Максим Дегтярев - Ок-но Страница 12

— Не означает ли повышенная активность ДАГАРа то… — Алистер сделал многозначительную паузу, — …что они что-то или кого-то нашли?

— Не приведи господь! — тихо воскликнул Рассвел.

— Профессор, — обратился я к нему, — какая, по-вашему, может быть связь между космологическими исследованиями и проблемой поиска сапиенсов?

— В такой формулировке, связей может быть сколько угодно. Но вы, вероятно, имели в виду исследования лаборатории Нибелминуса и ИХ связь с поиском сапиенсов. Честно говоря, не имею ни малейшего понятия, чем Нибелинмус способен помочь Галактической Разведке. Лаборатория занимается локальными гравитационными аномалиями, проще говоря, локальными пространственно-временными катастрофами. Эта область теоретической физики — даже, скорее, математики. Нет, ума не приложу…

Вопреки этому, он задумался.

Алистер оглядел стол и сказал, что по его мнению на столе чего-то не хватает.

— Забыл на кухне, — небрежно бросил Рассвел, раздосадованный тем, что его мысли были кем-то прерваны, и снова углубился в размышления.

Адвокат сходил на кухню и принес поднос с сэндвичами.

— Джулия рассказывала, что из себя представляет этот Мартин? — спросил я у Алистера.

— Совсем коротко. Работает у них два года, закончил Кембридж, молод — около тридцати, Нибелинмус его недолюбливает, но вместе с тем уважает. Думаю, профессору стоит поговорить с Нибелинмусом насчет Мартина, — и Алистер покосился на Рассвела. — Профессор, вы помните такого студента, фамилия его Мартин. Дин Мартин.

— И давно он закончил?

— Лет шесть назад. Вы в то время еще преподавали.

— Имя знакомое, — пробормотал Рассвел. — Да, кажется был такой студент. Но у меня он не учился. Почему вы спросили о нем?

— Мы пришли в выводу, что кассету с записью взял он.

— Вот как… И каким образом вы пришли к такому выводу?

Алистер изложил наши аргументы, затем продолжил:

— Либо Нибелинмус лично связан с ДАГАРом, либо подозревает, что кто-то из сотрудников передает информацию разведке. Джулия просто подвернулась под горячую руку.

— В любом случае, не надо говорить Нибелинмусу о Мартине, — сказал я. — Сначала последим за ним — за Мартином, я имею в виду. Слежку я беру на себя.

— Получится ли? — засомневался адвокат. — Ты плохо знаешь страну, говоришь с акцентом…

— Сойду за туриста.

— Хм, путешествующего автостопом, — оглядев мой наряд, усмехнулся Алистер.

— Для слежки это в самый раз! Но сначала мне нужно поговорить с мисс Чэпмэн, хорошо бы она захватила снимки…

— Ага, снимки, план института, схему канализации… Знаю, чем все это закончится. — Алистер, очевидно, намекал на тот неприятный случай, произошедший во время нашего совместного расследования. Ну откуда, спрашивается, мне было знать, что на Гесионе-А канализационные люки в два раза уже стандартных. А плечи у меня, сами знаете…

— Хорошо, пускай сама покажет мне Мартина. Издалека.

— Издалека? Не ты ли мне говорил, что для тебя все земляне на одно лицо?

— Не я.

— Тогда подумаю, — кивнул Алистер.

— Федр, вы живете в Фаон-Полисе? — неожиданно подал голос Рассвел.

(Вообще-то меня зовут Фёдором, но, как правило, люди берут на себя труд произносить верно лишь первый звук "ф", комкая все остальное кому как вздумается. Поэтому я везде буду использовать среднестатистический вариант «Федр» — тем более что меня он вполне устраивает.)

— Да, там живет четыре пятых нашего пятидесятимиллионного населения.

— И Алексеев, он тоже живет в Фаон-Полисе.

Я должен был обрадоваться этому или огорчиться? Никакого Алексеева я не знал.

— А кто он?

— Астронавт-спасатель.

— Кажется, меня он не спасал…

— Нет-нет, — замотал головой Рассвел, — я не имел в виду, что вы должны быть знакомы… Имя всплыло из памяти, когда Гордон сказал, что вы с Фаона. Теперь я понимаю, почему я вспомнил именно его, хотя мы встречались лишь единожды — здесь, в этом доме. Это было в мае прошлого года, он ненадолго прилетал на Землю. И после нашего разговора, я вот так же точно сидел перед камином и размышлял…

Он замолчал.

— О спецслужбах? — предположил я.

— Вы мне не рассказывали, — заметил Алистер.

— Нет, о спецслужбах мне ничего не известно. В Секторе Улисса на одной из станций произошла катастрофа. Из пятерых членов экипажа я лично знал только Стахова, — он, как и я, изучал гравитационные аномалии. И еще там был биолог Милн, о котором я никогда не слышал до мая прошлого года. Алексеев участвовал в расследовании причин катастрофы. Он сказал, что Милн перед самой смертью послал странное сообщение, где говорилось, что я в чем-то оказался прав. И тогда, год назад, я сидел в этом кресле и размышлял, которая из моих гипотез имеет отношение к той катастрофе.

— А те, как их, пространственно-временные катастрофы… — начал было я.

— Терминологическое совпадение, — отрезал Рассвел. — В математике катастрофами называют не те катастрофы, что происходят в жизни.

— А что произошло в жизни?

— В жизни произошла смерть… Простите, я хочу сказать, что все члены экипажа погибли.

— Отчего они погибли?

— Один умер от заражения. Один был убит. Об остальных доподлинно ничего не известно: станция полностью сгорела.

Алистер присвистнул, поэтому Рассвел не расслышал то нецензурное словцо, которое вырвалось у меня против воли.

— Что тебя так удивило? — спросил Алистер.

— Убийство. Профессор, вы не ошибаетесь? Там действительно произошло убийство?

Рассвел опустил локоть на подлокотник и сжал большим и средним пальцами виски.

— Насколько я понял Алексеева, факт убийства следует считать доказанным. Даже известно, что убийство произошло в тот момент, когда Милн составлял сообщение, адресованное мне. Милну удалось его послать неоконченным. Знать бы, в чем, как считал Милн, я оказался прав.

— А потом вы с Алексеевым не переписывались? — спросил Алистер.

— Я писал ему, выдвинул кое-какие предположения, но он не ответил. Первое, что приходит в голову — ему запретили обсуждать итоги расследования с кем бы то ни было. Или — персонально со мной.

— Что за предположения вы выдвинули?

Профессор замялся:

— Их было несколько. Несколько гипотез, которые я в свое время защищал, и которые не были восприняты всерьез моими, с позволения сказать, коллегами. Милн сообщил так мало, что я не придумал, на которой из них остановиться. Выбрал десять наиболее перспективных и послал Алексееву.

— Ему было нелегко выбирать, — заметил адвокат. — Он же не ученый.

Рассвел возмутился:

— Полагаешь, от ученых больше толку? Как по твоему, почему новые идеи ученые принимают в штыки, пока их автор жив, но стоит автору умереть, идеи тут же находят сторонников?