Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина Страница 11

Он придавил этот лист ладонью и долго стоял, прислушиваясь к чему-то кроме.

— Нет, — сказал он. — Кровь не пустит.

— Вы обещали.

— Взглянуть, — голос у иль-ши был тягучий. В нем Анне слышалось дыхание ветра, того осеннего, коварно теплого, который заставляет поверить, что лето еще продлится. — Я смотрел. Мне жаль. Хорошая женщина. Плохая кровь.

Его пальцы скользнули по шее.

— Дар, — сказал шаман, наклоняясь к этой шее, и холодные губы его обожгли кожу. — Ты не умрешь… не вижу смерти. Не сейчас. Ты сможешь слышать…

Этот чуждый поцелуй, заставивший сестер милосердия — а тогда Анну не оставляли наедине с собой ни на минуту — отвернуться, долго еще ощущался на коже. Он был подобен клейму.

Но иль-ши, сколь она знала, — а позже, получив возможность двигаться, она позволила своему любопытству ожить и отыскала все, что писали о радужном народе — не бросают свою кровь. Даже ту, которая сильно разбавлена чужой.

Полукровки редкость.

Иль-ши не считают людей красивыми. Да и люди…

Мальчишка ел, склонившись над коробкой, выставив острые локти, то и дело озираясь, будто зная, что стоит расслабиться хоть на мгновенье, и еду отберут.

…Анна и вправду научилась слышать ветер.

Пожалуй, именно этот дар и сделал ее невыносимую жизнь чуточку более… выносимой? Ветер прилетал осенью, рассказывая о городе и людях.

О старых вязах на окраине, которые не спешили расставаться с листвой.

И о пруде, чьи воды невероятно тяжелы, неподъемны.

Ветер приносил дымы и запахи осеннего сада, он перебирал ароматы людей, выплетая удивительные истории. И исчезал, отступая перед зимой.

…у иль-ши волосы рыжие, всех оттенков осенней листвы. А мальчишка седой.

Кахри?

Дети зимы? Они обретаются где-то на далеком севере и держатся обособленно. О них известно лишь, что людям в своих владениях они не рады. И тот единственный раз, когда Его императорское Величество, ныне покойное, попытались установить на территории кахри имперские порядки, закончился весьма печально…

…а есть еще говорящие-с-водой и зеленоволосые вельди с заповедным их лесом, куда заказан путь смертным. Впрочем, и они смертны, что бы там ни говорили.

— Сука, — сказал мальчишка, облизывая пальцы, когти его прорвали перчатки. — Тварь.

— Кто?

— Вкусно.

— Я рада, что тебе понравилось. Посидишь?

Ветер не всегда откликался на зов Анны, тем более в последние года она почти и не говорила с ним. Но сейчас, стоило потянуться, и он обнял, коснулся волос, лизнул щеку предвестником холода.

…ветер говорит не только с Анной. И быть может, он найдет того, чье имя ей было неизвестно, но она прекрасно запомнила его запах.

Мальчишка застыл.

И острые уши его дрогнули.

— Блядь, — он прижался к столу, но ветер уже коснулся макушки, заставив его замереть. Кажется, он и дышать-то боялся.

— Он не причинит вреда.

Просто взглянет.

Украдет толику запаха, того исходного, который свойственен любому живому существу, и отнесет… и быть может, в этом совершенно нет смысла, но почему бы и нет?

Ветер зазвенел полевыми колокольчиками.

Он шептал о дальнем луге и пчелах, которые его заполонили. О реке. И лесе. О солнце, что с каждым днем разгоралось все ярче и ярче.

— Хо-р-ро-шо, — мальчишка прикрыл глаза и качнулся, и ветер ласковым зверем потерся о шею его. — Нра-а-вится…

А когда ветер исчез, мальчишка взглянул на Анну.

— Анна, — она коснулась груди.

— Сдохнешь.

— Да. К сожалению. Как тебя зовут?

Он молчал.

Смотрел и молчал. И держался обеими руками за коробку с печеньем.

— Если хочешь, забери себе.

Он задумался, но покачал головой. Вздохнул.

— Заберут.

— Кто?

— Суки.

Что ж, следовало признать, что словарный запас мальчика оставлял желать лучшего.

— Тогда… оставь здесь. Здесь никто не заберет. А забор тебе, как понимаю, не преграда. Идем, — Анна поднялась и не сдержала стона. Ветер был всем хорош, но вот проклятье его недолюбливало. А может, не в нем дело, но в том, что сила амулета почти иссякла.

Ничего.

До оранжереи она дойдет.

И мальчишка беззвучно выскользнул из-за стола. Он двигался медленно, сгорбившись, почти касаясь руками земли. И уши подрагивали, выдавая напряжение.

— Здесь немного… жарко.

И влажно.

Влага собиралась каплями на огромных листьях монстеры, она стекала по воздушным корням, уходя в подстилку из разросшегося мха. Из него поднимались тонкие плети ванили.

Мальчишка замер.

— Не бойся, это просто растения. Смотри, — Анна присела у кривоватой коряги. — Видишь? Это дримода. Ее привезли мне с юга, она совсем крошечная. И цветки у нее похожи на насекомых. А вот здесь драконья орхидея. Не знаю, почему ее так назвали, но… видишь? Она почти черная.

Он сделал первый шаг.

— Только, пожалуйста, сдерживай силу. Здесь не все любят темную.

Впрочем, к хрупким анемонам, которым достался дальний угол, Анна его не поведет. Ее цель — кружевной столик, скрытый под пологом той же ванили. Разрослась она просто неимоверно, и где-то в глубине уже виднелись шары бутонов.

В нынешнем году цветение обещало быть особенно пышным.

— Вот, — Анна поставила банку с печеньем на столик. — Оно будет здесь. Приходи, когда захочешь. Дверь в оранжерею я не закрываю, но… дашь мне руку?

Он колебался недолго.

Протянул.

И Анна коснулась прохладной кожи, закрыла глаза, призывая сеть сторожевых заклятий. Они откликнулись не сразу, впрочем, эта конструкция изначально отличалась некоторой медлительностью.

…Никанор хотел и на дом установить подобную, но Анна отказалась.

К чему ей?

— Теперь тебя запомнят, — магия скользнула по мальчишке, снимая отпечаток тонкого тела, и отступила, успокоилась. — Тебя пустят. Но пока лишь тебя.

Он кивнул.

И выдернув руку отступил.

— Это ананас, — Анна указала на невзрачного вида куст. — Мне интересно было, получится его укоренить или нет. Как видишь, получилось, но что с ним делать дальше, я не знаю. А вот это, видишь? Сидит в камнях? Это опунция. Трогать не стоит, она лишь выглядит милой, но на самом деле эти бархатистые пятна — колючки. Стоит прикоснуться, и они вопьются в кожу… нет.

Ей удалось перехватить руку.

— Дрянь.

— Не дрянь. Она просто защищается. И тебе ничего не грозит, если ты не будешь ее трогать.

Кажется, мальчишку она не убедила.

— Не обижай их. Здесь много разных растений. Хочешь, я покажу тебе ледяную лилию? Она растет на краю мира. Говоря по правде, ко мне она попала случайно.

Мысль вдруг показалось удачной.

Если он и вправду из кахри… то это ничего не значит. Мальчик долго жил среди людей, правда, похоже, что жизнь эта была не слишком приятной.

— Здесь несколько секторов. Ближе к двери — тропический. Я держу здесь растения, которым нужны тепло, солнце и повышенная влажность. Он занимает больше половины оранжереи. Внутри сектор разбит на несколько зон. Далеко не всем нужны одинаковые условия. К примеру, та же опунция требует в разы меньше влаги, чем ваниль…

Вдоль дорожки разросся белотравник. Тонкие полупрозрачные стебельки его казались стеклянными. И мальчишка присел, разглядывая их.

— Я продаю его целителям. Он входит в состав многих зелий. Не смотри, что невзрачный, но он способен остановить кровь, унять жар, зарастить рану. С ним делают мази, спасающие от многих кожных болезней…

— А ты?

— К сожалению, мне травы не помогут, — Анна погладила живой побег визейской лианы, который доверчиво лег на плечо. — Но это не значит, что они не помогут другим.

— Насрать.

— Тебе говорили, что ругаться плохо?

— Глеб.

Стало быть, говорили.

— Он твой наставник?

— Не тварь.

Что ж, это могло, пожалуй, считаться комплиментом.

— А твои родители?

— Сдохли. Давно. Не знать, — мальчишка поморщился и, ткнув себя пальцем в грудь, сказал. — Арвис. Не трогать твое.