Майкл Маршалл - Один из нас

Майкл Маршалл

Один из нас

Трейси, сестре и другу, а также всем, кто стал невидимым, – Сью, Пегги, Бетти, Клэрис и Мейбл

Michael Marshall Smith

One of Us

© Copyright 1998 by Michael Marshall Smith»

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Нику Ройлу, который с самого начала был рядом, одаривая дружбой, вдохновляя и странно попискивая;

Моим агентам – Ральфу Вичинанце, Нику Марстону, Бобу Букману, Карадоку Кингу, Линде Шонесси и Лизе Ивли – за отличную работу, проделанную ради меня;

Джейн Джонсон, Джиму Рикардсу, Стюарту Проффиту, Кейт Мициак, Ните Таублиб и Дейву Хайбургеру; Алистеру Джайлзу, Сьюзан Коркордан, Джеку Томасу, Фионе Макинтош и «Битвокс»; Давиду Бэддиелу; Ариель и ребятам в Динсгейте; BFS[1]; Эллен Датлоу и Эду Брайанту; Колину Уилсону[2] за влияние на меня с давних времен и Эрику Бразилиану[3] за песню;

Тиму и Сьюзи – и не только за присмотр за кошками; Говарду за постепенное разрушение нашего дома; Саре, Рэнди, Питу, Дане, Крису, Лоррейн – и лондонским «главным подозреваемым»;

Адаму Саймону – за умение видеть невидимое лучше, чем большинство;

Стиву Джонсу за тестирование на работоспособность время от времени;

Дону Джонсону и Чичу Марину[4] за компанию в долгие темные ночи английской весны;

Конечно, Поле – за то, что она моя истинная жизнь;

И моим родителям с любовью.

Невидимое является тайным дубликатом видимого.

Пролог

Ночь. Перекресток в богом забытом районе Лос-Анджелеса. Никогда здесь не бывал и совершенно не жалею. Просто две дороги, широкие и прямые, уныло ведущие в четыре конца мира – туда, где ничуть не лучше, через места, где, скорее всего, еще хуже.

На каждом углу в тумане ютятся смертельно оцепеневшие, абсолютно немые здания. Кажется, они растут на тебя, как зловещая мультяшная деревня, но это обман зрения. Двухэтажные бетонные коробки не настолько угрожающи. Им это не свойственно. Здесь город выглядит как пустая координатная сетка: его строения настолько малы в сравнении с незастроенными площадями, будто то, чего нет, гораздо реальнее того, что видишь.

На пороге круглосуточного винного магазина дрожит предсмертной дрожью скукоженная собака. Свет внутри так насыщенно желт, что фигура продавца, спящего за прилавком, точно плавает в растворе формальдегида. В юности женщина наверняка помогла бы псу. Сейчас у нее уже нет сил о нем позаботиться. Желание помогать давно увяло, скрылось глубоко внутри – да и животное все равно умрет.

Не знаю, сколько мы ждем, стоя в тени подъезда и кутаясь в дорогое пальто. Она за это время выкурила уже полпачки «Кимз» – но курит быстрее среднего, а часов не носит. Такое ощущение, что этот угол на задворках – единственное, что я когда-либо видел и когда-нибудь увижу; время здесь остановилось и не находит веских причин возобновить ход.

От далекого фонового шума отслаивается звук едущего автомобиля и вторгается в наш мирок. Она поднимает глаза, видит мелькание фар в начале улицы, слышит шелест шин по асфальту и рокот двигателя, довольного своей работой. Мы наблюдаем, как подъезжает машина. Сердце женщины бьется медленно, сознание холодно и глухо. То, что она чувствует, даже не ненависть – не сейчас и никогда больше. Когда опухоль отчаяния становится больше пожираемого тела, оно все время слышит ее рост. Женщина перестала сопротивляться своему несчастью. Все, что ей нужно, – немного покоя.

Машина останавливается в тридцати ярдах[6], рядом с домом, номер которого она пыталась выяснить два месяца и за который ей в конце концов пришлось заплатить хакеру. Мотор замолкает. И вот сквозь грязное лобовое стекло она мельком видит лицо водителя. Его вид не производит никакого впечатления, не вызывает эмоций. Мы лишь чувствуем себя совсем старыми и измученными.

Он тянется к пачке сигарет на приборной панели – на это уходит целая вечность. Я не уверен, что он делает именно это, но она уверена. Все это важно для нее, отношения с этим человеком слишком сложны, и я не берусь их понять. Она спокойна, мысли копошатся так тихо, что их как будто нет, однако биение сердца учащается, и когда он наконец открывает дверь и выходит из машины, мы направляемся к нему.

Сначала он не замечает: возится с ключами. Она останавливается в нескольких ярдах от мужчины, и тот поднимает на нее мутные глаза. Возможно, пьян, но она так не думает. Всегда слишком хорошо владел собой, чтобы позволить себе напиться. Наверное, устал и не считает нужным скрывать, когда никто не видит. Старше и седее, чем она ожидала. А вот глаза со слегка нависающими веками не изменились. На вид лет пятьдесят, элегантен и немного печален. Не узнает, но все же улыбается. Улыбка приятная – в былые годы была, пожалуй, и вовсе неотразима, но это в прошлом.

Теперь появляется еще одна машина, приближается по другой дороге. Я не сразу ее замечаю, а женщина вообще не обращает внимания. Она в ожидании смотрит на мужчину. Вежливой улыбки недостаточно. Мы хотим, чтобы он узнал нас. Связь действует в обоих направлениях, и в одиночку разорвать ее она не в состоянии.

– Помочь? – наконец спрашивает он, глядя на нее. Стоит около машины напротив нас. Не испуган – нет причин пугаться, – однако уже начинает понимать, что встреча совсем не случайна. Видит только худенькую женщину в дорогом пальто. Но что-то в нас начинает его тревожить и напоминает о прошлом.

– Привет, Рэй, – произносит она и замолкает, дав время вспомнить.

Может быть, что-то в ее лице кажется ему знакомым, и он вспоминает о давно прошедших временах. Глаза широко открываются. Потом уверенность отчасти возвращается, и лицо вновь становится расслабленным. Воплощение надежности. Какое-то время они молча смотрят друг на друга, а я в это время полностью сосредотачиваюсь на второй машине. Я знаю, она приближается – большая, серебристая, быстрая.

– Лора, да? – все-таки спрашивает Рэй. Имя вспоминает мгновенно. А может, и не забывал, как она не забывала его. Мужчина кивает. – Да, это ты.

Издав короткий смущенный смешок, засовывает в рот сигарету.

– Никогда не забываю лиц, – щелкает зажигалкой и подносит ее к лицу. Левое веко медленно опускается – он подмигивает.

И возвращает в далекое детство, на площадку, где по-прежнему качаются качели. Столько лет прошло, а они качаются, будто мы только что с них слезли. Это предел.

Первая пуля попадает ему прямо в левый глаз, затылок взрывается фонтаном мерзости. Он пытается отступить, но следующая пуля попадает в пах, еще одна разрывает горло. А потом он падает на землю, ноги непроизвольно дергаются, а мы стоим и смотрим на него.

Пес наблюдает со своего пятачка возле стены, но у него достаточно своих проблем – да и Рэй все равно умрет.

Она не перестает стрелять, пока в пистолете не заканчиваются патроны. К этому времени тело не шевелится, выше шеи не пойми что. Только почти не тронутая сигарета продолжает торчать между губ: те словно только что извлечены из контейнера для анатомических отходов. Вот так, решает она.

Я засовываю руку в карман и достаю еще обойму. У нее сильно дрожат руки, и вроде бы она уже понимает, что сорвалась. И пока кое-как перезаряжает пистолет, до ее ушей наконец доносится звук приближающейся машины. Она резко поднимает голову.

Я сразу осознаю, что это не полиция, что я где-то видел эту машину. А Лора не осознает. Она ничего не может сообразить. Ее сознание слишком пусто, чтобы принять какое-то решение, поэтому решение принимает тело.

Мы делаем шаг назад, спотыкаемся и роняем пистолет. Потом поворачиваемся и бежим. Ждем смерти и не понимаем, почему она не приходит.

На мгновение обернувшись, мы видим, как машина останавливается посередине перекрестка. Двери открываются, две фигуры подходят к трупу Рэя. Мужчины одинакового роста, одеты в похожие светло-серые костюмы, и глаза их не предвещают ничего хорошего.

Один из них поднимает пистолет Лоры.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!!! – кричит другой. Голос такой мощный и глубокий, что я удивляюсь, как близлежащие здания не рассыпались. Он поворачивается в нашу сторону, свет уличного фонаря у него за головой образует подобие нимба из желтого света.

Мы исчезаем за углом прежде, чем он успевает нас рассмотреть, и продолжаем бежать до тех пор, пока не растворяемся в темноте.

Часть первая

«Снохран»

Глава 1

Я сидел в одном из баров Энсенады[7], поглощал теплое пиво и напоминал себе, что никого не убивал. Тут меня и достал мелкий ублюдок будильник.

«Хуссонз» был забит под завязку, шум здесь стоял адский, и не только потому, что все слишком громко разговаривали. Два местных агробарона явились, чтобы отметить какую-то сделку – вполне возможно, слияние семейств, связанных выращиванием люцерны[8]. К ним присоседился, и похоже, на всю ночь, мариачи[9]-оркестр из восьми музыкантов. В остальном бар представлял собой картину Джексона Поллока[10] в местной гамме: жуликоватые фотографы пытались развести туристов на съемку, экспаты[11] с дубленой кожей осматривали помещение, как оскорбленные филины, мексиканцы с заслуживающей уважения серьезностью накачивались спиртным. Заведение выглядело так, будто его обставили лет сорок назад, держа в голове наиболее характерные особенности стиля Дикого Запада: грязные полы, стены, выкрашенные табачным налетом, стулья, украденные из близлежащей церкви. Единственным намеком на дизайнерское решение были развешанные по стенам выцветшие изображения бывших барменов, известных алкашей и прочих местных знаменитостей. Одно из этих изображений уже валялось на полу – урон был причинен бутылкой, брошенной недовольным пьяницей. Короче говоря, еще чуть-чуть, и воцарится хаос.