Онмёдзи - Баку Юмэмакура Страница 11

— Со мной сейчас мышь заговорила! Сэймей, она говорила твоим голосом, — сказал Хиромаса, сев рядом с Сэймеем. Сэймей протянул руку, подцепил сушеную иваси, разорвал ее и кинул в сад. Раздался писк, и стоявшая там на земле мышь деловито запихала в рот брошенную Сэймеем рыбу. С иваси в зубах мышь исчезла в траве.

— Я сейчас эту мышь отблагодарил, — сказал Сэймей.

— У тебя никогда не поймешь, что и как происходит, — простодушно сказал Хиромаса. Он сидел, выпрямив спину.

Ветер снова принес сладкий запах. Хиромаса посмотрел в сад. В глубине белыми точками цветов оделся безротик — капский жасмин.

— Нет, но как же хорошо пахнет безротик! — сказал Хиромаса, и Сэймей улыбнулся:

— Как необычно…

— Необычно? Что именно?

— Не думал я, что ты, как придешь, еще даже и саке не пригубив, начнешь говорить о цветах…

— У меня тоже бывает настроение замечать красоту!

— Знаю, знаю. Ты — хороший человек. — Сэймей подхватил чашечки и налил в них саке.

— Я сегодня не саке пить пришел!

— Но ведь и не отказываться же от саке пришел?

— Сладкие твои речи!

— Это саке еще слаще! — Сэймей уже держит чашечку в руках. Хиромаса все так же с прямой спиной, взял в руки чашечку.

— Итак?

— Да, — сказав так друг другу, они осушили свои чашечки. В опустевшие чашечки налил саке по второму кругу Хиромаса.

— Здоров ли господин Тадами? — сказал Сэймей, поднося вторую чашечку саке ко рту.

— Да. Иногда, когда я дежурю вечером, вижу его, — ответил Хиромаса.

Господин Тадами — это Мибуно Тадами, который на состязании в стихах в марте прошлого года сочинил стихотворение, и, когда оно проиграло стихотворению, сочиненному Тайра-но Канэмори, Тадами умер, перестав есть.

Стих Тадами:

Полюбишь меня,

мне ж имя не время

пока говорить тебе:

Когда мало знаешь, тут

начинаются чувства.

А вот стихотворение Тайра-но Канэмори:

«Прокрадусь тайком!» —

появилось на лице.

О, моя любовь!

Я думаю о тебе.

Никто не усомнится.

Причина того, что Тадами болезненно не мог есть, была в этом проигрыше, такой слух ходил при дворе. А неупокоенный дух проигравшего поэта иногда являлся во дворце. Он проходил в темноте, читая стих своего сочинения «Полюбишь», и пропадал. Вот такое безвредное это было привидение.

— Слушай, Хиромаса.

— Чего?

— А пойдем в следующий раз, послушаем стих Тадами. Саке возьмем…

— Не болтай ерунды! — Хиромаса возмущенно посмотрел на Сэймея.

— А что, плохо, что ли? — за разговором Сэймей не забывал подносить ко рту саке.

— Я, знаешь ли, последнее время нахожусь в состоянии крайне угнетенном. Мне все только и делают, что рассказывают про разнообразные привидения.

— Да? — Сэймей, грызя рыбу, посмотрел в лицо Хиромасе.

— Ты слышал, что Правый великий министр из рода Оно-но-мия, Санэцугу, видел это?

— Нет еще.

— Кажется, где-то семь дней назад? Когда Санэцугу возвращался домой после визита в императорский дворец, он ехал к югу по Большой дороге Омия. И увидел перед телегой маленькую вазочку для масла.

— Хм.

— И эта вазочка для масла, словно живая, прокатилась перед телегой, и пока Санэцугу смотрел, что это за подозрительная вазочка такая, она остановилась перед воротами некой усадьбы.

— Ну и?

— А ворота были закрыты, и внутрь не зайти. Тогда вазочка начала подпрыгивать, чтобы долететь до замочной скважины. И, когда, наконец, допрыгнула, сквозь замочную скважину залетела внутрь.

— Как интересно… — пробормотал Сэймей.

— Санэцугу вернулся домой, но ему не давал покоя этот случай, и он приказал людям сходить посмотреть, что в том доме творится.

— Так, так. Ну и, в том доме кто-нибудь умер?

— Угадал! Посланный посмотреть человек рассказал Санэцугу, что в том доме была молодая девушка, она долго болела и не вставала с постели. И в тот день, в полдень, она внезапно умерла. Вот что было!

— И такое бывает…

— Бывают же такие злокозненные духи — мононокэ…

— Возможно, бывают.

— Слушай, Сэймей, а вот не люди и животные, а вещи, они творят чудеса?

— Само собой! — уверенно сказал Сэймей.

— Это ж вещи, неживые вещи!

— Даже в неживой вещи живет дух.

— Не может быть.

— Может быть. Дух живет в любых вещах.

— И в вазочке для масла?

— Да.

— Как-то не верится…

— И не только в вазочке! Даже в валяющемся вон там камне есть дух.

— Почему? В людях и зверях есть дух, это я понимаю. Но почему в вазочке и камне живет дух?

— Ну-ну, значит, то, что у людей и зверей есть дух — это не странно?

— Самой собой!

— Ладно, спрашиваю. Почему не странно, что у человека и зверей есть дух?

— Это… — начал говорить Хиромаса и умолк. — Непочему! В людях и зверях есть дух — это само собой.

— Вот и почему же?

— Потому… — еще раз начав говорить, Хиромаса снова умолк. — Я не знаю, Сэймей! Я вроде бы знаю, но вот подумал, и вдруг перестал понимать… — прямо сказал Хиромаса.

— Пойми, Хиромаса, если не странно, что в людях и зверях есть дух, то тогда не странно, что в вазочке и камне есть дух.

— Хм.

— Если странно, что в вазочке и камне есть дух, тогда странно, что в человеке и зверях есть дух.

— Хм.

— А вот, Хиромаса, собственно говоря, дух — что это такое?

— Не спрашивай меня о сложных вещах!

— Дух — это то же, что и сю.

— Опять сю?

— Можно, конечно, рассматривать и сю, и дух как разные вещи, но можно рассматривать и как одинаковые. Зависит от точки зрения.

— Да?.. — кивает Хиромаса. В его глазах нет и проблеска понимания.

— Например, предположим, что здесь есть камень.

— Да.

— Иначе говоря, он изначально, с момента появления, несет на себе заклятие-сю «камень» как свою судьбу.

— Да.

— И вот, я возьму этот камень, кого-нибудь им стукну и убью.

— Да.

— Итак, этот камень — камень или оружие?

Хиромаса тихонько помычал, а потом сказал:

— Мм… Это будет и камень, наверное, и оружие тоже, да?

— Именно, Хиромаса! Ты правильно понял!

— Ну, понял, — с простоватым лицом кивнул Хиромаса.

— Вот и то, что сю и дух — одно и то же, оно в этом смысле.

— Гм.

— Получается, что я на вещь, которая камень, наложил сю — заклятие «оружие».

— Слушай, да. Ты же как-то говорил, что имя — самое короткое сю…

— Среди сю есть разные