Александр Рогинский - Мысль изреченная

Александр Рогинский

Мысль изреченная

Дело в том, что в последнее время Полина начала писать докторскую диссертацию «Мысль – как средство общения».

– Ты что, здорово ударилась? Мысль не есть средство общения, а всего лишь – проявление индивидуальности. От мыслей войны, болезни, разруха…

Жена даже не моргнула в мою сторону.

– Да мысль вообще неизвестно что такое, – окончательно разнервничался я. – Скорее, это поиск необходимых вибраций.

Ученые поговаривают, что мысль приходит к нам извне, с помощью ее нами руководят. Если в этом смысле – общение?

Я потряс головой от напряжения.

Сливовые глаза пристально смотрели на меня.

– Ты же знаешь, – не мог угомониться я, – мы уже давно с тобой мыслим на одной частоте и прекрасно обходимся без языка. Твои мысли в моем полном распоряжении – добивал я будущего доктора наук.

Сливовые глаза смотрели на меня утомленно.

– Твои мысли для меня – открытая книга. И связи эти очень прочные – на биологическом уровне, а не то, что ты думаешь.

Тут ничего нового нет. Когда люди живут вместе долгое время, поля у них срастаются, в результате ты читаешь мои мысли, я – твои.

Сливовые глаза затуманились.

Полина писатель-психолог. Она учит молодых девушек всех возрастов как правильно влюбляться, искать себе партнера и даже какие психологически правильные слова произносить в известные моменты любви.

Когда я прочитал первую ее книгу (а это было еще до свадьбы), спросил:

– Ты это все сама прошла?

– У меня достаточно трезвая голова, чтобы не писать лжи, – ответила она скромно.

На этом месте Полина выставила свои сливовые глаза во всей красе и покровительственно улыбнулась.

Иногда мне хотелось послать все к чертовой матери и вернуться в детство, когда внутри меня никого не было.

Вру, там всегда кто-то был. Мать постоянно говорила: я знаю, что ты задумал. А отец поднимал меня в воздух и вертел там, приговаривая:

– Сейчас я вытрясу из тебя все твои хитрости.

Это было так интересно, я так любил отца в такие мгновения!

А еще были учителя, которые копались во мне, как в хорошо знакомом приемнике.

Наш физик, например, говорил, что у меня все лампочки перегорели, потому я и живу в сплошной темноте. Мне просто необходимо, утверждал он, немедленно заняться физическими упражнениями, чтобы лучше изучить предмет, который он преподавал.

Что уж говорить об университете, где я учился на юридическом – самом занудном – факультете. На первой же лекции профессор Зотов, едва взглянув на меня, произнес:

– Немедленно перестаньте себя сочинять.

Глупый профессор, мы все выдумываем себя и занимаемся этим всю жизнь.

Она была одной из жертв, попавших в мои паучьи сети.

Я так и представлял себе, как медленная Полина заплыла в них, с удовольствием вращая сливовыми глазами.

Мы так крепко влюбились друг в друга, что долго не могли выйти из этого состояния, нормально начать обсуждать обычные вещи, к примеру, когда купить приличный диван.

Наша мебель требовала решительного пересмотра. После смерти матери мы жили в ее квартире, мебель оставили до времени, когда сумеем заработать на лучшую.

Цель отодвигалась в связи с ухудшением материального состояния. С каждым днем мы теряли надежду избавиться от горба, делящего наш одр на две части. Я хотел убрать горб, но он оказался пружиной, сделанной из корпусной стали. Оставалось ложиться ближе к кромке.

Полина была недовольна. Получалось, мы постоянно преодолевали горные хребты, в то время, как нам полагалось заниматься совсем другими делами.

Полина была хорошей женой. Она ничего особенного не требовала, кроме известных вещей, а по утрам варила клецки с кофе.

Прекрасный завтрак. Когда у нас не оставалось денег, мы просто улыбались и ложились.

Следователем (после окончания университета меня направили в районную прокуратуру) я пока не хотел быть, а писатель из меня категорически не хотел получаться, а Полина уже пошла работать.

Мне стало стыдно, но я не мог преодолеть свою исключительность, ведь я еще умел читать мысли.

Что с этим добром делать, я не знал. Не идти же в милицию и предлагать свои услуги в поимке преступников.

Мы, конечно, могли с Полиной устраивать свой лохотрон. Уверен, наши концерты имели бы успех – человек любит подсматривать чужую жизнь.

Правда, однажды я потерпел крупное поражение. Ехал в метро, мне понравилась девушка, читающая электронную книгу. Я сосредоточился на ней, начал залезать в ее мозг. Ничего не добился, кроме того, что она оправила свою «минюшку», прикрыв прекрасные коленки уродливой сумкой.

Я много раз пытался повторить опыт, влезая в чужую ауру. Иногда мне удавалось это сделать. Очевидно, аура была податливой, впускала в себя кого ни лень. Так что я туда попадал на общих основаниях.

Но так слышать мысли, как я слышал Полинины – не удавалось.

А сообщить Полине я хотел вот что. Я открываю совместное предприятие вместе с Володей Окуневым, моим школьным другом. Володя стал классным специалистом по производству гаджетов. К тому же на данный период он был полноправным гражданином другой страны.

В Польше он имел успех, но ему не хватало рынка. Он нашел меня.

Окунев уехал в Польшу, не мог ужиться с отцом. Тот хотел, чтобы единственный сын занимался тем же, чем и он – историей литературы.

А Володя спал и видел приборы, которые собирался изобретать и ставить на службу человечеству.

Приборы наши сообщники. Наука без них – как без рук. Элементарную бактерию не увидишь.

Человечество потому и прогрессирует, что получает в свое распоряжение все большее количество совершенных приборов и электроники. По сути – протезов.

Что мы можем без очков, микроскопов, радиотелескопов и прочей аппаратуры, которая помогает лучше видеть, слышать, получать из недр космоса и земли нужную информацию?

Окунев сначала сделал длиннофокусные очки, в которых можно было менять расстояние и радовать глаз разнообразием планов. Затем – тренажер памяти… И вот теперь прибор для чтения мыслей на расстоянии.

Полина ждала меня.

– Ты, конечно, все знаешь, – обреченно сказал я, обняв ее.

– Не все, но кое-что. Ты хочешь связаться с этим бывшим нашим, как его, Окунем, кажется. Это я усекла. Валяй дальше.

Я балдел от своего рассказа, так все ловко получалось.

Мы с Окуневым идем впереди технического прогресса, очередь на наши приборы достигла ошеломительной цифры.

На этом месте Полина тормозит.

– Куда суешься, ты разве что-то смыслишь в приборной технике? Да ты электричества боишься, лампочку вкрутить не можешь.

Было такое: перегорела лампочка в самый неподходящий момент (мы занимались с Полиной английским). Я пошел вкручивать новую, в результате произошло замыкание с искрами.

Окунев явился в девять утра, когда я только закончил завтрак.

– Это ты, оказывается, – произнес я самую нелепую из всех нелепых фраз.

– Похоже, – жизнерадостно улыбнулся Окунев.

– Ну и хорошо, – довольно сказал я. – Идем, познакомлю тебя с моей.

– А кто она по специальности?

– Очень тонкий психолог, но ты этого не заметишь.

– Повезло ж тебе, – сказал занудным голосом мой школьный друг.

Из кухни выплыла Полина с теплым платком на плечах, что состарило ее лет на десять. Я, было, возмутился такой непрезентабельностью, а потом вспомнил, что нас ведь не предупреждали. Если и останется недовольным внешним видом жены мой школьный товарищ, то пусть катится.

– Вы тот самый польский изобретатель приборчиков Окунев?

– Тот самый и немного уже другой. Во-первых, я здорово подрос, – пристально смотрел в сливовые глаза Полины Окунев, – во-вторых, мое мышление и способы познания жизни претерпели большую эволюцию.

– Ты не пугайся, – прервал я околонаучное своего школьного товарища, – это он работает на твое кандидатское звание, чтобы показать, что и он не лыком шит. Правильно я говорю, Окунь?

Я применил прозвище только для того, чтобы сбить напряженное состояние, возникшее при скрещивании трех полей.

– Ты словно читаешь мои мысли. Я приехал, чтобы мы наладили производство лучшего, что создала моя фирма, – сказал стыдливо Окунев и уселся на беспризорно стоящий посреди гостиной стул.

Теперь получалось, что он сидел, а мы стояли кругом. Окунев глупо улыбался, а я подошел к нему и хлопнул неестественно сильно по плечу, неожиданно выбив из бывалого пиджачка облачко пыли.

Все уставились на облачко, которое быстро растаяло.

– Ты думаешь о совершенно глупых вещах, – остановилась подле меня Полина.

Володя уставился на нас несколько отстраненно.

– Видишь, тебе придется привыкать, у нас тут такие тесные отношения, что мы можем разговаривать при всех…молча. Поэтому она мне и ответила, что я подумал кое о чем.