Следователь и Демон - Александр Н. Александров Страница 13

Как и все Другие создания до четвертой категории включительно, домовые избегают встреч с людьми, однако, при необходимости, на контакт идут довольно легко, чувствуя себя при этом весьма непринужденно. Известно множество документированных случаев, когда домового можно было вызвать вообще без традиционных ритуалов, а также некоторое количество домовых, активно искавших контакта самостоятельно (пример: небезызвестный Кузьма из столичного многоквартирного дома).

Домовые, тем не менее, создания довольно посредственного ума, однако характерная для всех Других существ интуиция (на грани предвиденья) зачастую делает их интересными собеседниками. К сожалению, от домовых (как, в принципе, и от прочих Других) мы мало что можем узнать о природе Других существ или пространствах, где они обитают, но это, скорее, не вина домовых, а вопрос ограниченности имеющегося у людей словесного аппарата.

Причина и смысл существования домового — охрана дома, в котором он живет, причем под словом „охрана“ следует понимать весьма широко. Домовые берегут дом от пожаров, удара молнии, клопов, крыс, а также зловредного колдовства базового уровня (сглаз, простая порча). Они также способны на мелкий ремонт садового инструмента (как правило), половых щеток, лавок, чистку дымохода (оч. часто), и даже починку мебели, крыши и стен (отдельные редкие случаи). Как и прочие Другие в пределах своей зоны обитания домовые наиболее сильны, однако способность этих созданий к таким вещам как простой телекинез, ударные кинетики и элементарная трансформация материи прокладывает между домовыми и другими созданиями шестой категории непреодолимую пропасть. Более того: доподлинно известно, что домовые уничтожают таких зловредных Других как Буки и Пылевки. Не известно ни одного случая, когда в доме, где обитал бы домовой поселилась Бука, а поскольку последние относятся к Другим созданиям пятой категории, то относить домовых к шестой еще более глупо (читатель может упрекнуть автора этих строк в ошибочной логике и попытках поставить змею на эволюционной лестнице выше тигра по той причине, что змея может убить тигра своим ядом, однако стоит помнить, что распределение Других по категориям опирается как раз на фактический уровень силы последних).

Домовой никогда не живет в пустом доме. Если хозяин покидает дом и переезжает в новый, домовой следует за ним (существует даже специальный ритуал приглашения „домового дедки“ на новое место жительства). Если условия существования в доме становятся неприемлемыми для домового (разлады в семье домовладельца, наплевательское отношение к состоянию постройки, постоянный шум, прямое оскорбление домового), то он переезжает в свободный дом (без домового духа, но с хозяевами). В случае смерти хозяина дома, домовой покидает наше пространство навсегда.

Близость домовых к человеку и дружественность этих созданий стали причиной того, что домовые — наиболее изученный вид Других. Доподлинно известно, например, что эфир формирует новых домовых на основе психического слепка хозяина дома и собственной ауры строения. Домовой — всегда нечто среднее между домом и его хозяином. Выражаясь профанически, домовой — частичка души хозяина дома растворенная в памяти самого дома. Так, деревенские домовые, как правило, неразговорчивые работяги, в то время как домовой дух английского замка может отличаться запредельной чопорностью и довольно высоким интеллектом.

Цеховые — крайне интересный подвид домовых. И дело не только в том, что эти создания научились выживать в неблагоприятных условиях цехов мануфактур — это лишь одна из причин по которым цеховых стоит изучать самым тщательным образом. Домовой, например, в доме всегда живет в единственном экземпляре, в то время как цеховых в цеху может быть довольно много…»

Фигаро отложил ручку и помассировал уставшее запястье. «А в самом деле, — подумал он, — что писать о цеховых? Ими ведь почти никто не интересуется, а зря: история этих созданий — настоящий темный лес. Вот ведь как бывает: прямо под носом происходи что-то по-настоящему удивительное, а все ходят с кислыми минами и думают: ну, это мы уже проходили. Скукота…»

Он взял в руку бокал с Бальзамом Ста Мудрецов, сделал маленький глоток и улыбнулся.

«Завтра. Завтра займусь Пружинной вплотную. А сегодня… Пройдусь-ка я вечерком к этом Флаффу. Не валяться же весь день в кровати, в конце концов…»

Фигаро встряхнул перо и принялся писать дальше. За окнами уныло выл ветер.

…Представитель следственной комиссии при Бюро патентов господин Флафф поднял фотомашину, покрутил колесико на корпусе, заглянул в стеклянный глазок, прицелился и нажал на рычаг. Устройство щелкнуло.

— Не понимаю, — проворчал Фигаро зябко потирая руки, — зачем вы снимаете кирпичную стену? В целях расследования? Собираете улики?

— А вам больше нравятся салонные котята с букетиками? — Флафф рывком плунжера зачехлил использованную кассету и спрятал светозащитную коробочку в карман.

— Что вы, упаси боже! Просто я, признаться, далек от современных тенденций в искусстве. Снимать стены — это что-то из нигилистических веяний?

Они стояли в заснеженном парке рядом с административным корпусом Пружинной фабрики. На черных остовах давным-давно засохших деревьев догорали последние блики заката и мороз, осмелев, уже начинал ощутимо щипать следователя за уши.

— А, — засмеялся Флафф, — вы, наверное, имеете в виду тех столичных девиц, которые снимают на древние фотомашины свалки и телеграфные столбы? Да, с этим у нас беда; прямо какая-то эпидемия. Фотоальбомами этих юниц завалены все лавки при ателье; их никто не берет, потому как они и даром никому не нужны, но меньше их не становится, а девицы потом пишут в «Столичные Дребези» в колонку «Исповедь тонких душ» и впадают в показательную меланхолию.

— Ужас! И как с ними борются?

— Да они сами с собой хорошо справляются. — Флафф снова захохотал. — У них есть специальные клубы, куда они ходят хвалить творения друг дружки, а потом томно курить опиум и хлестать абсент. В столице уже четыре таких гетто; самое известное — «Надкушенное яблоко» рядом с мусоросжигателем. Говорят, у них там чашечка кофе идет за пол-империала.

— Ужас! Это что, кофе из золотой пыли?

— Нет, простой дешевый «Арарат». Но им об этом знать не обязательно, хе-хе… Нет, Фигаро, я делаю снимки исключительно для души. Вот вытащу когда-нибудь их из старой коробки и вспомню молодость… Но, в любом случае, эти фотографии будут иметь значение только для меня, равно как и моя память.

Они неспешно двинулись вдоль низкой ограды за которой тянулся ряд строений отдаленно напоминающих блиндажи. Где-то под землей шумели в каменных трубах воды реки.

— По нашему вопросу… — Флафф протянул Фигаро тонкую папку, которую все это время нес подмышкой. — Вот все, что я здесь нарыл за время работы: стенограммы допросов, личные наблюдения, показания свидетелей, информация от агентов и