Призрак мадам Кроул - Джозеф Шеридан Ле Фаню Страница 11

Завершив свой странный обход, собака вернулась к хозяину и снова принялась ластиться, сев у его ног.

Теперь, когда первый испуг Чарльза прошел, чувство отвращения и страха начало утихать. Он почти упрекнул себя за то, что отплатил бедному одинокому животному за привязанность антипатией, которую тот на самом деле ничем не заслужил.

Чарльз ринулся прочь из комнаты, и собака побежала за ним вниз по лестнице. Как ни странно, вид этого зверя после первого приступа неприязни успокоил Марстона. В его глазах пес снова стал преданным, добродушным и, по-видимому, самым обычным.

К вечеру сквайр решил избрать средний путь: не сообщать брату о своем открытии, но и не уничтожать документ. Он знал, что никогда не женится – время, когда это было возможно, уже прошло. Так что он мог оставить после себя письмо, в котором рассказал бы о найденном документе. Письмо можно будет адресовать единственному из указанных в нем попечителей, оставшихся в живых. Тот наверняка уже и забыл бы об этом деле. Так Чарли обеспечил бы себе дальнейшее пребывание хозяином дома и сделал бы так, чтобы все было исправлено после его смерти. Разве это не справедливо? Во всяком случае, это вполне удовлетворяло то, что Марстон называл своей совестью, и он подумал, что это чертовски хороший компромисс для его брата.

На закате Чарльз отправился на свою обычную прогулку.

Когда он возвращался в сгущающихся сумерках, собака, как обычно сопровождавшая его, вдруг начала особенно резво и дико скакать и бегать вокруг – так же, как в первый раз, когда Чарльз ее встретил. Она носилась с бешеной скоростью, опустив большую голову к передним лапам. Ее возбуждение все росло, круги сужались, а непрерывное рычание становилось все громче и яростнее. В конце концов ее хозяин остановился и крепко сжал трость, потому что зловещие глаза и оскал зверя выглядели слишком угрожающе. Сквайр заметался, отмахиваясь от разошедшегося пса. Тщетно пытаясь ударить бульдога тростью, Чарльз так устал, что почти отчаялся его отогнать. Но вдруг собака резко остановилась и подползла к ногам хозяина, покорно припадая к земле.

Более извиняющегося и униженного пса трудно себе представить. И когда Марстон нанес ему пару сильных ударов тростью, тот лишь заскулил, скорчился и стал лизать ему ноги. Сквайр сел на поваленное дерево, а животное начало как ни в чем не бывало рыть носом среди корней. Чарли нащупал в нагрудном кармане пергамент – он был в безопасности.

В этом уединенном месте сквайр снова задумался. Должен ли он сохранить документ, дабы брат после смерти Чарли мог восстановить права на дом? Или ему следует немедленно уничтожить бумагу? Мужчина начал склоняться к последнему решению, и тут его снова напугало протяжное низкое рычание собаки.

Странная игра света – слабое красное свечение, отраженное небом после захода солнца, – теперь придавала сгущающейся тьме зловещую неопределенность. Унылая роща, расположенная в пологой лощине, из-за горизонта, скрытого со всех сторон, навевала особое ощущение одиночества.

Чарльз встал и кинул взгляд на некое подобие ограды, случайно образовавшейся из сваленных стволов срубленных деревьев. Собака стояла с другой ее стороны. Она вся напружинилась и вытянулась, так что ее уродливая голова, казалось, увеличилась вдвое. Сквайр снова ясно вспомнил свой сон. Тем временем между стволами просунулась неуклюжая голова животного, за ней – напряженная удлинившаяся шея, а потом и извивающееся тело, похожее на огромную ящерицу. Пробираясь через бревна, собака рычала и смотрела на хозяина так свирепо, словно собиралась сожрать его.

Быстро, насколько позволяла хромота, сквайр поспешил из этого уединенного места к дому. Вряд ли он сам осознавал, какие мысли проносились у него в голове. Однако когда собака догнала Чарльза, она казалась умиротворенной и даже радостной и вовсе не походила на зверя, который преследовал его в кошмарах.

В тот же вечер, около десяти часов, сквайр, уже порядком напуганный, послал за сторожем и сказал ему, что, мол, собака бешеная и ее нужно немедленно пристрелить. Собаку лучше спокойно убить в оружейной, где она сейчас находится. Пара дробин в драпировке не имеет значения, зато у пса не останется шансов сбежать.

Чарльз вручил сторожу двуствольное ружье, заряженное крупной дробью. Сам он в оружейную не пошел, но перед дверью остановил слугу и положил ладонь на его руку, державшую ружье. И сторож потом говорил, что рука хозяина дрожала и он выглядел «белым как молоко».

– Слышишь? – прошептал сквайр.

Собака, опять явно в сильном возбуждении, металась по комнате – угрожающе рычала, вскакивала на табурет у окна и снова прыгала на пол, бегала кругами.

– Будь начеку. Имей в виду – не дай ему шанса проскользнуть мимо, понимаешь? Разряди в него оба ствола! – велел Марстон.

– Это не первая бешеная собака, которую я прибил, сэр, – заверил его слуга с очень серьезным видом и вскинул ружье.

Когда сторож открыл дверь, собака бросалась на решетку нерастопленного камина. Он рассказывал потом, что «никогда не видел такого пристального и свирепого дьявольского взгляда». Зверь сделал вираж, будто собираясь прыгнуть в дымоход – «но туда ему было не протиснуться» – и завыл. Причем не как собака, а как человек, попавший в мельничные жернова. И прежде чем зверь бросился на сторожа, тот выстрелил в него из одного ствола. Пес прыгнул на него, перекатился кувырком и, упав на пол, получил второй заряд в голову, вереща у ног сторожа!

– В жизни не видел ничего подобного, не слышал такого визга! – пробормотал сторож, отшатываясь от пса и выходя из оружейной. – У меня странное чувство…

– Он… совсем мертв? – спросил сквайр.

– Не шевелится, сэр, – сказал сторож, волоча животное за загривок по полу.

– Немедленно выбрось его за дверь, – приказал Чарли. – И не забудь вынести за ворота сегодня ночью. Старый Купер говорит, что это оборотень. – Бледный сквайр улыбнулся. – В Гилингдене нельзя его оставлять.

Никогда еще человек не испытывал такого облегчения, как Марстон в тот момент. Целую неделю после этого он спал как младенец.

Если у человека появляются какие-либо благие намерения, надлежит действовать незамедлительно. Ибо существует в душе определенная тяга к злу, которая, если пустить ее на самотек, приведет к плачевному результату. Так и наш сквайр: в момент суеверного страха он решился на большую жертву и собрался действовать честно по отношению к Скрупу. Но скоро справедливое решение уступило