такую мерзкую погоду в институт, но и оставаться в «малосемейке» он не мог физически. Там, по соседству, за тонкими стенами шкворчало и переругивалось, оглушало рыбными и табачными запахами, пищало младенческим писком и грохотало репродукторным басом, жизнерадостно хлопало дверьми и сводило с ума нескончаемой гороховой дробью шагов по лестнице. Когда-то подобная коммунальная среда казалась обязательной, само собою разумеющейся, он весело и с удовольствием барахтался в ее гвалте и толчее, отчетливо понимая, что однажды выгребет к надежному берегу, где будет отдельная благоустроенная квартира, где гипотетическая жена будет единственной хозяйкой на кухне, где детские голоса в комнатах будут принадлежать не чужим сопливым, нахальным и некрасивым отпрыскам, а его собственным любимым детям…

Лет через десять после переезда в строящийся Академгородок атмосфера перестала радовать Аристарха.

В то десятилетие один за другим открывались институты, в городок ученых под Новосибирском ринулись таланты и оригинальные умы, новые направления сулили долгожданную научную свободу и невиданный размах, тут и там случались прорывы, несовместимые темы объединялись и привозили на общих закорках очередное открытие. Воодушевление, подъем, крики «Эврика!» и «Можно – все!» – все это было рядом, близко-близко, вокруг и около. Вот только самого Аристарха, так или иначе вовлеченного во всеобщее ликование, гвалт с толчеей начали утомлять.

Он научился абстрагироваться, преуспел в том, чем и отличается настоящий ученый от обычного, среднестатистического человека, – стал рассеянным и, казалось, не замечал ничего вокруг: ни бытовых неудобств, ни скучной монотонной работы, ни радости более удачливых коллег. Он настроился на результат. Он знал, он искренне верил, что однажды его время придет, что праздник на его улице вновь расцветит окружающий мир красками, звуками, а там и вкус к жизни вернется…

Проходя, он неприязненно покосился на стоящее особняком длинное двухэтажное здание. Вряд ли нынешняя столовая Института гидродинамики была виновата хоть в чем-то, однако пять лет назад, в 1968 году, на исходе того самого десятилетия надежд, научного поиска и энтузиазма, именно в этом здании произошел надлом, оголивший нервы Аристарха. Сейчас – столовая, а тогда здесь располагалось кафе «Под интегралом», любимейшее место прогрессивно настроенной молодежи, литературный и дискуссионный клуб, настоящее «государство в государстве». Нельзя сказать, что Аристарху были так уж интересны щекотливые темы и студенческие споры, однако посещения кафе создавали ощущение причастности, вовлеченности в кипучее движение юных гениев. Здесь он ненадолго просыпался и заново заражался жаждой открытий, именно здесь приглядывался к лаборанткам и младшим научным сотрудникам женского пола на предмет гипотетической спутницы жизни…

А потом ему тут же доходчиво объяснили, что его поезд ушел, что заниматься поиском и самореализацией ему следует в каком-нибудь другом месте, более соответствующем его возрасту и статусу.

Про возраст он даже не сразу понял и по пути домой глупо улыбался эдакой нелепице. Разве не считается он молодым, трудолюбивым и перспективным сотрудником? Разве не находится в самом начале пути, очередными вехами которого станут научные открытия, отдельная квартира и красавица-жена с любимыми детьми?

В какой-то момент улыбка сползла с его лица. Ему – сорок семь. Молодым и перспективным (особенно на фоне некоторых профессоров, настоящих корифеев с поистине академическими бородами) он считается в своем институте, да и то лишь потому, что до сей поры ничего не совершил, не добился, не достиг. Он кропотливо выполнял работу, методично получал необходимые данные, терпеливо ставил скучные эксперименты – он медленно, но верно шел к результату. Справедливости ради стоило отметить, что находились и такие, которые двигались к цели куда медленнее Аристарха, а то и вовсе забрасывали «неподходящую» тему, уходили из научных лабораторий на производство или принимались обучать первокурсников давно известным премудростям. Но были и другие: защитившие докторскую диссертацию, опубликовавшие несколько серьезных статей, получившие некий ощутимый результат своих исследований – все они мгновенно переводились в разряд маститых, опытных ученых, вне зависимости от того, насколько раньше или позже родились.

Теперь Аристарх стал еще на пять лет старше и все еще не мог похвастаться весомыми достижениями – так стоило ли винить в собственной несостоятельности бывшее кафе, где его однажды, будто щенка, ткнули мордочкой в очевидное? Смешно, право.

Иногда ему остро хотелось… ну, не то чтобы сбежать – нет, всего лишь что-то изменить в своей жизни: переехать, бросить лазерные анализаторы и заняться чем-то совершенно иным, начать заново на новом месте, там, где его никто не знает… А в следующую минуту он понимал, что времени на то, чтобы начинать что-либо заново, у него нет. Продолжать – да, закончить – да, а заняться чем-то с нуля, да так, чтобы успеть все запланированное, – весьма сомнительно.

* * *

Ливень припустил так нещадно, что Аристарх предпочел заскочить в будку уличного телефона-автомата. Здесь было так же холодно, как и снаружи, но хотя бы ледяные брызги не секли лицо. Он рассеянно провел растопыренной пятерней по голове, ото лба к затылку. Такой приглаживающий жест остался с той поры, когда новоиспеченный начальник лаборатории Аристарх Филиппович Гранин еще обладал роскошной и зачастую всклокоченной шевелюрой. Сейчас большая часть волос выпала; от макушки вниз, во все стороны, расползлась обширная лысина – а привычное задумчивое движение сохранилось.

До проходной института оставалось каких-то сто метров, и, наверное, глупо было прятаться от дождя, когда и так уже промок до нитки, но Аристарх продолжал терпеливо ждать. Водя пальцем по стеклу, с наружной стороны которого извивались частые стремительные струйки, он думал о том, что «переждать» стало его жизненным кредо. Переждать неудачи, переждать застой в делах и мыслях, переждать трудный период, переждать бытовые неудобства, переждать одиночество, переждать непогоду…

В соседней телефонной будке, стоявшей «спина к спине» с той, в которой прятался Аристарх, оглушительно хлопнула дверь. Гранин не видел вошедшего, зато через несколько секунд невольно услышал громкие торопливые слова звонящего мужчины:

– Это я. Я только что с дежурства. Мне нужны уточнения. Аесарон действительно перебрасывает нас в Томскую область? Да… Я понимаю, что это временно, но нас тут всего двое! Если наше отделение снимут – Академгородок останется без присмотра! Как? И Светлых тоже?! По личной просьбе Сибиряка? Да что ж у них там намечается-то?[9] Загарино – это вообще что? Райцентр? Нет? Село-ооо?.. Вообще ничего не понимаю… Но мое дело – предупредить. Мы уедем – здесь вообще никого не останется. Да. Да! Хорошо, понял, сейчас же выезжаю.