Мы лучше-3. Обман развития - Никита Владимирович Чирков Страница 10

Этот вопрос удивил его не с точки зрения любопытства стороннего человека, а из-за отсутствия даже мысли об этом. Не зная, что ответить, он стал задаваться вопросами о себе и том, что же все-таки делать.

– Меня зовут Роза, а это Клара. А тебя?

Он поднял голову и посмотрел на нее странно, словно удивленный тому, что она все еще тут. Но лицо Розы выражало лишь заботу и сопереживание.

– Данакт. – Он знает это имя, но не помнит откуда, так что, впервые его произнеся, вполне ожидаемо ощутил некую инородность.

– А где твоя мама?

Данакт не знал, что ответить. Вопрос этот запустил новые мысли, заставляя наконец-то замечать отсутствующие куски в его жизни.

– У всех есть мама. Уверена, она тебя любит, где бы она ни была. Прятаться в тени не обязательно, я ничего плохо тебе не сделаю. Я хочу помочь. Помочь так же, как другие люди помогают мне, – так и только так стоит жить, заботясь друг о друге. Я могу лишь предложить, но решать тебе.

– О чем вы говорите? – с трудом вымолвил Данакт.

– Я же говорила, что есть фонд помощи таким людям, как… как мы с тобой. Одиноким, тем, кому нужна помощь. Еда, жилье, работа – все это обеспечат на первое время, более того, я смогу помочь тебе найти твою маму. У нас много подростков и детей. Сколько тебе лет? – Данакт вновь не знал, что ответить. – Я вижу, что ты еще слишком юн, чтобы быть на улице, на этом холоде, один. – И вновь он удивился, впервые задумавшись о таком понятии, как холод. – Ты помог мне, а я помогу тебе. Перед тем как ты нашел меня, я позвонила своему куратору, он должен уже приехать, и мы…

– Извините, но я не пойду. Спасибо вам большое за предложение, но… будет лучше, если я пока останусь один.

Роза скромно улыбнулась, видя поникшее состояние Данакта, все так же сидевшего в тени. Она хотела сказать что-то еще, как-то приободрить мальчика – но прекрасно понимала неуместность упрямства. Чуть подумав, она достала из кармана куртки визитку и протянула ему.

– Здесь мой контакт, это работает как ссылка или номер телефона. – Данакт аккуратно взял карточку правой рукой и стал рассматривать. – Если тебе понадобится помощь, то обязательно обращайся. Слышишь, не бойся и не стесняйся! Мы поможем, чем сможем. Ты не одинок.

А дальше все произошло совсем неподконтрольно его вниманию: Роза поблагодарила его за добрый поступок, направилась к импровизированному лазу и покинула эту стройку так быстро, словно ее тут и не было. Одинокий Данакт пробирался через дебри колких мыслей обо всем и сразу, лишь бы найти ответ на вопрос: почему он не пошел с ней? Ведь она права: он одинок, не знает ничего о том, где его родители, да и живы ли они, не говоря уже о том, в каком он странном изуродованном состоянии, да еще и не чувствует холода, в отличие от жгучей боли при половине своих движений. Растерянность поглотила его настолько жадно, насколько ему захотелось тут же и умереть: забившийся в угол, несчастный и жалкий, он всецело осознавал себя самым бесполезным и ненужным существом в этом страшном большом мире. Но в этот кризисный момент случилось нечто странное, лишившее все ранние мысли трагического оттенка, – ему стало плохо. Невыносимые мучения по всему телу, начиная от головы и заканчивая конечностями, словно некая сила выворачивала его наизнанку, желая вырвать самые последние крупицы надежды. Нет возможности кричать, даже вздох становится роскошью, когда все мышцы сводит разом, превращая его в сгусток чего-то страшного, способного заставить любого чуждого зрителя убежать в панике. Происхождение этого кажущегося наказанием мучения не имело источника ровно до того момента, пока процесс резко не прекратился, оставив лишь свободу воли дыханию, зрению и слуху. Никогда еще прохладный воздух не был таким приятным для легких, как и вид старых двадцатиэтажных зданий за границей стройки не привлекал своей детальностью, превращая облегчение после страшных мук в лучший момент жизни Данакта.

– Не знаю, с чего начать. – Неизвестный ему голос заговорил, а он и не понимал откуда, голову не повернуть, а ламп рядом нет, все-таки уже ночь, так что это может быть кто угодно в каком-то метре от него. – Наверное, стоит попросить тебя сохранять спокойствие. То, что сейчас с тобой происходит, – этот паралич, насколько я могу судить, временный. Некий защитный механизм, если я не ошибаюсь, на мое вмешательство. А поверь, мне потребовалось очень много времени и ресурсов, чтобы найти тебя. Меня зовут Бенджамин Хилл, и это меня ты видел, когда убегал из подпольной лаборатории. И да, я сейчас говорю в твоей голове, потому что кто-то и зачем-то внес в твой мозг, как и во все тело, имплантаты, превратив тебя в… ну, частично ты человек. Видимо, что-то сработало или ты сам включил открытый канал передачи данных, который уловили спутники под моим контролем. У меня нет доступа к твоей памяти и общей системе, я лишь смог подключиться к общему каналу связи, но он, опять же, явно не просто так встроен.

– Что… – Ожидаемо Данакт был испуган, но чем больше он думал, тем легче получалось принять это странное знакомство. Возможно, на это повлияло его одиночество, подталкивая на любой доступный ему контакт. Решать, в какую истину верить, ему сейчас не хотелось по единственной причине: возможно, Бенджамин – единственный шанс узнать правду о себе. – Что вам нужно от меня? – Говорить было трудно, но с каждой секундой контроль над телом возвращался, и еще до ответа на вопрос Данакт уже начал подниматься с пола.

– Я не должен был тебя тогда отпускать. Тебе была нужна помощь, а я… Моя ошибка сделала для тебя последние два дня невыносимыми, и я хочу это исправить.

Данакт молчал не из-за упрямства или страха, а простого непонимания сути открывшихся возможностей что-то требовать или же задать важные для него вопросы.

– Где мои родители? – чуть ли не жалостливо, как крик о помощи, вырвалось из него громче ожидаемого.

– Мы найдем их вместе, обещаю. Но сейчас, пока есть время, тебе надо…

– Нет! – Этот вопрос стал сердцевиной его самосознания, запустив дружеское соревнование между отчаянием и упрямством, то ли воссоздавая, то ли изобретая на ходу первые