Сергей Пономаренко - Седьмая свеча Страница 9

– Возле следующего дома остановитесь, – скомандовала Маня, и Глеб послушно нажал на педаль тормоза. Раздался неприятный скрип.

«Надо будет при случае взглянуть на тормозные колодки – по-видимому, пришло время их менять», – подумал Глеб, остановив автомобиль. Маня раньше него выбралась из машины, энергичным шагом прошла к входной двери. «Вечером, помнится, еле ноги волочила», – удивился Глеб. Она, не оглядываясь, вошла в дом, громко хлопнув дверью. Глеб в недоумении остановился на полдороге. Идти вслед за ней или подождать во дворе? Затем решил: раз уж он здесь, надо войти вслед за ней. Уж слишком она странная, и эти ее недомолвки…

В коттедже было четыре квартиры: две на первом этаже, две на втором. Квартиру священника Глеб определил очень просто – по широко распахнутой двери и стоящей возле нее Мане, тихо разговаривающей через порог с молодой полной женщиной в простом темном платье. Увидев Глеба, женщины замолчали, словно заговорщики. Матушке на вид было меньше тридцати, но ее чрезвычайно бледное рыхлое лицо с множественными гнойничками на лбу и щеках, обрамленное черным платочком, было болезненным. Глеб поздоровался с ней и вопросительно посмотрел на Маню, чувствуя себя неловко, будто отвлек женщин от чего-то чрезвычайно важного.

– Матушка Софья сообщила, что отец Никодим уехал в соседнее село и вернется поздно, поэтому на похороны не успеет. Предложила нам взять землю с могилы Ульяны: он завтра могилу и запечатает, – спокойно пояснила Маня, точно речь шла о чем-то обыденном, не о похоронах, где священник является одной из ключевых фигур печального ритуала.

Попадья жалобно посмотрела на Глеба, как побитая собака, словно прося пощады, и того от ее взгляда передернуло. «Выходит, мы, и правда, зря приехали, и Маня знала об этом наверняка, но меня в это не посвятила. Как об этом сказать Оле? Для нее это будет удар!»

– Разве ему не сообщили вчера, что Ульяна Павловна умерла и ее надо сопроводить в последний путь по христианскому обычаю? – неожиданно для себя грозным тоном поинтересовался Глеб у матушки.

У той скривилось лицо, будто она готова заплакать, и у нее на самом деле выступили на глазах слезы.

– Видимо, чрезвычайно важное дело вынудило отца Никодима отправиться в путь, забыв о своих обязанностях пастыря! – с сарказмом поддержала его Маня, словно до нее только сейчас дошло, чем чревато отсутствие священника. – Поясните нам, матушка Софья!

– На то воля Господня, и не нам его судить! – Попадья заплакала, перекрестилась и, неожиданно отступив на шаг назад, громко захлопнула перед ними дверь.

– До свидания, – насмешливо бросил Глеб двери, обитой черным дерматином. «Тьфу ты, черт, разве я желаю свидания с ней? Глаза б мои не видели ее вместе с батюшкой!»

Ничего им больше не оставалось, кроме как молча вернуться к автомобилю. Заведя двигатель, Глеб не выдержал и властно потребовал:

– Маня, вы можете мне объяснить, что здесь происходит?! Я к вам в село приезжаю не первый раз, всегда все было нормально, но сейчас творится, – он даже для убедительности обхватил голову руками, широко растопырив локти, – черт знает что!

– О чем вы? – невозмутимо поинтересовалась Маня, насмешливо глядя ему прямо в глаза, но он не отвел взгляда.

– У меня такое ощущение, что это не похороны, а какой-то балаган! Со мной странные вещи творились ночью, – признался Глеб и покраснел. – Вы заранее знали, что священник проигнорирует эти похороны. Попадья какая-то странная, – он, запнувшись, поискал подходящее слово, – словно пришибленная.

– Неужели заметно? – развеселилась Маня.

– Не только это странно, – разозлился Глеб, – но и… – Он запнулся, потеряв мысль.

– Необыкновенного человека хороним, даже удивительно, что все так спокойно, – не дождавшись продолжения, сказала Маня. – Обычно в таких случаях возникают небольшие природные катаклизмы: гром среди ясного неба, град величиной с куриное яйцо, ну и, конечно, молнии-шкодницы должны поджечь в селе сарай, а то и дом. А тут такой человек спокойно дух испустил, и черти никак не пытались этому препятствовать! Бывало, даже крыши домов сносило, а сейчас все спокойно. Похороны на носу, а тут даже жиденького дождичка нет, только небо хмурится уже два дня. Это очень плохо, не к добру! Видимо, ВСЕ ЭТО еще впереди! Поди знай, кого ОНО заденет.

– Вы это серьезно? – ошарашенно спросил Глеб.

– Серьезнее не бывает. Покойница была очень сильной колдуньей, ведьмой. Почему поп не явился на ее похороны? Как говорится, не бывает села без праведника и колдуна. Праведник, в силу своего сана, – это, конечно, отец Никодим, ну а колдунья… понятно кто. Месяцев шесть тому назад это было. Церкви в селе пока нет, только строится, а клуб у нас большой имеется, еще в застойные времена построили. В нем два зала: один побольше, второй – поменьше, и в этом маленьком сельсовет собирался школу бальных танцев открыть, дочка тогдашнего председателя сельсовета ими увлекалась. Школу не открыли – председателя хватил инфаркт, его дочка в город уехала, и зал оказался невостребованным. В этом зальчике отец Никодим службу стал править по выходным дням, соорудили там некое подобие иконостаса, деньги на церковь стал собирать. Понятное дело, батюшка заинтересован в том, чтобы прихожан у него было как можно больше. К Ульяне народ днем и ночью идет со своими проблемами, и решает их она не бесплатно. Наверное, отец Никодим решил, что уплывают к ней денежки, которые могли пойти на церковь. Ведь при хвори или чтобы защититься от неприятностей можно не к ведьме-знахарке идти, а к нему, и деньги на церковь жертвовать. Кто больше пожертвует на это богоугодное дело, к тому никакая хворь не пристанет, да и других проблем в жизни не будет. В одной из проповедей перед прихожанами отец Никодим заявил: на церковные службы не ходят и на строительство церкви не жертвуют ведьмы, колдуны и ими одураченные. Потому что все они боятся приобщиться к праведным делам, ведь, приди они сюда, их будет корчить и выворачивать, а если он еще святой водичкой их обрызгает, то и вообще огонь сожжет. Имя Ульяны не прозвучало, но всем было ясно, кого отец Никодим имел в виду. Вывод из этой проповеди был прост: кто к Ульяне обращается, тот прислужник ведьмы и сатаны.

Ульяне доброжелатели все это передали, еще и кое-что присочинили. Ульяна и в самом деле на службу не ходила, деньги на строящуюся церковь не жертвовала. Явилась она как-то на воскресную службу, да такая кроткая! Бросила мелочишку в ящик для пожертвований на строительство Божьего храма в селе. После службы прямо к отцу Никодиму поспешила – мол, хочет исповедоваться. Тот, не чувствуя подвоха, подумал, что испугалась Ульяна его, решила смириться. Отошел с ней в уголок, набросил на голову платок и давай ее исповедовать. А люди, увидев, что Ульяна исповедуется, не расходятся, трутся рядом – любопытно послушать, в каких страшных колдовских делах она покается. «Грешна?» – спрашивает отец Никодим ее тихо. «Грешна», – отвечает она громко. «В чем грешна?» «А в том, что на службу пришла, которую правит большой грешник! Ведь ты, Никодим, любишь потискать молодых девчат. Дуняше вон мне пришлось срывать беременность на втором месяце, с попадьей своей не спишь, холодная она у тебя».

Все вокруг так и покатились со смеху. Батюшка покраснел и как закричит: «Изыди, сатана!»

Она, улыбаясь, посоветовала: «Попробуй святой водичкой, которая огнем жжет!»

Тот стал красный как рак и бросился вон. А она еще больше масла в огонь подлила: «Не знаю даже, что раньше появится: дом и автомобиль у отца Никодима или церковь? Недавно, правда, слышала, что видели его в Киеве, слонялся по автосалонам, что-то там присматривал, наверное, вскоре этим самым и разродится».

Почти месяц после той службы хворал отец Никодим, а строительство церкви значительно ускорилось, до Рождества должны закончить. Он по-прежнему живет в квартире, которую выделило ему правление колхоза. Вот нескладуха, оговорилась я – аграрное акционерное общество, так оно теперь называется.

– А попадья что? – брякнул Глеб.

– Правильно разумеешь, Глебушка, мужик стерпит и постепенно отойдет, а женщина не простит и отомстит. Давай, поехали помаленьку, расскажу про попадью.

Автомобиль заворчал, как обиженный пес, и тронулся, подпрыгивая на ухабах и дребезжа внутренностями. «Доконаю я машину на этих дорогах!» Глеб в сердцах сплюнул.

– На той службе попадья тоже была и видела, как опозорился ее муж. Больше всего ее задело не то, что он с молоденькими девчонками якшается, а то, что Ульяна прилюдно обозвала ее холодной. Знала, что людская молва обсосет и разнесет каждое брошенное ею слово, осрамит на веки вечные, – продолжила Маня. – Решила отомстить Ульяне ее же оружием – нет, не словом, а колдовством.

У Глеба в голове не укладывалось все это – ведьмы, колдовство считались здесь чем-то обыденным, само собой разумеющимся, это не требовало доказательств. Просто верили в существование всего этого, и все.