Бретт Кинг - Радикс Страница 11

Шоу придвинул кресло, уселся в него задом наперед, обнял сильными руками спинку.

Он снова заметил, как она теребит короткие пряди над ухом:

— Всегда ходила с длинными волосами, я прав?

— Да, до самого прошлого вторника. — Она выразительно взмахнула рукой. — Обкорнала сразу дюймов на тринадцать. Голове сразу стало легче, — Кори опустила глаза и добавила: — Мама у меня умерла от лейкемии. И в память о ней я пожертвовала свой конский хвост благотворительной организации «Локоны и любовь». Они делают парики для детишек, облысевших после сеансов химиотерапии.

— Что ж, очень мило с твоей стороны. — Мак опустил подбородок на скрещенные руки. — Ты первая, Кори. Давай, выкладывай свой секрет.

— Ладно, так и быть. Я учусь на первом курсе университета Джона Хопкинса. Хочу стать психологом. Или, по крайней мере, неделю назад хотела.

— А теперь передумала? Увидев, как у нас все здесь, да?

— Не знаю, — ответила она и принялась пристально разглядывать свои ногти с французским маникюром. — Возможно, — девушка вздохнула. — Этой осенью курс по психологии у нас стал читать один профессор. Джой Берта.

Мак кивнул:

— Знаю. Пересекались пару раз. Хороший парень.

— Но к чему запирать в психушках здоровых людей?

— Посмотреть, способны ли врачи отличить действительно больного человека от псевдопациента. Заметь, ни одному из штатных сотрудников и в голову не пришло, что к ним поступили совершенно нормальные люди. Просто это клеймо, шизофрения, оно словно всех ослепило. Ну, вернее, почти всех. Реальные шизофреники сразу определили, что эти люди здоровы. Вот ирония судьбы, верно? — Кори рассмеялась. — Подходит один парень и спрашивает: «Ты почему здесь? Ведь ты не сумасшедший!» А еще один настоящий пациент сразу понял, что здесь проводится эксперимент.

Мак усмехнулся.

— Так и слышу, как этот псевдобольной отвечает: «Да, не сумасшедший, но только никому не говори!»

— Вот именно. Исследования Розена привели сообщество психиатров в полное смятение. Ему удалось доказать, что контекст ментальных симптомов впечатляет больше, нежели сами эти симптомы.

— Да, но это было в семьдесят третьем. Считаешь, что такое может случиться и сегодня?

— Как раз это и собирается выяснить Берта. Поместил меня и еще семерых псевдобольных по разным психиатрическим клиникам. Хотя, в какую именно пойти, мы выбирали сами. Я выбрала эту.

Глаза его сузились:

— Ты пробыла здесь пять дней. Каков вердикт?

— Несмотря на то что вела я себя совершенно нормально, обращались со мной, как с душевнобольной. Вплоть до сегодняшнего дня.

— Когда-нибудь слышал о Саймоне Гутри?

— Конечно, — усмехнулся Мак. — Знаменитый на весь мир психиатр. И его портрет украшает наш вестибюль. Потому как он основал эту клинику.

— Он мой дед. Умер, когда мне было всего четыре. И, увидев в списке Амхерст, я решила пойти сюда.

— Все же любопытно, поймет ли Альберт Ашер, что ты не его пациент?

— К слову об Ашере, — подхватила Кори. — Теперь твой черед. Расскажи мне о его таинственном пациенте.

— Я сделаю даже больше. Вот кончится моя смена и познакомлю тебя с этим пациентом. Поверь, такого психа ты еще никогда не видела!

Глава 6

Варена, Италия

Эрих Мецгер не существовал. Такова была его биография.

Один из агентов Интерпола описывал его как «наиболее опасного убийцу на планете». Определенно самого дорогого, думал сам Мецгер. И уж точно самого лучшего.

Его наняли убить собственную мать.

Он понимал, почему эти люди так хотели смерти Труды Мецгер. После падения Берлинской стены она стала влиятельным политиком, успешно борющимся с операциями на черном рынке. Враги поклялись убить ее. Единственная проблема: кто станет убийцей?

Он взялся за это задание лишь потому, что мог дать ей гуманную смерть.

Уж он-то позаботился о том, чтоб Труда Мецгер не страдала.

Убив мать, он обнаружил, что может выполнять эту работу, не испытывая никаких душевных мук. После ее смерти исчезли страх и дурные предчувствия. Он вдруг понял, что отныне от них свободен. И не то чтобы ему нравилось убивать. Нравилось другое: доведение этого процесса до совершенства. Но сегодняшний заказ обещал быть приятным сам по себе.

Он дожидался генерала Сантьяго Рохаса на вилле восемнадцатого века, уютно угнездившейся в Итальянских Альпах. Старик воспользовался гостеприимством своих поклонников и нашел убежище в сонной рыбацкой деревушке на берегу озера Комо. Лишь несколько человек знали о пребывании здесь Рохаса. Ему доводилось не раз переезжать с места на место. То был вопрос выживания.

Названный в честь столицы Сантьяго, генерал Рохас правил своей родной страной Чили железной рукой. К власти он пришел путем кровавого военного переворота, самого жестокого в истории страны, а затем его диктаторский режим сокрушал каждого, кто осмеливался выступить против. Генерал лично наблюдал и руководил пытками и казнями политзаключенных и подозреваемых в левых взглядах самого разного толка — среди них были фермеры, политики, школьные учителя, банкиры, простые фабричные рабочие. Он был жестоким садистом, в сравнении с его пытками жестокость Удая Хусейна[11] казалась детской забавой, сравнимой разве что с шалостями ребенка, из любопытства отрывающего крылышки насекомым.

Мецгер помнил один случай, превзошедший все остальные. Некий британский журналист взял на улице интервью у матери-одиночки, и она не самым лестным образом высказалась о режиме генерала. Той же ночью Веронику Пиньера арестовали, увезли из дома, где остались дети. Ее поместили в тесную камеру в Ла Монеда, во дворце чилийского президента.

Через несколько дней она предстала перед Рохасом, и тот избивал ее резиновым шлангом. Затем применяли электрошок — по три раза на дню, до тех пор, пока у Вероники не начались судороги. Потом диктатор распорядился привести ее сыновей, двух маленьких мальчиков, чтобы те наблюдали за мучениями матери. Они смотрели, а генерал Рохас вынимал из коробки и разбрасывал по ее обнаженному телу жуков, питающихся мясом. Вероника Пиньера дико кричала, пока алчные паразиты впивались ей в кожу. Смерть, мучительная и долгая, наступила лишь через несколько часов.

Если бы проводились Олимпийские соревнования по пыткам, размышлял Мецгер, генерал бы с ног до головы был увешан золотыми медалями. Миллионы людей со всего мира требовали суда над палачом, все, кроме американских спецслужб. ЦРУ вело тщательный учет всех его преступлений против человечности, но не трогало, поскольку генерал был союзником в борьбе с коммунистической угрозой в Южной Америке.