Макс Фрай - Слишком много кошмаров Страница 42

Грешные Магистры, за кого они все меня принимают?!

– Есть, – заверил его я. – Жив, здоров, и даже скабу давным-давно отстирал. И заикаться перестал, наверное. По крайней мере, я на это надеюсь. Всё-таки в Ехо много хороших знахарей.

– Да что ж ты такое с ним сделал?

– Вообще ничего. Пальцем не тронул. Просто заранее попросил Базилио встретить нас на пороге гостиной. И уговорил произнести при этом фразу: «Сэр Макс, наконец-то вы привели мне ужин. Больше так не опаздывайте». Бедняге Базилио пришлось нелегко. Беда в том, что он терпеть не может пугать людей. Но я всё объяснил, и Базилио согласился, что юношу следует проучить.

– Ого. То есть история об ужасающем чудовище, которое живёт в Мохнатом Доме, тоже правда?

– Уже два дня как неправда. Мы его благополучно расколдовали. То есть, строго говоря, наоборот, заколдовали. Но какая разница, главное, что чудовище превратилось в симпатичную юную леди. Новая внешность гораздо больше соответствует его характеру.

– С ума сойти можно, как с тобой интересно! – заключил Малдо Йоз.

– Есть такое дело, – улыбнулся я. – А теперь, пожалуй, брошу тебя одного на этой страшной тёмной улице и пойду домой.

– Чтобы мне стало ещё интересней? – рассмеялся он.

– Это была бы отличная причина. Но на самом деле, я просто вспомнил, что дома меня ждёт чудовище. В смысле, красавица, в которую оно превратилось. Очень рада этому событию, но места себе не находит: «АААА! У меня есть руки! И нет хвоста! АААА! А вдруг я прямо сейчас превращусь обратно?» Надо её морально поддерживать.

А что меня самого надо морально поддерживать после всех этих душу наизнанку выворачивающих разговоров, я, конечно, говорить не стал. С восхитительной пылью, только что пущенной в чужие глаза, подобные признания не очень-то сочетаются. Безвкусица. Не люблю.

– Спасибо за идею строить по частям, – сказал на прощание Малдо. – Пока мы сидели, я понемножку крутил её в голове. И слушай… Нет, ничего не стану говорить. Сам увидишь, что будет.

– Ладно, не говори, – согласился я. И исчез.

В смысле, пошёл домой.

В доме горел свет, но было непривычно тихо. Даже Друппи не бросился мне навстречу, чтобы немедленно повалить на ковёр, выразив, таким образом, безграничную радость по поводу моего появления и заодно проучив за долгое, по его меркам, отсутствие. Вместо этого пёс встретил меня на пороге гостиной и деликатно уткнулся носом подмышку, благо для этого ему даже на задние лапы вставать не обязательно, достаточно голову повыше задрать.

Причина столь сдержанного поведения прояснилась сразу: в гостиной меня ждала не только Базилио. Второе кресло занимал сэр Шурф Лонли-Локли, чьё присутствие неизменно действует на собак, как смирительная рубашка. И их можно понять.

– Выглядишь, как Магистры знают что, – укоризненно сказал он.

Я очень удивился. До сих пор моя манера одеваться возмущала только Мелифаро. Вот уж никогда не думал, что Шурф станет укорять меня за отсутствие какого-нибудь золотого лоохи до пупа, или что там нынче все дружно носят.

– Я имею в виду твоё лицо, – подсказал он. – Очень хорошо, что ты наконец стал мастерски изменять внешность. Дело за малым: научиться не забывать, что ты это сделал. И возвращать себе нормальный облик, когда приходишь домой, а не ждать, пока само пройдёт.

– А разве важно, как я выгляжу?

– Положа руку на сердце, не очень. В данном случае значение имеет не облик, а безупречность твоего поведения. Действие всякого колдовского приёма должно заканчиваться в тот момент, когда его эффект перестаёт быть необходим. Хорошая привычка, пригодится, – строго сказал Шурф. И внезапно с обезоруживающей откровенностью добавил: – Но на самом деле, подлинная причина моего недовольства заключается в том, что я уже довольно долго тут сижу, а ты шляешься невесть где. Упрекнуть тебя за такое поведение я не могу, поскольку явился без предупреждения. Но я всё равно сердит, что не застал тебя дома. Поэтому сразу нашёл, к чему придраться. Извини.

– Потрясающе, – ухмыльнулся я. – А ты до сих пор не в курсе, что в Мире существует такая удобная штука, как Безмолвная речь? Надо было прислать зов, я бы поторопился.

– Да я и собирался. Но тут в гостиную пришла Базилио и спросила, в чём смысл жизни. Пришлось сказать.

– Ну ни хрена себе. Ты и это знаешь?

Шурф только плечами пожал. Дескать, какие пустяки.

– И мне тогда скажи, – потребовал я.

– В чём заключается смысл твоей жизни, я не просто не знаю, а даже предположить не возьмусь. Правдивый ответ на любой по-настоящему важный вопрос всегда существует во множестве версий. И выбор того или иного варианта зависит от личности спросившего. Не думаешь же ты, будто смысл жизни один и тот же для всех?

– Не то чтобы думаю, но вполне допускаю такую возможность. Ладно, а Базилио ты что сказал? Или смысл её жизни – это секрет?

– Разумеется, секрет. Люди обычно предпочитают скрывать от ближних и гораздо менее важные сведения о себе.

– От тебя не секрет, – великодушно решила Базилио. – Сэр Шурф сказал, смысл жизни заключается в том, чтобы получить опыт. Наше сознание нуждается в опыте, как в пище, причём ест всё, что дают. И, представляешь, всё идёт ему впрок! Даже в тот момент, когда нам кажется, будто мы страдаем, больны или безумны, наше сознание набивает этим опытом брюхо, крепнет, растёт и взрослеет. А знаешь, что для сознания означает стать взрослым?

Я хотел было отрицательно помотать головой, но вместо этого почему-то сказал:

– Оно начинает осознавать своё бессмертие. Не верить, не надеяться, не догадываться, а просто знать.

Шурф посмотрел на меня с неподдельным интересом. Я узнал этот взгляд. Так он взирал на говорящего пса Дримарондо, когда тот, пристрастившись к чтению, начал анализировать прочитанное вслух. Дескать, надо же, я-то сам давным-давно до всего этого додумался, но от тебя подобной проницательности совершенно не ожидал.

Впрочем, ладно, пусть смотрит, как хочет. Роль учёной говорящей табуретки всегда была мне к лицу.

– Да, именно так он и сказал, – подтвердила Базилио. – А знаешь, что особенно здорово? С этой точки зрения получается, что неудавшихся, несчастливых судеб вообще не бывает, даже если родился слабоумным, калекой или чудовищем, как я. Для сознания и этот опыт – подходящая, питательная еда. И потом, кроме яви, всегда есть сны. Сэр Шурф говорит, что опыт, полученный там, тоже считается. Вообще никакой разницы!

– Потрясающе, – вздохнул я. – Представляете, я сегодня полночи говорил примерно то же самое. Про сны и про опыт, как величайшую ценность. По другому поводу и совсем иными словами, но по сути – один в один. Похоже, опыт – это и мой смысл жизни тоже. Заверните, беру.

– Держи.

Шурф взял со стола салфетку, аккуратно свернул её конвертом и протянул мне.

– Спасибо, – сказал я, засовывая свёрток в карман. – Иметь смысл жизни – дело нехитрое, а вот всегда носить его при себе – исключительная удача. Мало кому так везёт.

– Это вы так шутите? – неуверенно спросила Базилио.

Мы озадаченно переглянулись. Хороший вопрос.

– Мы сами не знаем, – наконец сказал ей Шурф. – На первый взгляд, вроде бы шутим. На второй – в очередной раз пытаемся серьёзно поговорить о самых важных на свете вещах. А как там оно на самом деле, разберёмся когда-нибудь потом.

– В тот прекрасный день, когда я достану из шкафа это лоохи, подумаю: «Хорошая вещь, зря я его уже целый год не ношу», – надену, суну руку в карман и сразу обрету смысл жизни, – добавил я. – Вот тогда-то всё и прояснится. Раз и навсегда.

Базилио улыбнулась, кивнула. Сказала:

– Когда-нибудь я тоже так научусь. Как вы.

– Чему именно? – хором спросили мы.

Причём Шурф выглядел явно встревоженным. Подозреваю, я тоже.

– Так разговаривать, чтобы получалось одновременно и смешно, и серьёзно. И не только разговаривать, жить тоже. Бывают такие головоломки, смотришь и думаешь: «Ну, это очень легко». А начинаешь разбираться и обнаруживаешь, что ничего сложнее до сих пор не видела. И красивее – тоже. Даже если решишь такую задачку – случайно, почти чудом – всё равно никогда до конца не поймёшь, как удалось справиться. И это совершенно не обидно, наоборот, радостно, что такая удивительная штука попала тебе в руки. Вы похожи на эти головоломки. Не могу пока лучше объяснить. Но когда-нибудь, наверное, смогу.

– Спасибо, – сказал сэр Шурф, – ты и сейчас очень неплохо объяснила. Я никогда не был чувствителен к комплиментам, но тебе удалось меня тронуть.

– Слушай, у меня в кармане не только смысл жизни, но ещё и подарок от твоего учёного приятеля, – спохватился я. – Он просил передать, что очень за тебя рад. И одновременно огорчён, потому что ему будет не хватать вашей дружбы. Изучать овеществлённую иллюзию, которая выглядит как человек, его, как и следовало ожидать, не отпускают… – и, посмотрев на её вытянувшуюся от огорчения физиономию, поспешно добавил: – Но, может быть, он что-нибудь придумает. Когда-нибудь потом.